хорошие книги даши дафны

Я так тоскую по своему маленькому городу, знакомым улицам, поворотам, подворотням, где когда-то заливисто смеялась, горько плакала, целовалась, была счастлива, была несчастна (какие далекие сейчас те несчастья, какие незначительные).

Я так тоскую по городу, где теперь безвозвратно чужая, да и его самого больше нет, он оброс новыми тротуарами, дорогами, торговыми центрами и вывесками; он стер мои привычные тропки, снес старые дома, киоски «Роспечати», спилил сучья дубов, на которых я сидела, переделал места обитания дворовых девчонок и пацанов — и где они, где мы? Танцуем призраками в чертогах былых королей, шалашах в высокой траве, кострищах на пустырях — в его памяти и в своей.

Мой крошечный город детства теперь как десять раз перекрашенные перила на переходе через ж/д пути — где-то краска слезла слоями красного, зеленого, желтого, но докопаться до надписи «здесь была Даша» все равно не получится — кто упомнит, где ты ее оставила, дуреха.

Так останься секретом
Тайна третьей планеты
Ведь чем больше я знаю
Тем меньше верится в это

Все были живы: и бабушка, и брат Сашка, и троюродная сестра — нянька Наташка, и тетка Женя, и наши собаки, и мамины красивые подруги, и папины сильные друзья. И дом всегда был полон гостей, шумел их шутками, хохотом, гитарой и песнями. — Чем ты ее бьешь, это козырная бура, по голове себя побей, жулик, — мухлевал с колодой отцовский брат дядя Юра, баламут и душевный враль. И был еще «Лидер», ох мой любимый «Лидер», лето это маленькая жизнь — 10 лет прошло, а я помню каждый день.

Дует ветер, дует месяц, дует два, дует год
Только боль он не остудит, эта боль не пройдёт.

Больше не встречаю на улицах знакомых, все прохожие как переселенные. Но на самом деле, переселенная — я. Человек регенерируется весь за семь лет, — а за сколько город?

И внутренняя тьма, которая давно ушла, оказалось и не ушла, оказалась рядом — выползает из всех углов, трогает ледяными пальцами нежное розовое сердце, тихонечко стучит по нему и шепчет — пустишь меня?

Я уехала 17 лет назад, но ты все еще высечен на подкорке, и будешь всегда, до конца, до смертного креста.

Муром.

Мой любимый месяц.

Я убираю оставшуюся одежду с запахом лета в коробки, чехлы и кофры, вместо нее на пустые полки ложится октябрь — раскладывается по ящикам, развешивается по шкафам, занимает свое место на крючках и перекладинах, запирается в комод. На отделение с колготками смотрю с тоской, необходимость носить колготки — мое личное оскорбление, но я все равно отказываюсь от такси: октябрь слишком хорош и красив, за ним приятно следить, встречать и провожать, холодными пальцами он трогает мое лицо, путается в волосах, залезает под подол и поднимается до бедер как случайный любовник из бара, в котором не слишком-то много любви. Идеально.

Я стучу каблуками в переулках и стараюсь ничего не упустить: краски города становятся ярче и темнее, камень домов чернеет, асфальт перестал пылить, а розовое вечернее марево, задержавшееся в Москве на теплый сентябрь, все же ушло. Все правильно.

Теперь время осенней дымной тоски, горьких утренних туманов, вечерних дождей и размалеванных ими тротуаров, по которым я буду возвращаться домой: растекшиеся зелёные пятна от сфетофора, желтые от фар, голубые от вывесок, белые от фонарей на углу, где я сворачиваю с бульвара в колодцы домов.

В букмейте меня дожидаются ведьмы и фейри, банши и оборотни, черти и кладбища, Джек с тыквой и Джилл с кошкой, проклятые замки и дома с дурной репутацией, бесстрашные королевы и порочные короли, бродячие труппы со зловещими каруселями, темные университетские коридоры, змеиный царь со смертной невестой, смех рассевшихся на деревьях русалок, тихий колокольчик и скрип велосипеда в глубине квартиры, потерянные мальчики Неверленда, ужасные зловещие и чудесные видения.

Я иду и за мной волочатся грязные золотистые листья — первые мертвецы.

Сладость или гадость? Я выбираю сразу все.

С собой в тюрьму мама унесла все наши домашние тайны: в каком ящике лежат конверты, как делать фигурки из желе, какая пена для ванны самая стойкая, у кого на что аллергия и кто чего боится.

Тони О’Делл — Темные дороги

Я не могу не думать о том обвинении в изнасиловании и о том, что насилие по отношению к женщине редко связано с сексом, но почти всегда — с доминированием. С тем, чтобы раздавить независимость женщины полным контролем, движимым ненавистью.

Пола Маклейн — Когда звезды чернеют

Лучший зарубежный янг адалт, который вы читали?

Самые-самые любимые книги про подростков?