Закадычные враги

Это все чудесно, конечно, только американские газеты полностью перепечатывали газеты британские. И это совершенно предсказуемо: своих-то корреспондентов на Ближнем Востоке у американцев не было. Поэтому следует тут исследовать не американский дискурс, но именно островной. И вот тут вопрос: отличались ли новости из Шотландии от тех, что публиковались в Англии и, если да, почему?

Поводом для организации банкета могло быть что угодно. Конечно, существовала определенная традиция собираться для празднования Дня независимости или инаугурации президента. Эти события имели общенациональное и внепартийное значение, и география таких политических «барбекю» была крайне обширна. Однако, имели место и более спонтанные поводы для проведения мероприятия: необходимость одной из партий высказаться в адрес какого-то принимаемого закона, демонстрация своей точку зрения в отношении актуальной «повестки дня», критика курса президента и т.п. Зачастую именно подобные банкеты, имевшие четкую партийную окраску, могли вызвать недовольство со стороны представителей другой политической силы. Часто дело могло дойти до рукоприкладства или вандализма . Именно это отличало банкеты в США от того, что можно было увидеть во Франции или Великобритании. Пользуясь свободой собраний, американцы не только вольно организовывали разнообразные мероприятия, привлекавшие множество людей, но и экспрессивно протестовали против тех собраний, с повесткой которых они не были согласны.

В европейской и британской культуре начала XIX в. банкеты всегда занимали особое место. Крайне часто они имели глубокое политические значение. В условиях, когда свобода собраний не являлась разрешенной де-факто или де-юре, банкет был одним из немногих способов собраться и коллективно высказаться насчет государственных дел . Банкет, таким образом, – это «гражданский праздник».

Его организаторами могли выступать как сами граждане, так и избираемые ими депутаты. В первом случае средства на подготовку празднества собирались по подписке. Во втором – его финансировал сам депутат. Как уточняет В. Робер, для Франции были скорее характерны банкеты первого типа, а для Англии – второго, что создавало определенную неловкость: «…в Великобритании политические банкеты накануне выборов устраивались очень часто и представляли собой скрытую форму подкупа избирателей кандидатами, а поскольку могло случиться и так, что обед, напротив, давали избиратели в честь своего кандидата, отсюда было недалеко до полного смешения банкетов обоего типа и отождествления политического банкета с коррупцией» .

Подобные гражданские празднества никогда не организовывались без серьезного повода. Им могло служить какое-то событие в прошлом, которое служило «местом памяти» для собравшихся и являлось важным для формирования политической идентичности. Ход самого банкета был крайне ритуализирован, так что даже предлагаемые к обеду блюда могли нести какой-то скрытый смысл . Ключевым – и самым очевидным – способом артикулировать позицию собравшихся на званом вечере было соблюсти порядок тостов. Очевидно, что если первым из них был тост не за короля, то весь банкет можно было сразу считать чуть ли не революционным .

Насколько культура политических банкетов и праздников была распространена и влиятельна в США в конце XVIII – начале XIX вв.? Историк Саймон Ньюман считает, что американцы в полной мере перенесли ее из Старого Свет, и она сыграла ключевую роль в формировании гражданской культуры молодого государства . В революционную эпоху «гражданские праздники и произносимые на них тосты являлись крайне важной частью возникающей массовой политической культуры по всему пространству разозленных американских колоний, так как они позволяли присутствующим ясно выразить свою приверженность сначала делу Революции (Patriot cause), а затем политическим позициям и партиям созданной республики. Когда Джордж Вашингтон был назначен Континентальным Конгрессом командовать армией новой нации, его лидеры и жители Филадельфии не смогли придумать лучшего способа отметить это, чем провести бурный вечер в местной таверне, поднимая тосты за дело Революции» .

Как и в Старом Свете, новости о гражданских празднествах распространялись через газеты. Они включали в себя не только анонсы грядущих банкетов или званых вечеров, но и статьи, которые суммировали уже произошедшие события . Историк Джеффри Пэсли даже иронично утверждает, что многие политические события устраивались будто бы только ради того, чтобы про них написали в газетах. Чаще всего газеты пересказывали содержания тостов, которые играли столь же значимую роль, что и в Европе. «Обычно тосты, произносимые на подобных мероприятия, чествовали людей, революционный дух и принципы 1776 г. и Конституцию. – говорит Ньюман о банкетах эпохи президентства Джорджа Вашингтона. – Самый первый же тост прославлял народ и принятую им Конституцию» . В дальнейшем тосты и публичные речи, случавшиеся на празднествах, становились все более сложными и касались текущих политических событий, а также были тесно связаны с непрекращающейся межпартийной борьбой. Импровизации здесь не было места: тосты писались таким образом, чтобы их сразу же могли напечатать в газетах .

Еще одна цитата из дневника цензора Александра Никитенко, написанная ровно 250 лет назад. И вновь удивительно, что такие крамольные вещи писал человек, профессионально зарабатывающий запрещениями.

18 февраля 1869 года, вторник  
Массам принадлежит сила производительная, но организующей и устрояющей силы у них нет. По справедливости, первую из этих сил можно назвать брюхом, а вторую -- головою.   В Северной Америке всеобщее равенство, всеобщая свобода; но законодательствуют, управляют и руководят всем лучшие, то есть люди, наделенные высшими способностями и умевшие развить их, поставить на высоту общих возвышенных видов и задач. Дровосек Линкольн, портной Джонсон, наборщик Франклин вышли из народа и на этом только основании принадлежали к массе, по дарованиям же своим и развитию они стояли неизмеримо выше ее. Дело в том, что там, то есть в Америке, всякому открыты пути быть и делаться тем, чем он может.

А.В. Никитенко был, конечно, совершенно удивительным человеком. Служа цензором почти всю жизнь, мог себе позволить оставлять достаточно бретерские комментарии, пропускать потенциально опасные сочинения для публикации, а потом сидеть за это на гауптвахте. Дневник же Никитенко так и просится быть разобранным на цитаты. Вот например, прекрасная побасенка о двойственном отношении к США и республиканскому строю, которая прямо просится в @nechaeveverywhere

"3 декабря 1860 года, суббота  

Заседание в Главном управлении цензуры. Берте докладывал, что в "Северной пчеле", в статье о Северо-американских Штатах, слишком распространяются о праве народа контролировать злоупотребления администрации и изменять формы ее. Я защищал газету тем, что ведь это не ее рассуждения, а выписки из североамериканских официальных статей.   -- Это факты, -- прибавил я, -- и факты, то и дело совершающиеся в Европе и в Америке. Нам, значит, ничего не оставалось бы, как воспретить газетам упоминать о самих фактах этого рода, то есть мы должны закрыть глаза и уши наши на зрелище мирских дел. 

Министр согласился с этим. Делянов [член цензурного комитета и будущий министр просвещения] и Тройницкий [член совета министра внутренних дел] поддержали меня. Положено бросить это дело".

В 1807 г. в петербуржской типографии В. Плавильщикова был опубликован отчет 1791 г. «О пользе мануфактур…» Александра Гамильтона, в ту пору министра финансов США. Не столь важно содержание отчета, но сам факт его перевода на русский язык говорит о том, что опыт молодой североамериканской республики был в России весьма востребован. Книга была посвящена императору Александру I, а актуальность публикации обоснована переводчиком В. Малиновским, служившим дипломатом в Англии, Турции и Молдавии, а в 1811 г. назначенным первым директором Царскосельского лицея. По его словам, «Сходство Американских соединенных провинций с Россиею является как в разсуждении пространства земель, климата и натуральных произведений, так и в разсуждении несоразмерного пространству населения и той младости, в которого находятся разныя общеполезныя заведения; по тому весьма пристойны и для нашего отечества все предлагаемыя здесь правила, замечания и средства». Проведение параллелей между «младостью» двух государств, размерами их территорий и потенциалов были общим местом в рассуждениях как американских, так и российских публицистов начала XIX в. Впоследствии эти идеи получат известность в афоризмах Токвилля.

Крайне любопытный эпизод из истории Американской революции приводит Д. Гриффитс: каперы из США нападали на британские суда, шедшие в Архангельск, нанося вред русско-британской торговле:

"...американцы вызвали гнев императрицы, когда в августе 1778 года в Северном море появился «Генерал Миффлин» и начал грабить английские торговые суда, направлявшиеся в российский порт Архангельск и из него. Суда, в большинстве своем груженные неконтрабандным грузом, сжигали, а экипаж отпускали на волю волн. Положение настолько ухудшилось, что один из виднейших британских купцов в Архангельске просил консула в Петербурге предоставлять конвой для всех будущих рейсов: «…поскольку нет гарантии какой-то защиты, я думаю, немногие английские суда придут сюда в следующем году». Императрица была в ярости, так как под угрозой была жизненно важная торговая связь с Великобританией. Императрица предупредила, что, если грабеж продолжится и в следующем году, каперы дорого поплатятся: «…ибо я не брат Г[еоргу III]; никому не позволено трепать меня за нос безнаказанно». Панину было велено составить план действий. В «нижайшем донесении», поданном 22 декабря 1778 года, он советовал защищать торговые суда, идущие в российские порты, против всех каперов, не только американских, хотя с готовностью подтвердил, что необходимость в таких действиях создали американские каперы. В итоге в Северное море отправили русскую эскадру для защиты русской торговли — якобы от американцев".

"Сын отечества" - журнал, учрежденный Н. Гречем с 1812 г., который признавался в своих мемуарах, что на идею создания собственного периодического издания его натолкнул недостаток патриотических настроений в сложном для страны 1812 г. Греч, как и его журнал, был достаточно консервативен. Указанный выше пассаж может быть прочитан в контексте российско-американских отношений начала XIX в. В этот момент продолжается англо-американская война; Александр I предлагает медиатизацию, выступая как добрый друг обеих сторон. Россия имела в лице США доверенного партнера и не хотела лишний раз отвлекаться от войны с Наполеоном. Кроме того, письмо неизвестного о встрече с американским посланником П. может быть рассмотрено и в связи с желанием его автора получить в лице американца независимого наблюдателя, не связанного с хитросплетениями европейских политических и социокультурных отношений. Кстати говоря, насчет этого американца. Послом США в России на тот момент был Дж.К. Адамс. Под "П." вероятно скрывается Джоэл Поинсетт, американский путешественник и дипломат, который в действительности не имел официального назначения от Белого Дома, выступая как частное лицо, что, впрочем, не помешало ему встретиться с Александром I. В 1812 г. Поинсетт действительно был в Москве, где, вероятно, и произошла встреча с рассказчиком.

«… Не могу не вспомнить при сем случае презабавного признания, которое мне сделал некто Господин П… бывший Американским посланником в М. Он звал меня к себе обедать. На вопрос мой, кто еще будет у него обедать, он отвечал: «Весь дипломатический корпус: Российской и Английской посланники». – «Как?» - прервал я речь его: «разве вы в дипломатическом сословии признаете только посланников Рускаго и Английскаго?» - «Почти так», - продолжал, улыбаясь, П.: «Я, Американец, привык взглядом на карту судить о державах; например: на древнем материке я вижу, что почти весь север его под Россиею, и говорю: вот исполин держава! Она то, что мы в северной Америке. Я вижу Китай – и это держава. Англия, хотя не велика пространством, но за то владычествует на морях и повелевает в обеих Индиях, в Африке и пятой части света – вот прямо держава! Испанию я примечаю не в Европе, а в Мексике и Перу. Португалии я бы не доискался на карте, естьлиб она не лежала последняя на западном краю Европы и не смотрела на Бразилию. Прочее же все у вас (говоря о Европейцах) обветшало, износилось; нравственный политический маразм истощил все душевныя силы, и довел до такого единоообразного ничтожества, что как как покрой платья один, так точно и физиогномия характера однаже: эгоизм и рабство. При таких обстоятельствах Бонька (Boney – так называл он Бонапарта) вздумал основать великую Империю свою, и глотает своих робких и малодушных соседей, но и ему наконец подавиться. Сила Франции судорги, а гений властелина ея – не благоразумие, а дерзость и так

Vis consilii expers mole ruit sua! Сила без благоразумия сокрушается под собственною своею тяжестью.

Ты прав, Господин П.! И что здравый твой американский рассудок предузнал, то 1812 год оправдал в полной мере…».

Письма из Москвы в Нижний Новгород. Письмо первое. // Сын отечества. 1813, №XXXV. С. 93-95.