ŕm.

Некоторые люди слишком рано начинают печалиться. Кажется, и причины никакой нет, да они, видно, от роду такие. Уж очень всё к сердцу принимают, и устают быстро, и слёзы у них близко, и всякую беду помнят долго, вот и начинают печалиться с самых малых лет. Я то знаю, я и сам такой.

Мы действительно должны понять человека, которого мы хотим любить. Если наша любовь – это только желание обладать, то это не любовь. Если мы думаем только о себе, если мы знаем только свои нужды и пренебрегаем нуждами другого человека, мы не можем любить. Мы должны смотреть глубже, чтобы увидеть и понять нужды, устремления и страдания человека, которого мы любим. Это основа настоящей любви. Вы непременно будете любить другого человека, когда вы по-настоящему поймете его.

Рядом с ним ты ребенок, дождавшийся рождества.
Рядом с ним все становится просто как дважды два. Твой набитый тревогой портфель — за его плечом. Ты не думаешь ни о чем.

Рядом с ним всё, что кроме, теряет и цель, и вес. Ин — ребро. Ты — в ребре бесконечно счастливый бес,
напевающий «love me tender» себе под нос. Мир послать к чертям? — не вопрос.

Смейся, щурься на солнце, на площади в дождь танцуй.
Рядом с ним ты — подлец, которому всё к лицу: от рубашек его, до собственной наготы.
Рядом с ним ты —
ты.
⠀⠀

«где-то в моем сердце, в потайном уголке моего существа живет эта мысль: мир может рухнуть в одночасье. Если я не буду знать, что является для меня самым важным в каждый конкретный момент, то не сумею противостоять своей тревоге. Если постоянно не следить за своими страхами, они начнут множиться и в мгновение ока разрушат мой мир.»

💀Я понял, что никогда не просил слишком много, я просто просил не того человека. Правильный человек свернёт горы для тебя, а не спрячется за ними.

И в конце концов ты утешишься.

Улыбка будет мягкой и усталой, как первый весенний ветер, как мамина ладонь на твоей щеке, как нежные объятия после момента долгих-долгих слез. Как первая в жизни влюблённость, как самая лучшая в мире дружба, как рассвет после долгой бессонной ночи, разгоняющий страхи вновь.

Ты утешишься, моя любовь.
Всегда утешалась.

Попробуешь стать счастливее.

И в конце концов ты утешишься: всегда утешаешься, когда ждёшь этого меньше всего.

Посмотри вокруг — зима мягко плачет о чем-то ушедшем, смиренно ложится на землю чистым и незапятнанным — весна вернётся солнцем и молчаливым счастьем, как делала это всегда.

Моя любовь. В нашем старом дворе до сих пор звенят отголоски голосов и твои старые фотографии по-прежнему хранят тепло твоего нетронутого миром сердца — оно по-прежнему там, по-прежнему самое драгоценное. Расскажи о том, где ты обронил своё детство. ничего страшного, если не помнишь — морозные звёзды переливаются светом и отдаются воспоминаниями глубоко-глубоко в душе: так ласково, так мягко.
Морозные звёзды живут веками, и сохранят твою историю даже тогда, когда ты сам перестанешь этого хотеть.

Мне снится любовь, и просыпаюсь я с мыслью о том, что я, наверное, все это выдумал. Во сне мне спокойно, как под толщей снега. Разве может такое быть, что человек не умеет любить. Я не был влюблен так давно, что не могу вспомнить, было ли это когда-то на самом деле.

Во снах я чувствую так много, что иногда становится страшно. В реальности — мне до невозможного равнодушно, до пугающего все равно. Принимать чужую любовь, как ценный подарок, и беречь её, как умеешь, но не быть способным на большее. Всё в тебе атрофировалось, всё парализовано застарелым древним страхом.

Бояться, что чужая боль пойдет тебе в карму. Всё возвращается — любовь и ненависть. Мне вернётся, и боюсь я и первого, и второго.

Быть влюбленным больно, но весело. Быть бесчувственным безопасно, но страшно.

Теперь все равно, что о тебе говорят, если только продолжают говорить. Всё равно, что увидят, если продолжают следить. Всё равно, с кем все те, кто обещал быть рядом, если в итоге не с тобой.

Всё равно. Всё это такая мелочь.

Записи о воспоминаниях всегда привлекают наибольшее внимание. Может, потому что я умею писать о них красиво. Наверное, о всём, что болело или продолжает болеть, я всегда пишу с особым трепетом. Печаль и нежность к чему-то неуловимому, больше мне недоступному, всегда была для меня корнем всего искусства.

Я верю, что позволь я продолжить себе писать о любви, это место было бы в два раза больше. Но писать о любви в моем случае — ломать и предавать себя снова и снова с каждой новой строчкой. Позволь я писать себе о памяти, о людях — я смогла бы это вынести, но память не дает двигаться дальше, перерастает в зыбкий уютный сон. В нём хочется остаться навсегда, из него так сложно бывает выбраться.

Мне не о чем писать в моем настоящем. Я живу, как умею жить: размеренно, насколько выходит — спокойно. Моя жизнь больше не та, что раньше, в ней нет ни боли, ни той трогательной раздирающей любви. О подобном скучно читать. Подобное не находит отклик.

Но я хочу продолжать делать то, что делает меня собой. Научиться писать о счастье так, как если бы писал о боли — с полной отдачей, вкладывая в текст всего себя. Делать то, что любишь, и при этом не предавать себя — это то, к чему я стремлюсь сейчас.

Это место пережило столько изменений, столько разных версий меня. Мне нравится думать, что здесь я остаюсь наиболее честным.