quiet rebell

"Хочется написать про нарушения эмпатии.

Можно условно разделить их на две категории: инфантильность и психологическая защита.
Очень часто одно может сочетаться с другим.

Первое свойственно людям, довольно долго находящимся под опекой родителей или других людей, и не привыкших к тому, что у другого человека могут быть свои нужды. Маленький ребёнок не обладает достаточным объемом психики, чтобы вместить всю сложность бытия взрослым, поэтому не может себя поставить на место взрослого. Если родители несмотря на взросление ребёнка продолжают обращаться с ним как с младенцем, например, бессознательно руководствуясь патологическим чувством вины за то, что не могут удовлетворить все желания своего ребёнка, то они по факту его инвалидизируют, зато сохраняют образ себя как хороших. А у ребёнка в результате такой удовлетворенности не возникает потребности выйти за пределы семейных отношений и создать новые. Зато может вырасти комплекс собственной неполноценности. Так вот, возвращаясь к эмпатии. Такое обращение не позволяет быть чувствительным к своим нуждам, поскольку «не успел я рот открыть, а меня уже накормили», то есть потребности просто не успевают вызреть, и не имея с ними контакта, человек так же нечувствителен и к нуждам другого человека.

Вторая категория, защитная реакция, является блокировкой чувствительности в связи с тем, что сами переживания могут ощущаться как разрушающие. Это свойственно при врожденной гиперчувствительности (при аутизме, например) и при высокой травмированности. И в случае с гиперчувствительностью психика защищает выключением эмпатии от перегрузки, которая приводит к шоку и дезориентации (можно вспомнить «Человек дождя»), а в случае травмированности это бессознательное избегание ретравматизации. Защитную реакцию можно определить довольно просто: на вопрос «что ты чувствуешь?» человек ответить не может, он говорит, что он думает, и не может отличить мысли от переживаний. Уход в голову - защита от присутствия в здесь и сейчас, от актуализации переживания.

Жалобы на неэмпатичность другого человека всегда являются следствием зависимой позиции говорящего, что свидетельствует о том, что он ожидает, что о его чувствительности будет заботиться другой человек, и сами по себе не являются диагностическим инструментом, а лишь пассивной агрессией в адрес нежелающего заботиться. О неспособности сострадать и сочувствовать можно говорить лишь тогда, когда человек в ответ на открытое проявление чувства другого, например «мне больно», обнаруживает отсутствие у себя какой-либо реакции. Если ему как минимум хочется убежать или защищаться, реакция есть, а значит эмпатия работает. То, что она при этом может преломляться через призму защит, не говорит о ее отсутствии, а говорит лишь о невозможности прямого проявления сопереживания".

Anna Yudin
https://www.facebook.com/1051974596/posts/10218497824850852/?d=n

“Growing up,” she told me, “is learning to stop believing people’s words about you.”

(из чудесной и жуткой книжки «Why Fish Don’t Exist. A Story of Loss, Love, and the Hidden Order of Life», Lulu Miller)

Расти, — сказала она, — это учиться переставать доверять тому, что говорят про тебя люди.

192. Ретроспективная аберрация

Американский психолог Джеймс Дэвис в статье 1962 года «К теории революции» выдвинул необычный тезис:
часто бунт происходит не во время долгого упадка, а после периода благополучия.
Не отчаяние и нужда ведут людей к протесту, а повысившиеся за время процветания требования к жизни.

Эта так называемая «Кривая Дэвиса» получила широкое распространение и поддержку среди исследователей социального протеста.
Но какой механизм за этим стоит?

Наш мозг умеет моделировать будущее. Мы можем мечтать, писать научную фантастику и строить научные теории. Но представляемое будущее – не точная модель, а эскиз на основе наших ожиданий. Ожидания же создаются динамикой в настоящем. Если собачья миска каждое утро наполняется едой, пёс будет ожидать, что так будет всегда.

Точно так же мы ждем от забившего несколько голов хорошего игрока продолжения серии. А промах или просто пассивная игра создаёт ощущение обманутых ожиданий.
Раздражение сильнее, чем на плохого игрока, который вообще не приносил пользы.

То же самое работает в масштабах социума: рост благополучия провоцирует рост ожиданий. Причём ожидания растут быстрее, чем реальный прогресс. И застой или небольшой спад на этом фоне кажутся катастрофой. Ретроспективная аберрация заставляет воспринимать улучшение, как ухудшение.

Прошлый век с его мировыми войнами, революциями и ужасами геноцида считается кровавым. Военный историк Литвиненко и психолог Никополов проверили это в цифрах, они подсчитали «коэффициент кровопролитности» (отношение среднего числа убийств в единицу времени к численности населения) в разные века. Выяснилось, что несмотря на возрастающую убойность оружия и плотность населения, коэффициент в течение истории падает. График пилообразный из-за всплесков смертности вовремя войн, но на длинном отрезке хорошо заметен.

20-ый век уступает по коэффициенту кровопролитности предыдущим столетиям, а по другим показателям качества жизни сильно их обгоняет. А жестоким его считают из-за завышенных гуманистических стандартов.
Вот со Средних веков спроса нет, от них ждут грубости – они «плохой игрок» на поле. А 20-ый век после всплеска нравственности Ренессанса и Нового времени хотели видеть почти утопией.

Так же сегодня есть люди, которые говорят, что из-за компьютерных файтингов, боевиков и сериалов вроде «Игры Престолов» жестокость в мире растёт.
Но давайте посмотрим на факты: агрессия обусловлена биологией и химией нашего тела. 70 000 лет назад ваши предки с каменными копьями были анатомически идентичны вам. То есть у охотника из Каменного века и офисного клерка современности одинаковый уровень агрессии.

Но изменились формы проявления. У нас есть спорт, состязания и, в том числе, игры и кино с драками. Всё это не увеличивает злость, а помогает сублимировать её – найти безопасный выход.

Настоящая проблема не в том, что насилие растет, а в том, что оно сокращается медленнее, чем нам хотелось бы.

в файле дискуссия между Ральфом Адольфсом и Лизой Фельдман Баррет о природе эмоций. То есть чем эти эмоции вообще являются. Оба исследователя представляют ответвления от классического подхода к эмоциям, где все интуитивно просто: совершенно точно есть разные эмоции, они отдельны друг от друга, у каждой из них есть свои нейроны, каждая из них имеет свой, легко отличимый спектр физиологических реакций и поведения.

Адольфс представляет функционализм – эмоции следует делить не по нейросубстрату, а по тому, что они делают, какую, упрощено, роль в выживании играют. С этой стороны обычное деление эмоций (страх, тревога, печаль и т.д.) окажется слабым. Например, Адольфс считает, что есть около 12 разных состояний страха – у каждого состояния свое назначение и механизмы.

Баррет представляет нейро или психологический конструктивизм: эмоции собираются как конструктор Лего всякий раз, когда требуется. А так как точной инструкции по сборке нет, то и эмоции всякий раз хоть и немного, но отличаются от своих предшественников. Более содержательный (хотя и тоже недостаточный) способ понять Баррет следующий. Смотря на мимику и поведение другого человека, мы можем предположить, с той или иной степенью уверенности, какую эмоцию он испытывает. Тем же занят и сам человек: его разум/мозг в непрерывном режиме строит предположения о том, в каком он сейчас состоянии пребывает и какие действия будут эффективными. В результате те феномены, которые мы называем эмоциями, – лишь некие поверхностные/сознательные колебания вычислительного процесса, которым занят мозг. И в этом процессе нет четких границ между любыми ментальными событиями.