Они ходили по джунглям громко, будто слоны – мы так и называли их между собой, хохоча. И они улыбались нашему смеху, думали, так мы проявляем дружелюбие. Эти казались не такими страшными, как Черные Винтовки. Их даже было жалко. Вспотевшие, уставшие, с вечным страхом в глазах. Совсем мальчишки. Наверное, еще вчера сидели за партами. Интересно, чему их учили в школе? Чему угодно, только не ходить тихо.
Мы много дней кормили и поили их: рисовой лапшой с курицей и кокосом, сладким вареным маниоком, крепким кофе. Сперва они боялись, заставляли нас первыми пробовать еду. Потом привыкли. С каждым днем они привыкали все больше. Отставляли винтовки всё дальше во время еды. Дарили нам жвачку. Сажали нас на колени, чтобы сфотографироваться на память. Отпускали пошлые шуточки и смеялись над тем, что мы их не понимаем. Мы отлично понимали. Я знала английский не хуже французского, Тьен искусно имитировала ужасный акцент, Фыонг просто молчала, скромно опуская взгляд и одергивая аозай.
В тот день было жарко, ни одного облачка с утра. Они возвращались, закончив патрулировать свой кусочек джунглей. До базы рукой подать – слышно, как из репродуктора на вышке играет музыка. Они расселись за столом, потные и грязные. Достали сигареты, курили и нервно посмеивались – не могли поверить, что за целые сутки не встретили ничего, никого. Заказали чай и рис. Я надеялась, они поедят и просто уйдут.
Но тут явился он. Яркая цветастая рубашка, шляпа. Выглядел, как сайгонский турист, но шрамы и татуировки выдавали в нем бывалого военного. Да и что здесь делать туристу? Я узнала его, видела лицо на фотографиях. Такого сложно не узнать. Он имел отношение к убийцам из «Феникса». Сел за стол, щелкнул пальцами. «Ром, ром».
Папаша Бо перехватил мой взгляд и едва заметно кивнул. Сердце заколотилось, подпрыгнуло к самому горлу. Руки стали дрожать, кровь отлила от лица. Не думала, что так струшу. Не боялась в ночь штурма, не боялась, когда один из Черных Винтовок резал мою щеку ножом, оставляя на память безобразный шрам. А теперь стало страшно. Страшно и жалко.
Чтобы справиться со страхом и жалостью, потребовалась вся моя ненависть. Я вспомнила покрытые чадом, черные-черные куски бамбука вместо дома; груду шафрановых тряпок, в которую превратился брат Дханья. Кулаки сжались сами собой, в глазах поплыло от слёз ярости. Я подошла к своей тележке, на которой стоял поднос с чайником. Молодой паренек улыбнулся мне из-за стола и помахал рукой. Я хорошо помнила его, даже знала по имени. Он всегда просил сделать кофе сладким-сладким. Я улыбнулась, помахала в ответ. Присела, сделала вид, что достаю жестянку с сахаром. Бечевка туго врезалась в пальцы. Тьен и Фыонг взяли чайники и поспешили к колодцу, будто собирались набрать еще воды для чая. Фыонг оглянулась, посмотрела на меня. В ее глазах был ужас.
Я досчитала до десяти, чтобы они успели отойти достаточно далеко, и дернула веревку изо всех сил.
Раз. Два. Три. Че…
Взрыв.
- Ланг, -- слышу сквозь красную пелену. – Ланг?
Это мое имя. Кто зовет? Тьен. Кажется, голос ее. Или нет? Голос стихает.
Я сплевываю кровь. Подняться не получится. Разжимаю пальцы и отползаю подальше от веревки.
Лежу долго, то ныряя в алую боль, то выныривая. Как в речке, когда ловили рыбу с отцом, так давно, так далеко-далеко отсюда, в детстве. С головой в теплую воду – и обратно.
Говорят по-английски. «Про десятерых передай в рацию. Да, пехота. Все. Про этого не упоминай…»
Резкий запах медикаментов. Резкая боль от касания. «Кажется, еще живая. До базы дотянет?» Я знаю, что не дотяну. Укол морфия практически не ощущается. Но по руке расползается благодатное онемение.
Я улыбаюсь, размыкая мокрые от крови губы.
«Гиа фонг», -- слышат они. «Освобождение».
Опускается темнота.
#флэшбеки #мои1000жизней
