мне было 19 лет. archive
невыносимо хочется читать книги, пыльные томики в рассыпающихся переплетах, которые пахнут неумолимой вечностью и свинцовыми чернилами типографий, которые нынче светятся неоновыми росчерками в глубоких рукавах улиц, и мы идем по ним, словно возвращаясь с затянувшегося приема в салоне, а вокруг нас лишь тысячи лицемерных масок, завернувшихся в кокон синтетических тканей и дешевых одеколонов. и не хочется плакать, думая о том, насколько все это тривиально и пошло, когда смотришь в будущее, и сказка начинает медленно осыпаться серой штукатуркой на гаснущие искры в глазах, и вся магия исчезает, как по утрам, когда первые солнечные лучи изничтожают вкрадчивую трель ночной вуали, и ты видишь наконец резкую, безрассудную правду - она стреляет в упор, поскольку лишь правда не знает ни страха, ни надежды. и слезы эти не имеют для нас никакого значения, так пускай же катятся по бледнеющим впалым щеках, довершая сюиту молчаливых прощальных прикосновений беглыми взглядами, пускай же падают ледяными иглами на пронзительно-фарфоровые осколки запястий и ранят их бесконечно.
мне хочется верить в то, что хоть одна часть во мне способна не лгать себе. пусть даже один нейрон в затейливой сетке моих нервных окончаний однажды запоет не болью, а сладкой истомой, пусть даст мне увидеть (гляди, чертовка, гляди - вот она, твоя правда, которой ты боишься, как паучьих лап надвигающейся бескрайней зимы), что я не утратила эту мягкую музыку каждого движения, что не все во мне погребено под завалами не тех слов не тем людям, что жизнь - это стремнина, а не глядящая бездна обжигающе ледяного пруда, ныряя в который, испытываешь лишь пьянящую боль.
и тогда эта музыка взревет, поднимая на воздух каждую миниатюрную ласковую клеточку тела, развернется на полную мощь и примется рубить сплеча каждое воспоминание, что приходит по ночам и усаживается на грудь, удушающе присвистывая. тогда я одержу свою победу.
