Поколения инфантильной патетичности
Если бы меня кто попросил разделить фильмы — как и любое порождение искусства — мне бы не пригодилось более двух категорий (меня, конечно, никто не просил, но на то канал и без обратной связи, принимайте) : первая — произведения, концентрирующие современность, вторая — имитирующие вечность.
Ко второй относятся плюс-минус все фильмы. Особенно вышедшие в последние лет так 30-40 (кажется, где-то там корабль кинематографии рассыпался об айсберг в виде «Титаника»). Каждый, пытаясь перекричать предыдущий, пытается донести, в том или ином виде, великую идею нерушимой и всеобъемлющей любви, представляет маленького человека значимым, при этом значимость раздувается внутри его ещё меньшего мира. Это совершенно больной, извращённый индивидуализм, который заставляет искренне верить в то, что — вы - мы - ты - я — важны. Заставляет верить, что мы умеем любить, более того — что умеем любить бескорыстно и всецело, что человек способен преодолеть любые преграды, что ты непременно справишься с жизнью, что уж точно не она с тобой. И ладно бы: никому, наверное, не вредит мечтательство. Но человек — и без того животное тщеславнейшее, высокомерное и самонадеянное, а кино — то, о котором я говорю — это кино, утрирующее эти качества и преподнося под таким соусом, что каждый бездельник теперь в своих спазмах кишечника узнает глубокие душевные терзания. Почему имитирующая вечность? Потому что такие картины норовят зависнуть во времени, стать культом, встать во главе духа нынешнего и грядущего, и им это, более того, с легкостью удаётся, потому что теперь ты с радостью в каждом своём спазме кишечника узнаешь глубокие душевные терзания. Я прекрасно понимаю, что есть массовая культура и почему она есть именно в таком виде, но мне грустно, что между тем, чтобы узнать мир вокруг и создать мир вокруг себя, человек охотно выберет вторую опцию, эго пересилит, эго всегда будет пересиливать, пока не возьмёт (уже взяло?) верх.
Первая же категория фильмов — картины, никогда не претендующие на вечность, но всегда врезающиеся булыжником в хлипкость твоих убеждений. Такие фильмы ничего не восхваляют, никого не идеализируют; чаще всего, так же, как и все остальные, они содержат в себе историю вымышленную, додуманную, переработанную. Но принципиальное отличие в её содержании: это не мир вокруг человека, а человек, как он есть, внутри большого мира. Скорее всего, главный герой в конце фильма погибнет, при том не героически, а под колёсами городского такси, к тому же забрызгав труп только что купленным пакетом молока, а всю его жизнь ознаменует переезд из гостиной в подъезд от безденежья, он будет отчаянно любить женщину, которая принадлежит всем и которая никогда ему не признается, что это её он изнасиловал когда-нибудь много лет назад в подворотне, потому что тоже любит его, наверное. Не вызывает восторга? Неприглядно, неприятно, не совсем понятно, но жизнь, кажется, такова и есть. Такие фильмы низводят человека до человека, до самого честного его состояния. И, наверное, мало их как раз потому, что делают их люди, которые поняли и, более того, приняли свою незначительность перед вечностью. Я не думаю, что это угрюмый взгляд на кино (и в принципе искусство), потому что, мне кажется, лучше всю жизнь сокрушаться по поводу своего ничтожества, чтобы иметь возможность отличить его от мимолетного возвышения, чем жить в иллюзии собственного величия.
Хорошо, что это канал, в заметках такое выглядело как транскрипт интервью умалишенного.
Если бы меня кто попросил разделить фильмы — как и любое порождение искусства — мне бы не пригодилось более двух категорий (меня, конечно, никто не просил, но на то канал и без обратной связи, принимайте) : первая — произведения, концентрирующие современность, вторая — имитирующие вечность.
Ко второй относятся плюс-минус все фильмы. Особенно вышедшие в последние лет так 30-40 (кажется, где-то там корабль кинематографии рассыпался об айсберг в виде «Титаника»). Каждый, пытаясь перекричать предыдущий, пытается донести, в том или ином виде, великую идею нерушимой и всеобъемлющей любви, представляет маленького человека значимым, при этом значимость раздувается внутри его ещё меньшего мира. Это совершенно больной, извращённый индивидуализм, который заставляет искренне верить в то, что — вы - мы - ты - я — важны. Заставляет верить, что мы умеем любить, более того — что умеем любить бескорыстно и всецело, что человек способен преодолеть любые преграды, что ты непременно справишься с жизнью, что уж точно не она с тобой. И ладно бы: никому, наверное, не вредит мечтательство. Но человек — и без того животное тщеславнейшее, высокомерное и самонадеянное, а кино — то, о котором я говорю — это кино, утрирующее эти качества и преподнося под таким соусом, что каждый бездельник теперь в своих спазмах кишечника узнает глубокие душевные терзания. Почему имитирующая вечность? Потому что такие картины норовят зависнуть во времени, стать культом, встать во главе духа нынешнего и грядущего, и им это, более того, с легкостью удаётся, потому что теперь ты с радостью в каждом своём спазме кишечника узнаешь глубокие душевные терзания. Я прекрасно понимаю, что есть массовая культура и почему она есть именно в таком виде, но мне грустно, что между тем, чтобы узнать мир вокруг и создать мир вокруг себя, человек охотно выберет вторую опцию, эго пересилит, эго всегда будет пересиливать, пока не возьмёт (уже взяло?) верх.
Первая же категория фильмов — картины, никогда не претендующие на вечность, но всегда врезающиеся булыжником в хлипкость твоих убеждений. Такие фильмы ничего не восхваляют, никого не идеализируют; чаще всего, так же, как и все остальные, они содержат в себе историю вымышленную, додуманную, переработанную. Но принципиальное отличие в её содержании: это не мир вокруг человека, а человек, как он есть, внутри большого мира. Скорее всего, главный герой в конце фильма погибнет, при том не героически, а под колёсами городского такси, к тому же забрызгав труп только что купленным пакетом молока, а всю его жизнь ознаменует переезд из гостиной в подъезд от безденежья, он будет отчаянно любить женщину, которая принадлежит всем и которая никогда ему не признается, что это её он изнасиловал когда-нибудь много лет назад в подворотне, потому что тоже любит его, наверное. Не вызывает восторга? Неприглядно, неприятно, не совсем понятно, но жизнь, кажется, такова и есть. Такие фильмы низводят человека до человека, до самого честного его состояния. И, наверное, мало их как раз потому, что делают их люди, которые поняли и, более того, приняли свою незначительность перед вечностью. Я не думаю, что это угрюмый взгляд на кино (и в принципе искусство), потому что, мне кажется, лучше всю жизнь сокрушаться по поводу своего ничтожества, чтобы иметь возможность отличить его от мимолетного возвышения, чем жить в иллюзии собственного величия.
Хорошо, что это канал, в заметках такое выглядело как транскрипт интервью умалишенного.