Глеб Борисыч

Каждый раз немного неловко за дядечек, которые стоят на платформе напротив прибывшего поезда и такие: «Такси... Такси... Такси... Такси...». Посланцы из прошлого в скафандрах из жилетки и кепки, из тех времён, когда шашечки на борт Волги ещё наносили самостоятельно краской по количеству перевезенных пассажиров. Стоят, и как подводная лодка сигналы гидролокатора в глубину, посылают сигналы в толщу обтекающего их человеческого потока — таксиу... таксиу...

Ни разу не видел, чтобы к ним кто-то подходил. Полное ощущение, что у них последняя поездка была семнадцать лет назад, но им кажется, что вот же совсем недавно.

Голос Марины с кухни:
— Нет, Тёма, сосиски сначала нужно варить. Тёма, нет. Тёма, положи сосиску, она сырая. Отдай сюда. Нет, не жри сосиску! Тёма. Ну хоть кожуру выплюни.

Гугл-карты — это совсем не страшно

Я периодически прибивался к компаниям, в которых вдруг могли возникнуть идеи типа: «А давайте прямо сейчас, в феврале, все разденемся по пояс и добежим по льду Финского залива во-о-он до того мужика на горизонте, который рыбачит в лунку! Вот он удивится!». И мы бежали и да, мужик был очень удивлен. Такое бывает, когда ты рассчитывал на окуня, а на тебя бегут тридцать полуголых мужиков, а подбежав, спрашивают, клюёт у тебя или не клюёт. А ты не знаешь правильного ответа!

Поэтому неудивительно, когда в очередной раз очередная компания сказала: «А давайте все прыгнем с парашютом?». Даже скорее неизбежно. И мы поехали на аэродром Сиворицы.

Я вообще высоту не очень, но мне сказали, что когда смотришь из самолета вниз, то внизу просто гугл-карты. Ты же не боишься гугл-карт? Ну вот и отлично.

Поэтому я рассчитывал быстро приехать на аэродром, быстро прыгнуть с парашютом и уехать, пока никто не заметил, как я на самом деле боюсь гугл-карт. Но мы приехали туда в десять утра — и тут началось. Вокруг города кругами ходила гроза, самолеты из Пулково уворачивались от нее, пролетая над Сиворицами, поэтому каждого взлета маленького парашютного самолетика приходилось долго ждать. И мы ждали, и смотрели в небо, и план быстренько прыгнуть и больше не бояться срывался с каждым часом всё сильнее.

Я вообще больше никогда столько не смотрел в небо, как в тот день. Я насмотрелся на небо так, что к вечеру мог обоими глазами глядеть прямо на солнце и не щуриться.

Когда меня позвали в самолёт, было пол-десятого вечера и я уже прошёл все стадии страха от тянущей тревоги до приступов удушливого ужаса. Издалека самолётик смотрелся по мультяшному романтично, но вблизи больше походил на старый грузовой ГАЗ с крыльями. Он жарко тарахтел, трясся, бликовал какими-то чёрными потёками по всему фюзеляжу и в целом выглядел как механизм, который сейчас полетит куда-то в последний раз.

Если во время набора высоты ещё ощущается какая-то тяга, то в момент выравнивания чувство, что самолёт резко затормозил в воздухе. Как маршрутка.

А потом открылась дверь и внизу были нифига не гугл-карты! А просто очень высоко! Я потом спросил того, кто мне рассказывал про гугл-карты, с чего он вообще это взял, а он ответил: «Так я ж с четырех тысяч прыгал. А ты с восьмиста всего». Так и сказал — «всего», представляете?

В общем, я, как учили, досчитал «501, 502, 503», дернул кольцо, проверил, всё ли у меня раскрылось вверху и не расслабилось ли внепланово что-нибудь внизу. И даже не забыл отключить запасной парашют, чтобы он на определенной высоте не вывалился у меня спереди, как кишки. Я видел несколько часов назад, как один парашютист забыл — и да, вываливание запасного парашюта при открытом основном выглядит именно как кишки.

Успешно приземлившихся, нас собрал по полю, будто запоздалую картошку, старый грузовой ГАЗ (который как самолет, только без крыльев), и вернул обратно на аэродром.

А потом я ехал, довольный, в сторону города, и думал, что вообще-то не сильно боялся, почти даже совсем не боялся, и смотрел обеими глазами на огромное закатное солнце и совершенно ни капельки не щурился.

Артём Глебыч побывал в раю и вернулся домой к обеду. Царствие небесное обнаружилось на парковке у ближайшего торгового центра — там проходил смотр городской уборочной техники. Святое воинство тракторов с ковшами всех видов, разноцветные цистерны с манной небесной, автощетки-херувимы, сияющие ручные газонокосилки и воздуходувы, чтобы вострубить ими приход весны.

Артём Глебыч потрогал всё. Каждое колесо, ковш и щётку. Порывался унести газонокосилку, хотя бы одну. Судя по тому, что сейчас трактора и цистерны разъехались, все ждали только его.

Интересно, снизойдут ли теперь до нас муниципальные ангелы и устроят ли чистилище. Или просто уедут в свои высокие чертоги и будут пировать. Ну, так же, как зимние этой зимой.

Время, когда нормальные люди ещё удивляются фрикам, постепенно уходит.Теперь одни фрики удивляются другим.

Это я посмотрел кусочек видео, где Борис Корчевников, которого нельзя уличить в психическом здоровье, беседует с Юрием Лозой. У Корчевникова в руках сковородка.

Юрий Лоза уже не то чтобы придерживается мнения о плоской Земле. Видно, что он давно сроднился с ним и просто спокойно живёт в этой парадигме, походя отмахиваясь от назойливых круглоземельщиков.

— Но ведь сегодняшние а-астронавты, — с трудом формулируя мысль, излагает Корчевников, — поднявшиеся в космос, они же видят из своего космического корабля, из иллюминатора не плоскую Землю, а круглую! Как же им быть?

Корчевников изображает на лице то замешательство, с которым астронавты должны смотреть в иллюминатор. Параллельно он показывает на сковородку в собственной руке, демонстрируя якобы несхожесть посуды с геоидом.

— Смотря какой иллюминатор! — парирует Лоза. — Если иллюминатор выпуклый, то вы видите Землю такую, а если вогнутый — можете видеть вот такую, вогнутую Землю.

Лоза справляется без сковороды, легко показывая одновременно оптику и астрофизику руками.

— А что делать... когда есть кадры... когда выходят из космоса... — Корчевникову совсем плохеет, — и кадры сняты не из иллюминатора, а с внешних камер... сняты? Или когда работают в открытом космосе, там... Леонов работает, а за ним шарик, а не сковородка?

Тут Корчевников снова хватается за сковороду, как бы защищаясь ей от железобетонных аргументов Лозы.

— Если вы займётесь этой проблемой серьезно, — Лоза глядит утомлённо и разочарованно, — и посмотрите уйму роликов о том, как это у нас снимается, в студии...

— Так Леонов не выходил в открытый космос?

Видно, как Леонов очень заботит Корчевникова и заметно раздражает Лозу.

— Я всё время спрашиваю людей: вот эта картинка, Леонов, когда он на тросе там болтается, — Лоза показывает пальцем в так называемый космос, — кто его снимал? Откуда взялась фотография, как Леонов парит в космосе?!

— И что вам отвечают? — Корчевников наконец обрывает собственную потрясенную паузу.

— Пожимают плечами... — устало отвечает Лоза.

Ночью проснулся оттого, что болит живот, прям ай! Немедленно использовал для лечения народное средство: дошел до холодильника, достал оттуда и съел котлетку. Блин, как рукой! Рекомендую.

Конечно, хороша именно оригинальная котлетка. Но если ее нет, используйте дженерики. За границей можно икеевские фрикадельки брать. У нас ещё можно шаверму, но там раз на раз не приходится — может дать аллергическую реакцию, анафилактический соус и филе Квинке.

А чтобы помощь была действительно экстренной, рекомендую постоянно держать котлетку на прикроватной тумбочке.

Не упускаю случая испортить себе жизнь даже в мелочах. Вчера вечером хотел купить в магазине бублик, но в последний момент сдержался. Решил проявить волю!

Сегодня несколько раз порывался попить чаю с бубликом, потому что полное ощущение, что я его всё-таки купил и вот он там, в хлебнице лежит. Фантомный бублик. Измучался весь, за день сожрал втрое больше всего.

Завтра пятница

Мы так давно, мы так давно не отдыхали.
Нам было просто не до отдыха с тобой —
Мы всю неделю в душном офисе пахали,
А завтра, завтра наконец последний бой.

Ещё немного, ещё чуть-чуть!
Последний день он трудный самый,
А я субботу скорей хочу,
Чтоб там приклеиться к дивану.

Который год нам нет житья от этих правок.
Который год вода из кулера рекой.
Мы за день выпьем литра три американо,
Чтобы глаза потом придерживать рукой.

Ещё немного, ещё чуть-чуть
Отчет квартальный трудный самый.
А я «китайца» в кредит хочу,
Чтоб жать там пальцем на led-экраны.

Последний раз сойдёмся завтра на созвонах,
Последний раз начальству сможем послужить.
Принадлежим мы классу офисных планктонов,
Но каждый всё-таки надеется дожить.

Ещё немного, ещё разок!
Будильник в семь — он мерзкий самый.
На тёплом пляже морской песок
Я так давно не видел, мама!

Настал момент. Пора. Memento mori.
На двадцать лет особого режима.
С блестящей В.В.Путина победой
На выборах нечуждых им гробов.
Ублюдки, ждите. Западных партнеров
Убить их всех для сохраненья власти.
Уроды, смерть за смерть отныне праздник
Восьмого марта.
Редкий идиот.

Sine aliquo bono! Dixi et...
И дальше что-то долго на латыни.

***
Вы прослушали сонет, составленный из финальных фраз десяти последних постов в телеграм-канале Дмитрия Медведева.

Пока я ничего не говорю про Артём Глебыча, он тем временем накапливает мощь. Одна только ямочка на щеке может измеряться в мегаваттах. 
И ещё он решительно делает выбор за выбором, явно не в меня пошёл. 

Да, я хочу читать книжку. Нет, я надену на прогулку другие ботинки. Да, я отгрыз грифель у карандаша и съел, потому что хотел. Нет, ты сядешь на детский стульчик и будешь рисовать вместе со мной. Да, рисуй мусоровоз. Рисуй. Рисуй. Нет, убери свою гитару, она скучная. Да, я буду пылесосить. Нет, я все равно спрыгну с дивана, даже если ты меня не держишь. Да, я действительно хочу засунуть палец в попу собаке. Нет, я не хочу идти до площадки пешком, потому что зачем нам тогда коляска. Да, я буду бросать мячик не в коробку, а в тебя. Нет, я съем только сосиски. Да, я хочу рыбий жир, он вкусный.

За полтора часа потрачено восемьдесят процентов отца, а мама вернётся ещё через два. 

Прочитал и понравилось:
«Жизнь неуправляема — это она ставит перед нами задачи, а не мы. И у этих задач одно общее свойство: они нам не нравятся. Мы терпеть их не можем и не хотим решать. Нам кажется, что задачи, которые ставит жизнь, только мешают выполнению наших важных планов. Но это не так. Задачи, поставленные жизнью, и есть самое главное. Качество жизни полностью определяют наши взаимоотношения с дискомфортом».