Глаза испортишь

Разница между моими интересами и литературой в магистратуре — 10000/100

Ну и чтобы не быть голословной, вот кусочек того самого диалога:

В руках у девушки был пучок сельдерея. Старик узнал ее и в своем гипердобродушном стиле воскликнул:

— Давненько вас не было, мисс Сельдерей!

— Так, — сказала девушка, — давайте все же договоримся: я не «мисс Сельдерей», меня зовут Сара.

Старик нахмурился так, словно его заставили в уме решать математическую задачу. Потом рассмеялся и заговорил так, словно пытался утешить капризного ребенка:

— Ой-ой, кто-то сегодня не в духе! Ну, ничего, давайте посмотрим, смогу ли я поднять вам настроение. Как насчет яблочка?

— Не нужно мне ваше яблочко. Просто перестаньте разговаривать со мной так, как будто я персонаж из «Улицы Сезам». И пробейте сельдерей.

— Да бросьте вы, ну! — старик раскинул руки и снова рассмеялся. — Я же ко всем так обращаюсь, это старая добрая традиция «Лавки Тернеров». Вот за вами, например, стоит банановая девушка.

На самом деле, мне было неловко писать эту мини-рецензию, когда на роман отовсюду сыпятся хвалебные отзывы. Но их природа для меня — загадка.

«Риф» Алексея Поляринова — роман-разочарование

Я уже писала, что влюблена в сборник эссе Алексея «Почти два килограмма слов». Возможно, по этой причине у меня были завышенные ожидания к его прозе (первый роман «Центр тяжести» я не читала, ждет своей очереди на полке).

Сегодня преодолела ~170 страниц «Рифа» и дочитывать не собираюсь. Больше всего роман напомнил мне книги Донцовой в перемешку с детскими детективами не первой руки. Параллельные, на первый взгляд заковыристые, сюжеты с легко заметными символическими планами: ритуалы и мифы, некое политическое высказывание о том, что вредно вычеркивать из жизни плохие воспоминания, эмоциональный абьюз и неумение выстраивать отношения с близкими, потому что никто ни с кем не разговаривает. И вроде бы темы сами по себе интересные, но в тексте «Рифа» — абсолютно плоские.

Отдельно поразила примитивность языка. Я уже даже ненароком думаю, может это специально? Ну как-то сложно представить, что переводчик Уоллеса на полном серьезе шутит о косяке и многочлене. А диалог о «банановой девочке» и «мисс Сельдерей» — просто эталонный образец кринжа.

Грущу.

Собственно, я шла в магистратуру для того, чтобы научиться писать сложные, местами странные, а главное — выдуманные тексты. Потому что я всю жизнь занимаюсь автофикшном (включая период, когда я не знала, что такой термин существует).

Мне очень сложно сочинять героев, ситуации, события. Обычно в моих текстах все совпадения не случайны, а герои — не вымышлены, и даже имена у них не всегда изменены, потому что они этого не заслуживают.

Так что курсовая и прочие университетские работы — в какой-то степени вызов. И мне очень интересно, что из этого получится.

Наверное, пора выйти из забвения. Тем более, что мой сумасшедший график вроде бы стабилизируется.

Дело в том, что почти одновременно с поступлением в магистратуру я получила новую должность в Москвич Mag. И теперь я не только автор, но и продюсер спецпроектов. А параллельно с этим у меня (страшно сказать) — три проекта на фрилансе и, возможно, скоро будет четыре. Потому что все такое интересное, что я даже не представляю как от них отказаться.

Так, например, я начала сотрудничать с Такими Делами и, думаю, в ноябре выйдет первый текст на тему женской повестки.

А еще ко мне обратился итальянский бренд обуви, супер эко френдли (они используют кожзам из яблок и фетр из переработанных пластиковых бутылок) и попросил сформулировать философию компании и ToV. Я тут же согласилась, потому что никогда не работала с fashion сегментом и это должно быть круто.

В общем, сложно в этом потоке текстов найти время для своих букв, но у меня, кажется, получается. 🤞🏻

Мои эмоции по этому поводу выглядят примерно так:

Прошел почти месяц моей учебы в литературной магистратуре, где мы за это время ни минуты не обсуждали книги, написанные женщинами.

Петровский: Не все в жизни на потребу сюжету. Да и немыслимо воспроизвести в повествовании всю жизнь.

Кнаусгор: Это мы еще посмотрим.

Пару недель назад я побывала на Московской международной книжной ярмарке в Манеже. И вот, наконец-то, дошли руки, чтобы показать свои покупки.

1. «Почему у женщин при социализме секс лучше. Аргументы в пользу экономической независимости», Кристен Годси

Антропологиня Кристен Годси опубликовала большое исследование, основанное преимущественно на изучении положения женщин ГДР и ФРГ, в котором утверждает, что при социализме жилось лучше во всех смыслах. Правда, СССР это не слишком касается. Здесь можно прочитать рецензию Игоря Гулина.

2. «Детство», Тове Дитлевсен

Новинка любимых No Kidding Press. Стихи Тове Дитлевсен найдутся в любой датской семье. А вот в России Тове, как и абсолютное большинство скандинавских авторов, не слишком известна. И знакомство начинается с прозы. «Детство» — роман-взросление, первая часть копенгагенской трилогии Дитлевсен. Здесь можно прочитать отрывок из книги.

3. «Кинг-Конг теория», Виржини Депант

Не новинка любимых No Kidding Press, до которой я почему-то долго не могла добраться. Сборник феминистических эссе, написанных самым не академическим языком. «Я пишу от уродок и для уродок, для старух, пиздолизок, фригидных, недоебанных, неебабельных, психованных, истеричек, для всех, кто не котируется на рынке хороших телок», — говорит Депант. Короткий обзор можно прочитать здесь.

4. «Центр тяжести», Алексей Поляринов

Не путать с Полярным! Первый роман Алексея, который я еще не читала, хотя уже вышел второй. Но я влюблена в сборник эссе Поляринова «Почти два килограмма слов». Так что ожидания от книги самые высокие. А еще Алексей — переводчик «Бесконечной шутки» Уоллеса. Рецензию можно прочитать здесь.