Немного о достоверности в литературе.
В декабре отшумела перепалка Евгения Водолазкина с Евгений Коробковой по поводу ляпов в «Брисбене» (все ссылки собирали вот тут). Вкратце: Коробкова обвинила Водолазкина, что он плохо изучил матчасть, а Водолазкин на часть замечаний ответил обоснованно, а от части отмахнулся.
И вроде бы понятно, что мир романа — это мир романа, и там может происходить все что угодно (особенно у Водолазкина, который всегда говорил, что его миры во многом условные и существуют вне времени), но веру читателя в происходящее такая условность может подрывать, особенно когда автор становится предметно конкретен (концерты даются не где-нибудь, а в Альберт-холле, музыкант учится на Украине и проч.)
А теперь неожиданный пример: как прусские военные нашли у Гофмана «талант полководца».
В конце 1816 года Гофман для сборника детских сказок (первого такого сборника, изданного в Пруссии) записал «Щелкунчика» — сказку, которую он сочинил для детей своего приятеля Юлиуса Хитцига.
Если помните, там есть главка в самом начале, когда Мари наблюдает за сражением оловянных солдатиков под командованием Щелкунчика и мышиной армии.
Теперь положение батареи, занявшей позицию на скамеечке для ног, стало угрожаемым; не пришлось долго ждать, как нахлынули полчища противных мышей и бросились в атаку столь яростно, что перевернули скамеечку вместе с пушками и пушкарями. Щелкунчик, по-видимому, был очень озадачен и скомандовал отступление на правом фланге. В пылу битвы из-под комода тихонечко выступили отряды мышиной кавалерии и с отвратительным писком яростно набросились на левый фланг Щелкунчиковой армии; но какое сопротивление встретили они! Медленно, насколько позволяла неровная местность, ибо надо было перебраться через край шкафа, выступил и построился в каре корпус куколок с сюрпризами под предводительством двух китайских императоров. Эти бравые, очень пестрые и нарядные великолепные полки, составленные из садовников, тирольцев, тунгусов, парикмахеров, арлекинов, купидонов, львов, тигров, мартышек и обезьян, сражались с хладнокровием, отвагой и выдержкой. С мужеством, достойным спартанцев, вырвал бы этот отборный батальон победу из рук врага, если бы некий бравый вражеский ротмистр не прорвался с безумной отвагой к одному из китайских императоров и не откусил ему голову
Сказку как раз из-за батальной сцены похвалили два высокопоставленных прусских чиновника. Карл фон Харденберг до поражения 1806 года служил министром иностранных дел, а Август фон Гнейзенау руководил прусским генеральным штабом до конца наполеоновских войн. Оба оценили и масштаб «сражения», и детальность, и полководческое чутье Гофмана: крах Щелкунчика начался с падения батареи на скамеечке для ног и обрушения фланга — все по Клаузевицу.
Аутентичность происходящего способствует читательскому погружению (и драматическому эффекту, не зря Мари катарсически лишается чувств по итогам этого действа), и смешно, что столетие спустя либретто Мариуса Петипа будут критиковать в частности из-за сцены сражения мышиного короля и Щелкунчика: в балете не совсем понятно, что на сцене происходит, и почему Щелкунчик проигрывает.
Гофману, конечно, помогли недавно отгремевшие наполеоновские войны («мышиным королем» прозвали запертого в прохудившемся домишке на Св. Елене Наполеона) — схема сражения сильно напоминает Аустерлиц.
Но мораль можно извлечь и сегодня: достоверность в бытовых деталях поспособствует погружению читателя в сюжет и поможет вам избежать лишнего конфуза, когда книгу опубликуют.
В декабре отшумела перепалка Евгения Водолазкина с Евгений Коробковой по поводу ляпов в «Брисбене» (все ссылки собирали вот тут). Вкратце: Коробкова обвинила Водолазкина, что он плохо изучил матчасть, а Водолазкин на часть замечаний ответил обоснованно, а от части отмахнулся.
И вроде бы понятно, что мир романа — это мир романа, и там может происходить все что угодно (особенно у Водолазкина, который всегда говорил, что его миры во многом условные и существуют вне времени), но веру читателя в происходящее такая условность может подрывать, особенно когда автор становится предметно конкретен (концерты даются не где-нибудь, а в Альберт-холле, музыкант учится на Украине и проч.)
А теперь неожиданный пример: как прусские военные нашли у Гофмана «талант полководца».
В конце 1816 года Гофман для сборника детских сказок (первого такого сборника, изданного в Пруссии) записал «Щелкунчика» — сказку, которую он сочинил для детей своего приятеля Юлиуса Хитцига.
Если помните, там есть главка в самом начале, когда Мари наблюдает за сражением оловянных солдатиков под командованием Щелкунчика и мышиной армии.
Теперь положение батареи, занявшей позицию на скамеечке для ног, стало угрожаемым; не пришлось долго ждать, как нахлынули полчища противных мышей и бросились в атаку столь яростно, что перевернули скамеечку вместе с пушками и пушкарями. Щелкунчик, по-видимому, был очень озадачен и скомандовал отступление на правом фланге. В пылу битвы из-под комода тихонечко выступили отряды мышиной кавалерии и с отвратительным писком яростно набросились на левый фланг Щелкунчиковой армии; но какое сопротивление встретили они! Медленно, насколько позволяла неровная местность, ибо надо было перебраться через край шкафа, выступил и построился в каре корпус куколок с сюрпризами под предводительством двух китайских императоров. Эти бравые, очень пестрые и нарядные великолепные полки, составленные из садовников, тирольцев, тунгусов, парикмахеров, арлекинов, купидонов, львов, тигров, мартышек и обезьян, сражались с хладнокровием, отвагой и выдержкой. С мужеством, достойным спартанцев, вырвал бы этот отборный батальон победу из рук врага, если бы некий бравый вражеский ротмистр не прорвался с безумной отвагой к одному из китайских императоров и не откусил ему голову
Сказку как раз из-за батальной сцены похвалили два высокопоставленных прусских чиновника. Карл фон Харденберг до поражения 1806 года служил министром иностранных дел, а Август фон Гнейзенау руководил прусским генеральным штабом до конца наполеоновских войн. Оба оценили и масштаб «сражения», и детальность, и полководческое чутье Гофмана: крах Щелкунчика начался с падения батареи на скамеечке для ног и обрушения фланга — все по Клаузевицу.
Аутентичность происходящего способствует читательскому погружению (и драматическому эффекту, не зря Мари катарсически лишается чувств по итогам этого действа), и смешно, что столетие спустя либретто Мариуса Петипа будут критиковать в частности из-за сцены сражения мышиного короля и Щелкунчика: в балете не совсем понятно, что на сцене происходит, и почему Щелкунчик проигрывает.
Гофману, конечно, помогли недавно отгремевшие наполеоновские войны («мышиным королем» прозвали запертого в прохудившемся домишке на Св. Елене Наполеона) — схема сражения сильно напоминает Аустерлиц.
Но мораль можно извлечь и сегодня: достоверность в бытовых деталях поспособствует погружению читателя в сюжет и поможет вам избежать лишнего конфуза, когда книгу опубликуют.