Обречённый чилл последнего дня отпуска, в который надо всё успеть и ещё отдохнуть, тошнотворное ощущение уходящего в тёплый день времени. Я проснулся, налил вискаря на пару пальцев и поехал в район, где заводы, склады, а ещё мутные гаражи, что живут беспалевной жизнью серого сектора экономики. Где-то там была база по сборке, упаковке и доставке грева для фронта и победы.
Я спустился в метро, прошел мимо пузатых уёбищ из транспортной безопасности, мимо скучающих ментов и дождался вагона. В вагоне, набитом заводчанами, спешащими за субботней переработкой за двойной тариф, воняло какими-то пидорами, с хуевым парфюмом, нестиранным бельём и немытыми телами, вонь стояла такая, что ощущалась даже моими выгоревшими ноздрями. Я уселся рядом с тремя довольно смирными зумерами и уткнулся в книгу. На следующей станции в вагон зашли две самки среднеазиатского гука с личинками ценных специалистов и тут какая-то манда завизжала, что сидят молодые, места детям с женщинами не уступают. Зумеры, вместо того, чтобы послать ебаную корову нахуй, дружно встают и уступают, самки гуков усаживаются, а корова сообщает, что меня это тоже касается, в ответ на что я показываю ей finger и погружаюсь в "Запретные цвета" Мисимы, где пидорасы ебутся в жопы, а корова что-то мычит.
Выхожу, тащусь среди заборов и ворот, мимо сосущих энергосы охранников, мимо их блохастых друзей, среди вездесущей самарской пыли, грязных фур и подержанных ебалаек.
В нужном гараже я хлопаю ещё рюмашку, приезжает CUMASS, в который мы грузим грев, я объясняю экипажу машины что к чему и кому нельзя сдавать грев ни в коем случае, потому, что этот гнилой пидор продаст бензачи, причем тебе же, причем не моргнув глазом.
Машина уезжает, я снова хлопаю рюмашку и совершаю обратный путь, зависнув по пути в кофеиновой, растолкав охуевающие от последнего звонка и предстоящих экзаменов тела теперь уже не школьников.
Мой поезд едет, мои вещи собраны, мои дела не закончены, я закрываю глаза и в гаснущих пятнах солнечного света я вижу лица
Я спустился в метро, прошел мимо пузатых уёбищ из транспортной безопасности, мимо скучающих ментов и дождался вагона. В вагоне, набитом заводчанами, спешащими за субботней переработкой за двойной тариф, воняло какими-то пидорами, с хуевым парфюмом, нестиранным бельём и немытыми телами, вонь стояла такая, что ощущалась даже моими выгоревшими ноздрями. Я уселся рядом с тремя довольно смирными зумерами и уткнулся в книгу. На следующей станции в вагон зашли две самки среднеазиатского гука с личинками ценных специалистов и тут какая-то манда завизжала, что сидят молодые, места детям с женщинами не уступают. Зумеры, вместо того, чтобы послать ебаную корову нахуй, дружно встают и уступают, самки гуков усаживаются, а корова сообщает, что меня это тоже касается, в ответ на что я показываю ей finger и погружаюсь в "Запретные цвета" Мисимы, где пидорасы ебутся в жопы, а корова что-то мычит.
Выхожу, тащусь среди заборов и ворот, мимо сосущих энергосы охранников, мимо их блохастых друзей, среди вездесущей самарской пыли, грязных фур и подержанных ебалаек.
В нужном гараже я хлопаю ещё рюмашку, приезжает CUMASS, в который мы грузим грев, я объясняю экипажу машины что к чему и кому нельзя сдавать грев ни в коем случае, потому, что этот гнилой пидор продаст бензачи, причем тебе же, причем не моргнув глазом.
Машина уезжает, я снова хлопаю рюмашку и совершаю обратный путь, зависнув по пути в кофеиновой, растолкав охуевающие от последнего звонка и предстоящих экзаменов тела теперь уже не школьников.
Мой поезд едет, мои вещи собраны, мои дела не закончены, я закрываю глаза и в гаснущих пятнах солнечного света я вижу лица