Kacаешься меня, и я горю.
Ладонь крадется вниз по побережью.
Потом возвышенность, и дальше к алтарю,
И томно замирает где-то между.
Касания нежнее, чем стихи,
И губы, опускаясь к эрогенным,
Рождают новую из заданных стихий,
И возбуждение разносится по венам.
И дрожь бежит вдоль впадин и равнин,
Соединяя тектонические плиты.
И замирает в области вершин,
Меняя вдох прерывисто на выдох.
Горошины сквозь шелковую ткань
Так выразительны и просятся наружу.
И страсть, как огнедышащий вулкан,
Сжигает лавой тело, разум, душу.
И нежность превращается в порыв,
И жажда обладать неукротима.
Мы забываем правила игры
И входим глубже в омуты интима.
Крамар
Ладонь крадется вниз по побережью.
Потом возвышенность, и дальше к алтарю,
И томно замирает где-то между.
Касания нежнее, чем стихи,
И губы, опускаясь к эрогенным,
Рождают новую из заданных стихий,
И возбуждение разносится по венам.
И дрожь бежит вдоль впадин и равнин,
Соединяя тектонические плиты.
И замирает в области вершин,
Меняя вдох прерывисто на выдох.
Горошины сквозь шелковую ткань
Так выразительны и просятся наружу.
И страсть, как огнедышащий вулкан,
Сжигает лавой тело, разум, душу.
И нежность превращается в порыв,
И жажда обладать неукротима.
Мы забываем правила игры
И входим глубже в омуты интима.
Крамар