bookakke


Channel's geo and language: Russia, Russian
Category: Other


мое драгоценное мнение о литературе, языке и кино

Related channels

Channel's geo and language
Russia, Russian
Category
Other
Statistics
Posts filter


Forward from: Токсичный Зритель
Пересмотрела «Мастера и Маргариту» и убедилась в том, что романа с Маргаритой у Мастера не было. Это такой же плод его воображения, как и визит Воланда в Москву. Сейчас объясню.

Мастер встречает Маргариту всего два раза. Первая встреча на демонстрации отвлекает его от мыслей о самоубийстве и дарит надежду. Но Маргарита резко обрывает его поползновения фразой “Я замужем”. И даёт напутствие: пишите свой роман о Воланде. И он пишет, но ему нужен читатель. А после судилища в Союзе Писателей он понял, что не может доверять никому, все предали. И он придумывает себе верного союзника — Маргариту.

Ему достаточно было одной встречи с немцем, чтобы написать похождения Воланда и его свиты. А уж нафантазировать любовный роман с красоткой — изи. “Никто не знал о нашей связи, за это я вам ручаюсь”, говорит он Бездомному. Ну ещё бы. И всё у Мастера с Маргаритой классно ровно до того момента, как он видит её с мужем на выходе из театра. Реальность второй раз грубо врывается в его уютный выдуманный мирок. Кукуха Мастера не выдерживает и уходит в штопор. Тогда-то он и меняет “сценарий” своего любовного романа, в котором вдруг начинаются какие-то выяснения отношений и метания. И больше времени проводит с немцем (воображаемым, естественно), который как бы вытесняет Маргариту. Как одна волна безумия вытесняет другую.

Мастера никто не навещает в психушке не потому, что его невозможно найти, а потому что некому. И рукопись ему отдать некому — поэтому он отдаёт её медсестре, в глубине души понимая, что она просто затеряется и никем не будет прочитана. А это для писателя невыносимо. И Мастер фантазирует, о том, как Маргарита получает рукопись, читает её и буквально умирает от горя. Потому что Мастеру, как и любому человеку, нужен кто-то, кто заметит его уход и заплачет о нём. А на страницах своей рукописи он дарит себе отмщение, вечную любовь и освобождение. Когда реальность слишком невыносима, всегда можно прожить насыщенную жизнь в своей голове.

Токсичный Зритель — Подписаться


Книжку вот тут неплохую прочитала, спешу поделиться. У писательницы Аси Володиной в 2022 году вышло аж два дебютных романа: “Часть картины” и “Протагонист”. Второй отхватил какую-то премию и был восхвален критиками. Так что выбора-то у меня, считай, и не было.

Студент философского факультета Академии (в которой без труда угадывается МГУ), выходит из окна общаги. В записке он обвиняет в своей смерти руководство факультета и преподшу по немецкому — за то, что не дают вторых шансов. Самоубийство вызывает у окружающих острый приступ рефлексии: роман состоит из монологов студентов, преподши, сестры и матери героя, декана и даже секретарши декана.

Сольники декана и однокурсников нужны лишь для того, чтобы поупражняться в стиле ловко приравнять Академию к авторитарному государству: неравенство, кадровая селекция, слежка в соцсетях и 70-летние ректор и декан (старые друзья), лица которых лоснятся от ботокса. Весь жир романа скопился в истории матери — страшной сказке про принцессу и бандита. И это вот как раз то самое место, где зарыт литературный клад.

Вывихнутая логика обиды, которой пропитана каждая строчка мамашиной исповеди, передана мастерски. Её рассказ похож на спираль: на каждом витке она не забывает обернуться и вновь упрекнуть, обвинить, напомнить. Чтобы у нас не оставалось никаких сомнений — во всех её ошибках и неадекватных реакциях виноват тот, другой. И да, он виноват. Но где же та грань, за которой начинается её личная ответственность за свои поступки? Она, вообще, есть?

Мать ведёт монолог, адресованный мужу, но в “копии” стоят дети, перед которыми она пытается оправдаться. У всех нас в какой-то момент состоялся этот разговор с мамой, в котором мы сыпали претензиями, а она отчаянно защищалась. "Время было такое, что не приведи Господь. Жрать было нечего, в стране бардак. Отец твой — урод и аномалия". И обида, обида, обида. Обида — слово женского рода не только грамматически, но и по существу. Потому что у мужчины есть 1001 способ обидеть женщину. Изнасиловать, избить, уйти, не платить алименты и издевательски сострить: “корми детей своей кровью”. Всему этому женщина, обездвиженная ребёнком и ограниченная в средствах, может противопоставить только своё отчаяние и обиду. Но это тоже оружие — массового поражения и замедленного действия.

У, простите, Лабковского в новой книге “Привет из детства” есть прямое утверждение, что многолетняя обида сродни хроническому заболеванию. И как любое заболевание, она снижает качество жизни. Всё так. Обида превращает людей в инвалидов, не способных адекватно оценивать ситуацию, себя и окружающих. И отравляет жизнь им и их близким. История матери из “Протагониста” богато иллюстрирует этот сценарий.

На мой взгляд, это настолько самодостаточная тема, что ей можно было бы и ограничиться. Но Ася же дебютант, а дебютанты любят надеть всё красивое сразу. Поэтому тут тебе и хламида с цитатами из греческих трагедий. И перчаточки с масками из эпохи пандемии (смешно сегодня читать про пандемию, как про что-то остросоциальное). И даже лохматый парик Стаса Круглицкого, виртуоза паронимических каламбуров типа “делу время, а потехе щас”. Секретарша декана сыпет похожими исковерканными фразеологизмами, называя себя “серым координатором”. И эта лексическая проработка манеры речи персонажа — очень классный приём, обожаю такое. Но его бы, вместе с цитатами из "Ифигении в Тавриде" и мальчиками с модными психическими расстройствами, можно было приберечь для пары-тройки других романов.


Я не могу, мне надо это сказать — какой же всё-таки охуительный подкаст “Время и деньги”. Для тех, кто имеет привычку слушать подкасты, это вряд ли новость, он давно в топах. Но не все же такие расторопные.

Исторический подкаст о том, как строился бизнес на Руси — со времён царя Гороха (вот прям начиная от рабовладельческого бизнеса) до развала Совка — безупречно написан и исполнен Андреем Аксёновым. Для меня самыми интересными оказались эпизоды про экономические эксперименты большевиков и советской власти: упразднение денег, торгсин, коммунальное уплотнение и преследование спекулянтов. Пятый сезон целиком посвящён деньгами, и там есть совершенно душераздирающий эпизод про трудодни, из-за которых загнулись и вымерли российские деревни.

Естественно, после этого я подсела на другой подкаст Аксёнова — Закат Империи — исторический сериал про разные страты российского общества накануне революции. Летом они выпустили его в формате @dronopaedia' rel='nofollow'>ютюб-канала, и это настоящее наслаждение. Обожаю.


Я опять стала жертвой завышенных ожиданий, проспонсированных критиками, которым напекло макушки на Венецианском кинофестивале. О чём это я? О фильме “Бедные несчастные” Йоргоса Лантимоса, который не похвалили только мёртвые.

Хирург-новатор получает в своё распоряжение труп беременной утопленницы, пересаживает ей мозг её ребёнка и даёт имя Белла Бакстер. Новорождённая Белла осваивает в ускоренном темпе прямохождение и речь и радует хирурга и его ассистента своей детской непосредственностью. Проблемы начинаются, когда она нащупывает свой клитор и как крыса из известного эксперимента, принимается постоянно нажимать на эту кнопку. Вслед за этим грехопадением (яблоко там кстати тоже присутствует, но его не едят кхм) следует совсем уж неприемлемая жажда познать мир вокруг. И в этом Белле вызывается помочь адвокат-прохиндей Данкан — такой же кайфожор, чей психологический возраст не превышает лет 13. Так что познание мира с Данканом ограничивается сексом, обжорством и пьянством в лиссабонском отеле. В конце концов, Белла перерастает своего любовника и вырывается на волю — в парижский бордель. Где с ней заводит дружбу с привилегиями чернокожая проститутка-социалистка.

Всё это правда уморительно, особенно бесподобный Марк Руффало в роли Данкана и постельные сцены, из которых на четверть состоит этот фильм. И костюмы, костюмы просто шик! Но вот эта идея о том, что полноценное развитие женщины как личности неотделимо от циклопического количества беспорядочных половых связей с белыми угнетателями… Короче, как-то не так я представляла себе образовательный процесс человека, который приходит к выводу, что ему надо заняться медициной.


Я прочитала этот роман взахлёб, он мне чем-то даже напомнил “Пищеблок” Иванова — по качеству реконструкции советского детства. Я хоть и родилась в 85-м, но в летние пионерлагеря попасть успела. И фанатеющий от Брюса Ли вожатый, прошедший Афган — это история прямиком из моего детства. Звали его Сашка, он не вылезал из тельняжки и байковой рубахи с пришитым на спине портретом Брюса Ли, в лицах пересказывал нам фильмы про монахов Шаолиня, пел песни под гитару во время отбоя, а по утрам будил нас ещё до горна и тащил босых по шишкам в лес, учить рукопашному бою вместо зарядки. Воспоминания наплывали друг на друга, пока я читала “лагерную” часть романа, из которой ностальгию можно ложками есть — настолько всё это общие места. Но когда началась “городская” часть романа с дележом асфальта, мне показалось, что Идиатуллин ради криминального саспенса ударился в небылицы. Ну, как Роберт Родригес в “От заката до рассвета”.

Я не могла поверить в то, что новоиспечённые пионеры, отчеканив клятву, едут на стрелку, чтобы отметелить соседей по району за просто так. И только когда я полезла выяснять, почему же карате было под запретом в СССР, я узнала и про группировки, и про цеховиков и про весь этот полуподпольный мир, из которого потом вылупился бандитизм 90-х. Так что, когда я впервые услышала про сериал “Слово пацана”, я была уверена, что это вольная экранизация Идиатуллина. Но за “Город Брежнев” можно не переживать — его уже адаптировали под сериал и вовсю снимают.


Раз уж речь зашла о «Слове пацана», пора бы уже рассказать о классной книге на эту тему. И нет, это не одноименный документальный труд Роберта Гараева. Из интересного там — только генезис проблемы, а погружаться в побывальщину об однообразной жизни гопников было довольно тоскливо.

Прошлой весной я прочитала роман Шамиля Идиатуллина “Город Брежнев”, и теперь хорошо понимаю, почему у сериала “Слово пацана” такой широкий охват. Изначально же он был рассчитан на аудиторию 40+, которая всё это будет смотреть, вспоминать молодость, заливаться слезами, благодарить судьбу за то, что этот пиздец позади и подпевать Шатунову. Но на школоту никто ни секунды не ориентировался. Никто не подумал о том, что история “казанского феномена” для людей, родившихся в 90-х и позже прозвучит как какая-то невозможная сенсация.

Ну то есть, вот откуда мы пассивно черпаем сегодня знания о бытовых реалиях в Союзе? Из старых-добрых мультиков, фильмов и чьих-то параноидальных фантазий о том, как там было то ли тепло, светло и весело, то ли голодно, холодно и страшно. Ясно было только, что граждане в булочную на такси не ездили, у природы нет плохой погоды, а монополия на насилие — только у государства. И тут вдруг тебе рассказывают о какой-то параллельной реальности, в которой толпы подростков, вооружённых арматурой и нунчаками из ножек от табуреток, держали в страхе целые города и были почти неуловимы для ментов. Ну то есть…Это фантастика же! Вот люди и удивились.

Удивилась и я, когда прочла “Город Брежнев”. Там события происходят в начале 80-х в отстраиваемых вокруг КамАЗа Набережных Челнах. 13-летний Артур едет в летний лагерь, где находит себе сенсея — молодого ветерана войны в Афганистане, тайно владеющего запрещённым в Союзе карате. Артур возвращается из лагеря с мятой тетрадкой азов боевого искусства, а тут как раз на улицах города начинается странный кипеш. Все ровесники Артура переодеваются во что-то вроде униформы (шапочки и телогрейки) и принимаются остервенело охранять свои районы, напрыгивая на всех, кто заблудился. Мама Артура вся в заботах по дому, папа носится как угорелый по КамАЗу, разруливая косяки и пытаясь вписаться в производственный план. И Артур, как примерно все его ровесники, оказывается полностью предоставлен самому себе и улице. Ему же ещё очень хочется попрактиковаться в искусстве «ки-я!», а тут такая оказия. И неглупый вроде мальчик из приличной семьи начинает бегать на стрелки и отхватывать пиздюлей, в том числе и от родной милиции, у которой свои методы работы с молодёжью. Там есть всё: и дружба, и любовь, и предательство, и убийство, и настоящий триллер в финале. И набор персонажей примерно тот же, что в “Слова пацана”, включая папу на высокой должности и любовницу ветерана Афгана, живущую в общаге.


Video is unavailable for watching
Show in Telegram
Думаю, что на фоне бешеного успеха «Слова пацана» заполучить себе на диванчик Жору Крыжовникова хотели все ютюб-журналисты. Но Жора сделал финт ушами и пришёл на крошечный канал к какому-то чуваку, который занимается “глубокими разборами” фильмов и сериалов. Вот прям запиливает часовые видосы со своими рассуждениями о том, почему все эти вымышленные люди ведут себя так, а не иначе, что хотел сказать автор, и с помощью каких приёмов он манипулирует зрителями. Жоре понравился его разбор сериала, и он понял, что здесь можно будет всласть наговориться о ремесле сценариста и режиссёра.

Получилась упоительная беседа на грани лекции о том, как непредсказуем зритель, как бесконечен путь к совершенству, как важно резать по живому, сомневаться и переделывать. Крыжовников — прирождённый препод, он даже обсуждение сериала и вот это вот “а он чё? а она чё?” превращает в полезный урок. Сто лет назад я брала у него интервью, и тоже получила интереснейшую лекцию о разных типах комедии. С тех пор не упускаю случая бесплатно его послушать. А ваннаби-сценаристам вообще сам Бог велел.


Дополнительного объёма “Библиотекарю” добавляет экранизация. Сценаристы выкинули в ведёрко все признаки ресентимента и решили осовременить эту историю, впихнув туда всё самое лучшее сразу, включая феминизм и национальный вопрос. Книги превратились во что-то среднее между символом власти и народным достоянием, а сам Вязинцев ближе к финалу совсем уж немилосердно начинает смахивать на Навального.

Я бы сказала, что это удивительный пример того, как логичная вроде бы попытка натянуть роман на день сегодняшний неожиданно дала осечку. Пока натягивали, день стал вчерашним, а 17-летней давности текст — как никогда современным. Сними они подстрочник — попали бы в самую копеечку. Но мне всё равно понравилось. Угарно=)


Как же хорошо, что я прочитала “Библиотекаря” Елизарова сейчас, а не в 2007, когда мне его советовали как “угарную книжку, где бабки из-за книг пиздятся!!!” Прочти я её тогда, описала бы так же, подумав, что это не более, чем забавная подъёбка. Едкая сатира на коммунистов, которые случайно находят волшебство в книгах забытого писателя-соцреалиста Громова, строчившего тоскливую конъюнктуру о подвиге советского рабочего.

Шесть небольших повестей с названиями типа “Пролетарская” и “Тихие травы” таят в себе различные чудеса: Силу, Власть, Ярость, Память, Терпение и Радость. Но чтобы заслужить эту награду, надо прочесть книгу от начала до конца, не отрываясь, что маловероятно. Поэтому одними из первых апостолов Громова становятся люди сильно скучающие и обездвиженные болезнями, стихийными бедствиями и тюремным заключением (эти первые главы “Библиотекаря” удушающе смешные).

Познавшие силу книг читатели сбиваются в секту, филиалы которой метастазируют по всей России, и начинают охоту за печатными чудесами. У Свидетелей Громова есть даже своя Чаша Грааля — легенда о существовании седьмой повести, которая откроет читателям Смысл (симптоматично, что в семикнижии Громова нашлось место чему угодно, кроме Книги Любви). В поисках Книги Смысла филиалы, они же “библиотеки”, начинают вести партизанскую войну, которая перерастает в кровавые “бои чести” стенка на стенку.

К моменту входа в этот мир главного героя Алексея Вязенцева Советский Союз уже несколько лет как распался. И 30-летний массовик-затейник Вязинцев пытается привыкнуть к тому, что Украина, в которой он вырос, почему-то теперь отдельная страна, а Москва — столица другого государства. Почти против воли прочитав Книгу Памяти, Вязинцев видит ложные яркие воспоминания о всеобщем советском детстве с пломбиром за 48 копеек и лагерем "Артек" и потихоньку начинает мутировать из трусливого приспособленца в благородного homo soveticus, одержимого идеей о защите Родины.

Прочтение “Библиотекаря” именно сегодня, когда открывшуюся Вязинцеву тайну Книги Смысла чуть ли не дословно воспроизводят российские политики и пропагандисты — это неописуемое литературное переживание. Как будто начал читать книгу, а в середине понял, что ты в этой книге жил задолго до того, как её открыл. Во всём этом есть какая-то геометрическая красота. Издевательский роман о кровавой борьбе стариков за возможность ощутить утраченные память, радость, силу и смысл с помощью старых книг, сам спустя годы обретает фантасмагорическую актуальность. Эти "громовцы" оказались вполне реальными, и сегодня они радостно повылезали из подполья на студийный свет и твердят всё то, что Елизаров написал 17 лет назад. И как оказалось, он вовсе не иронизировал, а был предельно серьёзен.


Английский я учу так давно, и он так повсеместен, что чувство сопротивления по отношению к нему стёрлось из памяти, и я как-то совсем не задумываюсь над его благозвучием. Я его просто знаю и люблю, как эксцентричного дедулю, который как бы живёт отдельно, но частенько заглядывает в гости. А вот изучение иврита возвращает в это интересное состояние сопротивления. На слух — ну чисто собачий лай, новая система знаков, письмо, сука, справа налево, букв всего 22 и гласные на письме почти отсутствуют. То есть, если ты не знаешь слово, ты едва ли сможешь его прочесть (“Ну а зачем вам читать слова, значения которых вы не знаете”, говорят они) — это как если бы рсск псьмнсть вглдл вт тк, блт! Но когда вылезаешь, весь поцарапанный изучением алфавита, огласовок и простейших конструкций, на какой-то более-менее устойчивый островок усвоенной орфографии, грамматики и синтаксиса, у тебя вдруг стихийно набирается отряд слов-любимчиков, которые поддерживают тебя в неравном бою со словами-уродцами.

Вот, например, моя любимица ПетрузИлья (петрушка) — звучит как имя маски в Комедии Дель Арте. МелафофОн не может быть просто огурцом, это же что-то из Кира Булычёва или откуда-то из оркестровой ямы. ПитрийОт (грибы) — какое-то слово-опечатка почему-то из романа Пелевина. ОхлусийЯ (популяция, население) — напоминает слово “охэль” (еда или ест, в зависимости от ударения), из-за чего население сразу представляется мне как поголовье едоков. Хотя я спрашивала у препода, говорит, что корни разные, а вики вообще утверждает, что это слово греческого происхождения. Значение чарующего слово “маспИк” (хватит, довольно, достаточно), пресмыкающегося «ма питОм» (ни за что, ни в коем случае) или абсолютно русского “дАй” (прекрати) становится интуитивно понятным, когда их кто-то возмущённо выкрикивает. В слове “кАйц (лето) трепыхается гигантский воздушный змей. В арабском “СабАба” заложена эта фундаментальная уверенность в том, что всё норм, отлично, классно, хорошо, договорились. Ему вторит абсолютно еврейское “бесЕдер” — местный аналог ОК. Великолепное притяжательное местоимение “шельхА” (твой) звучит как шорох метлы. Глагол “КибАльти” (получил(а)) горит красной звездой на будёновке.

На другом берегу стоят, ощетинившись, убогие и страшные слова на букву “мэм”: мазгАн (кондиционер), митгаагЭа (скучаю), мазкИр (напоминает, секретарь), масрЭк (расчёска), мазлЕг (вилка). И мерзотныйе насИх (принц), хинУх (образование)и “нацИг” (представитель).


Четверо восьмиклассников на экскурсии в древний город Танаис случайно пробуждают допотопного демона, который начинает вселяться во всех подряд и давать оценку нынешнему поколению “пёсьих умов и душ”, которыми едва ли можно насытиться. Из всех, чьи мозги взломал демон, наиболее пригодными оказываются четверо пробудивших его “друзей”.
Корпулентный интеллигент Пух, чьи родители ссорятся из-за Ельцина и Руцкого, нервный понторез Крюгер, чьи родители просто ссорятся, молчаливый сирота Стёпа, живущий со слепой бабкой, и боксёр Шаман, брат которого работает на местного авторитета. Их “дружба” началась случайно, во время противостояния местной гопоте, и по большому счёту, кроме страха перед теми же гопниками, ничем не укрепляется и не развивается. Каждый остаётся наедине со своими проблемами, слишком взрослыми и непосильными для ребёнка. И даже тизеры демона на тему “со мной вы обретете силу” не помогают, а лишь усугубляют эти проблемы. За Стёпой охотится обезумевший головорез Шварц, за Шаманом — наёмники авторитета, а Пух с Крюгером переживают развал семьи. Поэтому довольно странно, когда ближе к концу романа демон, оказавшийся довольно бестолковым, вдруг начинает ныть, что у него иссякают силы, и склонять каждого по очереди к жертве “во имя друзей”.
Если это и хоррор, то не мистический, а бытовой. О том, что древнее хтоническое зло не может тягаться со злом, разгулявшимся в России 1993 года. И оказывается настолько же неконкурентоспособным, как, например, физики-ядерщики и прочая интеллигенция.


Видимо, срок переваривания российским обществом исторических событий равен 30 годам (ну или у нас просто любят круглые даты), потому что в 2023 вышло сразу несколько значительных произведений о рубеже 80-90-х: “Фишер”, “1993” Велединского, “Лада Голд”, “Слово пацана” и роман Подшибякина “Последний день лета”.

Подшибякина очень активно продвигали как “русский stranger things” и довольно быстро продали права на экранизацию — небезызвестный Жора Крыжовников высоко оценил перспективы этого проекта на фестивале “Читка”. Ну и я конечно решила почитать, что там написал бывший обозреватель журнала Фашиша.

И это удивительный сплав хорошо написанного плохого романа. Фактура, образы, выразительный мат — с декоративной отделкой у Подшибякина всё просто отлично. Но костюмчик не сидит.


Сейчас я должна, наверное, дать какой-то тизер: вот, мол, пионерам и ветеранам ЖЖ посвящается - все посты Алеси Петровны Казанцевой в одной книге! Если бы только для самой меня пару дней назад это не было пустым звуком. Я много лет жила в ЖЖ, но, видимо, в нескольких километрах от блога Казанцевой. И слава богу. Сейчас вот слушаю аудиокнигу в исполнении автора, работавшего вторым режиссёром в кино и рекламе, и вытираю с разных поверхностей всякую жидкость, которая брызгает из меня от смеха. Ну к чему, в самом деле, рецензии, если можно просто сказать, что ты дважды обоссался, пока слушал истории про диван Митю, читающих бобров, дублёра рук, съёмки листа белой бумаги формата А4 и рефрежератор?


Тема сталинских лагерей до сих пор отдаёт чем-то подпольно-сенсационным, и я, конечно, предвкушала, что это будет интересно. Но разрази меня гром, я никак не ожидала, что этот мемуар окажется настолько остросюжетным и литературно безупречным.
Тамара Петкевич была дочерью старого true большевика, партийного функционера и ветерана гражданской войны. В 1937 году Отечество отплатило ему за труды арестом и расстрелом, а Тамара, её мать и сёстры превратились в родственников “врага народа” и стали жить в страхе ссылки. Страх оправдался - в 1942 году, в разгар войны Тамару арестовали и, осудив по народной 58 статье, упекли в лагеря Коми на 7 лет. Кочуя из колонны в колонну, она умудрилась родить, влюбиться, пережить ужасные потери и расставания (впрочем, она их начала переживать ещё во время блокады Ленинграда) и даже построить какое-то подобие актёрской карьеры. Разъезжая по колониям с труппой “театрально-эстрадного коллектива”, или проще говоря, крепостного театра, Тамара Петкевич и её коллеги утоляли потребность вольнонаёмных работников в прекрасном - в музыкальных номерах и постановках по Чехову и Островскому. Этому повышению предшествовали землекопные работы и медленная смерть на лесоповале, откуда её, больную цингой с опухшими ногами, забрал сердобольный врач, впоследствие укравший у неё ребёнка.

В этом документе эпохи, оформленном как захватывающий драматический роман, содержится подробнейший ответ на вопрос о том, почему мы не знаем свои родословные дальше третьего колена. Спойлер: война тут совершенно не при чём.
Рабский труд, постоянная перетасовка зэков по колониям и милость судьбы в лице вольнонаёмных, которые подобно плантаторам, “перекупали” друг у друга приглянувшихся заключённых, спасая их от произвола вохровцев и дедовщины уголовников - всё это местами напоминает произведения о судьбе чернокожих рабов в Америке. В первую очередь, экранизацию романа Алекса Хейли “Корни”, где мотив подавления свободной личности перетекает в историю насильственного разрыва семейных связей.
Этот же разрыв стал одним из самых больших достижений советской власти, которая распарывала семьи на лоскуты, культивируя сиротство. Будучи огромной сектой государственного масштаба, Компартия была заинтересована в пастве безродных. Начали с раскулачивания: разобщённые, с корнем вырванные из своих деревень, разорённые, сосланные к чёрту на рога, разлучённые друг с другом и запуганные до смерти - такие люди больше никогда и никому не смогли бы организованно противостоять.
Лагеря довели этот эксперимент до совершенства: у живых матерей отбирали годовалых детей и отправляли их в сиротские приюты, где им светила гарантированная задержка в развитии. Людей загоняли в животное состояние, вместе с лишним весом и человеческим достоинством сдирая с них тонкую позолоту просвещения и культуры. Вытравливая способность кому бы то ни было доверять и трезво мыслить.

Любителям безжалостного натурализма нечем будет поживиться - Петкевич отправляет насилие и грязь в область бокового зрения. Но вот такого психологического садизма, выжигающего само понятие нормы в человеческих отношениях - в книге хоть отбавляй. И тем не менее, несмотря на все старания системы, политзаключённые находили людей своего караса и крепко держались за эти взаимоотношения, спасая друг друга от безумия и нравственного упадка. Берегли эту прокалённую в лагерях дружбу (какая бы порой “токсичная” она ни была) до конца жизни, не хуже государства понимая, что нет актива ценнее, чем человеческие связи.

Петкеивич родилась в 1920 году и прожила до 97 лет, засвидетельствовав столько “исторических событий” (например, её угораздило приехать в первый раз в Берлин в день падения стены - это ли не удача?) — что сводить ценность её мемуаров к лагерной теме было бы, мягко говоря, несправедливо. Это слишком Большая книга, а здесь не место для монографий, поэтому я могу лишь выдать резолюцию: “Рекомендовано к обязательному прочтению!!!”

псь: этой книге невероятно повезло с аудиоверсией, её прекрасно озвучила актриса Юлия Тархова


Новый бриллиант на моей полке


Рубрика “Меня укусила Левонтина”

Актёр Анатолий Белый в интервью кинокритику Антону Долину, комментируя свой жизненный путь, выронил: “Это были мои выборы, мои повороты”. У меня от его выборов начался писк в ушах и сразу же опухло и зачесалось то место, куда меня укусила Левонтина. Так уж совпало, что я сейчас дочитываю её сборник “Русский со словарём”. В который вошла заметка о появлении в русской языковой картине мира понятия выбора как ценности. Как синонима свободы. Правда, основной ареал обитания этого выбора - рекламные слоганы, в которых предлагается не на шутку разойтись, выбирая цвет, вкус и запах предлагаемого продукта. Но Анатолий-то явно не о выборе автомобиля говорил. Пока я по старинке принимаю судьбоносные решения, Анатолий шагает в ногу со временем, making his choices. Когда Левонтина писала свою заметку, эта калька с английского ещё не просочилась в родную речь. Но с тех пор вышло много переводной литературы, в частности мотивационных книг и книг по психологии, и вот результат - самые прогрессивные из нас теперь проходят жизнь как квест, делая выборы и принимая вызовы. В этом, безусловно, отражены тектонические сдвиги в сознании постсоветского человека, который вдруг обнаружил, что пространство его личной свободы заметно расширилось и покрылось извилистыми дорожками разнообразных выборов, не связанных с долгами.

Но ведь и правда между принятым решением и сделанным выбором разница колоссальная, и выражается она в степени ответственности и ощущениях. Там, где должно быть решение, есть проблема, которую, хочешь не хочешь, надо решить. Там пахнет математикой, списком про и контра, наименьшим из зол, торжеством разума над сердцем и конфликтом интересов с каким угодно количеством “интересантов”. Решение должно быть взвешенным и оптимальным. Нередко результатом решения становится тяжелый выбор, а иногда единственно возможный вариант. Иное решение в принципе не предполагает какого бы то ни было выбора. Решение можно принять совместно. А ещё его можно принять за других. Правда, нужно быть готовым нести ответственность, прямо пропорциональную последствиям, которые испытывают на себе все участники процесса.

Выбор же каждый делает для себя лично, его нельзя сделать за кого-то - он сразу превратится в решение. Мы скажем решение уйти, а не выбор уйти, и в этом есть внутренняя логика: уходя, ты решаешь не только свою судьбу, хотя предварять это решение может как раз выбор в пользу себя. Выбор, кстати, можно и не делать вовсе, в отличие от решения, которое необходимо найти и принять. В слове выбор изначально заложено несколько вариантов, зачастую равных по своей ценности. Тут и вылезает ассоциация со свободой - свободой выбора, ответственность за который субъект этого выбора несёт только перед самим собой и ни перед кем больше. Как в хрестоматийном стихотворении Юрия Левитанского: “Выбираю тоже — как умею. Ни к кому претензий не имею”. Решая, мы всё-таки стараемся думать головой, а выбирая, “прислушиваемся к сердцу” и своим ощущениям. Муки выбора - это уже из области психологии, из неспособности человека разрешить конфликт между долгом и желанием, и вообще выдержать данный ему объём личной свободы.

Когда Белый с семьёй уехал из России - это было то самое судьбоносное взвешенное решение, вероятно, единственно верное для них. А смена авиационного на театральный, съёмки в “Бригаде” и прочее - это его личный выбор. Так что как бы мне не резали слух выборы Анатолия, он совершенно прав, отказываясь от свинцового слова решения для описания своих карьерных виражей.


Несколько слов о происходящем


Заметно участилось в нашем великом и могучем употребление словосочетания “Я обнаружил себя…”(на нелюбимой работе/ в кругу кретинов/ лежащим в луже собственной мочи, присыпанный кокаином). Подходит для зачина в жанре «история успеха» или для морали в бытовой притче про стремительное погружение на дно. 10-20 лет назад эта калька с английского звучала бы диковинно, поэтому она нигде и не звучала. Но экспансия Загнивающего Запада принесла нам много славных калек, начиная с легендарного “Эта страна”. Кстати, забавно, что пафосное американское “This country”, за которым обычно следует перечисление прав, свобод и невероятных возможностей, даруемых гражданам “этой страны”, на русской почве прижилось и распустилось ядовитым цветком пессимизма. “Эта страна” не подаёт никаких надежд, “эту страну” ничего уже не спасёт, да в “этой стране” всё через жопу, ноги надо делать из “этой страны”. С помощью указательного местоимения “эта” говорящий дистанцируется от страны (на самом деле, государства), отказываясь называть её своей и быть причастным к происходящему в ней.
Но вернёмся к обнаружению себя. Я тут задумалась, а что же на месте этого словосочетания было раньше? На ум приходят “оказался”, “попал”, “занесло”, "очутился", "очнулся" и “понял”. Потому что “обнаружить себя” - это прежде всего, осознать и понять своё (часто плачевное) текущее положение. Ещё совсем недавно носители русского языка не имели привычку “обнаруживать себя”. Ну не говорили так люди! Они попадали на нелюбимую работу, оказывались кругом обманутыми и их заносило в нехорошую компанию. Всё это с ними случалось как-то само собой, без какого-либо деятельного участия с их стороны. Как погода или судьба.
Но с ростом уровня “осознанности” в некоторых стратах общества выросла и необходимость в новой языковой конструкции. И тут как нельзя кстати подвернулась эта чудесная калька. Которая соединяет в себе аж два действия - констатацию и осмысление своего положения. А главное, даёт “обнаружившему” драгоценную субъектность и волю к перемене собственной участи. Язык жертв слепого жребия не подходит деятельным хозяевам собственной судьбы. Меняется мировоззрение, меняется и язык.


Бывший артист цирка, метатель ножей, ветеран ВОВ и беглый зэк Максим Кронин ищет на просторах Дальнего Востока свою жену Елену, с которой не виделся с начала войны. Максим с трудом помнит детали своей довоенной жизни, но списывает эту амнезию на контузию. По наводке урки по кличке Флинт Кронин добирается до приграничной маньчжурской деревни Лисьи Броды, населённой китайцами, староверами, красноармейцами и лисицами-оборотнями. Лисицы прилежно стерегут сокровищницу великого даоса Мастера Джао, в которой, по легенде, стоит непобедимое глиняное войско императора Цинь Шихуанди (не путать с декоративной подделкой в Сиане). Ну ещё и золотишко какое-то раскидано для отвода глаз. Но с секретностью дела у лисиц обстоят не очень - координаты сокровищницы известны как минимум шестерым. Среди обладателей этого сакрального знания - немецкий оккультист Антон фон Юнгер, унаследовавший от отца мечту найти терракотовое войско, которое, надо полагать, поможет завершить миссию покойного Гитлера. Но мало найти - надо ещё и разбудить истуканов. И Юнгер принимается за проведение дикого эксперимента, вокруг которого сплетаются интересы многочисленных персонажей этого дальневосточного детективно-приключенческого мистического триллера.
Роли также исполняют: полковник НКГБ и мощный менталист Глеб Аристов, человек-тигр Лама, одержимая медсестра-морфинистка Аглая, отряд Смерш, маньчжурская ОПГ "Камышовые Коты", оборотень-полукровка, японские учёные, призрак мёртвого зэка, проклятый доктор, шпион, работающий на британскую разведку, а так же лошадь белая, вода живая и вода мёртвая.
Это совершенно оригинальный по теме и колориту роман, но ассоциации прямо-таки прохода не дают. Если у тебя в главной роли сопровождаемый мертвецом зэк без страха и упрёка, то где-то мучительно долго икает, перелистывая "Американских богов", Нил Гейман. Если пёстрая компания незаурядных людей думает о золоте - то где-то от грохота упавшего на пол кирпича "Светил" просыпается Элеанор Каттон. А когда количество сюжетных перипетий превышает когнитивные способности читателя, то где-то, подписывая поклоннику экземпляр "Золота бунта", самодовольно ухмыляется Алексей Иванов. Не будь у российского кинематографа сейчас проблем посерьёзнее поиска оригинальных национальных сюжетов, я бы сказала: "Так ну вот же, вот! Осталось только развернуть и разогреть! И много денег". Но что уж теперь...Не будем...



20 last posts shown.