Последние годы 8 марта из праздника, когда женщинам и девочкам дарят цветы и говорят разные красивые слова, превратился в день водораздела. По отношению к восьмому марта люди судят, свой перед ними или чужой. Определённая, и все увеличивающаяся с каждым годом прослойка общества считает, что поздравления с так называемыми гендерными праздниками – признак отсталости, угнетения и патриархата. Это бы пожалуйста: борьба каких-либо групп за свои права – нормальное и закономерное явление. Но борцы за всеобщее равенство взяли моду в качестве оправдания своих требований приводить так называемые научные аргументы. Мол, если учёные показали, что между мужчинами и женщинами нет разницы, значит, и спорить тут нечего, нужно немедленно отдать угнетаемым прежде те привилегии, которых они были лишены. И такая постановка вопроса вызывает исключительно раздражение.
Для борцов, неважно, за что они борятся, приплетание науки – всего лишь один из способов добиться своей цели. А вот для науки такое её использование крайне вредно. Всего за несколько лет благодаря тому, что любые вопросы, связанные со сравнением гендеров, стали крайне политизированными, хорошая наука по этому вопросу попросту закончилась.
Потому что не может быть хорошей науки там, где допустимым считается только один результат любых исследований. Сегодня стало априори предполагаться, что достоверными могут быть только доказательства, что между мужчинами и женщинами нет никакой разницы. Иной результат заранее объявляется сексистским и манипулятивным. В таких условиях у учёных, которые тоже люди, крайне велик соблазн получать исключительно одобряемые результаты. Причём для этого даже не надо фальсифицировать данные, достаточно выстроить эксперимент так, что он будет, например, лишен некоторых контролей и автоматом даст нужный нам результат. Или можно даже проводить нормальные эксперименты, но не все, а те, где мы заранее предполагаем этот результат. А эксперименты, где предполагается иной результат, не проводить. Например, раз за разом искать отличия в базовой структуре мозга (хотя там они как раз есть) или IQ, а не, скажем, в мотивации (я подробно говорила об этом в одном старом подкасте [1], ссылка в комментах). Более того, хорошие научные группы, скорее, предпочтут не связывается с чувствительными темами и заняться чем-нибудь ещё. Кому нужно потом годами отбиваться от нападок агрессивно настроенных сторонников равенства. А мы все видели примеры, когда именно так и происходит.
В результате, чем дальше, тем больше в науке гендерных исследований остаются только халтурные, плохо проведённые неглубокие эксперименты, показывающие, что женщины и мужчины ничем не отличаются, и можно дальше бесконечно получать гранты на подобные работы. При таком подходе мы ещё не скоро узнаем, как оно на самом деле, есть ли между полами существенные отличия, и если да, то где именно они сосредоточены.
При этом простое наблюдение за окружающим миром заставляет предполагать, что вероятность таких отличий, мягко скажем, существенна. Чтобы заведомо отрицать их, придется полностью игнорировать, например, тот факт, что абсолютное большинство хоть сколько-нибудь сложных живых организмов имеют ярковыраженный половой диморфизм, касающийся не только внешности, но и поведения. Потому что такая организация жизни позволяет добиваться больших эволюционных успехов меньшими средствами. Если оба пола, необходимые для воспроизводства, будут совершенно одинаковыми, значит, представителями каждого из них придётся выполнять вдвое больше функций. А это означает, что каждому придётся тратить вдвое больше энергии. Разделение функций позволяет получить невероятную энергетическую выгоду. Предполагать, что один вид из миллионов, к тому же совсем недавно отделившийся от ближайших родственников, вдруг так радикально изменился, как минимум, требует серьезных обоснований.
Ситуация у людей, разумеется, сложнее, чем у лягушек или кошек, потому что на вопрос гендерных отличий влияют социальные установки. Мы начинаем видеть это ещё у некоторых приматов, но насколько далеко может простираться влияние социума – неясно.
