дел, — продолжал дед.
— А ты всю жизнь не брал. Только горло драл да пил, — взорвалась бабушка.
— А эта блядюга, Надька, как торговала наркотиками, так и будет! – пьяная пунцовость на щеках деда сменилась белыми пятнами.
— Ты не ори, не ори. У Надьки мать сам знаешь кто. И Надька сама знает кому давать. И вся милиция её знает. Надька умная. И участковый не дурак.
— А я что ли дурак, получается? Ну, щас топор возьму и порублю окна все блядюге этой. Посмотрим, кто дурак.
— Ты не ори, дурак. На вот, пей слезы свои. – бабушка подлила деду еще самогонки, и оба успокоились.
Теперь я знал, что торговку зовут Надежда.
Пока я взрослел, жизнь в телевизоре менялась каждый день. Из черно-белой она превратилась в цветную, но жильцы дома будто не замечали этого. Как не замечали соседства милиционера и торговки. Даже когда под Новый год уставший президент заявил, что уходит, никто в доме не отреагировал. Лишь бокалы с шампанским звякнули на секунду позже обычного.
Настоящие перемены всколыхнули двор чуть позже. Летним утром я скучал на детской площадке, гоняя камешек вокруг остова единственных качелей, как прогремела новость: мэра посадили. На улицу посыпали люди, обгоняя и толкаясь, спеша поделиться новостью. Одни причитали, вспоминали построенную мэром дорогу, чистые дворы, порядок в городе, снижение преступности и новые рабочие места; другие зачитывали полосы единственной газеты: «Мэр – взяточник», «Мэр лечил чеченских террористов на турбазе», «Мэр – местный криминальный глава».
Плохое окно на первом этаже захлопнулось и будто скукожилось. Напрасно наркоманы со всего района стучали по стеклу и размахивали перед ним смятыми купюрами: окно Надежды больше не открывалось.
Вечером страсти поутихли, и двор погрузился в привычную провинциальную дремоту, как, разгоняя сиреной детский смех, во двор въехала большая машина. Из её нутра посыпали люди в масках и ринулись к окну. Всего несколько секунд, и решетка была вырвана с корнями, а рэмбо в мешковатой форме штурмовали первый этаж. Улыбаясь в густые усы, неподалеку стоял участковый.
Торговку выводили с другой стороны дома, где скрипела петлями деревянная дверь подъезда. На её голове был мешок, и ребятня так и не увидела лица Надежды.
Надежда покинула наш двор, казалось, навсегда.
Со временем в квартиру на первом этаже въехали другие жильцы, поставили решетку на место и побелили створки. Прихватив с собой пару ребят постарше, в небо унеслась опиантая вонь.
Я почти забыл эту историю, если бы не сегодняшний день. Проходя мимо отчего двора, я увидел широкую надпись аккурат под окном, бывшим раньше плохим. Черная краска на стене была адресом сайта, по которому можно найти клад. И я понял, что Надежда еще жива.