Дмитриев

Магический реализм в интерьерах дома-интерната для детей, от которых отказались родители, практически захваченный своими воспитанниками и живущий по правилам, которые устанавливают сами подростки. Это Дом с большой буквы, защищающий своих жителей от Наружности, поделенный на стаи с вожаками. Стервятник, Сфинкс, Слепой, Табаки, Курильщик, Македонский – у этих ребят нет имён, только клички. Всё это про одну из самых ярких книг последнего десятилетия – роман Мариам Петросян «Дом, в котором…».

Художник-аниматор из Еревана Мариам Петросян писала свой роман 18 лет, а задумала его ещё в 80-х. Он начинался, как история мальчика-колясочника, который попал в дом для детей-инвалидов и пытается ужиться с новыми соседями. А потом разросся до фантастического романа с Крысами, Птицами, Логами, Четвёртой и Фазанами. В книге даже видно, где она могла бы закончиться, но писательница там – на наше счастье – не остановилась. Это пример книги, которая вышла из-под контроля автора и зажила собственной жизнью.

Собственно, поэтому магии в ней очень много. Дом контролирует своих обитателей, бережёт от Наружности, забрасывает Прыгунов в Лес. А есть ещё и Ходоки, которые попадают туда по собственному желанию. В Ночь сказок время вообще останавливается. И тогда кто-нибудь умирает. А есть ещё Македонский, которого вообще-то стоит остерегаться.

При этом магия не занимает центрального места в романе. Здесь подростки выживают в замкнутом социуме как умеют. Каждый из главной для нас Четвёртой стаи получает право голоса в книге, каждый из них – единственный в своём роде. Как и во всяком закрытом сообществе, у них есть свои законы, которые здесь соблюдаются до смерти. Ну а концовка книги пробирает до костей.

И понятно, почему этот роман - такой яркий. Мало какую книгу 18 лет выписывает аниматор. Стены Дома, комнаты Стай, кабинет Акулы, Кофейник – всё это произведение искусства. И это при том, что в книге нет иллюстраций. Мариам Петросян в 2010 году говорила, что ждать от неё новых романов не стоит. Но это тот случай, когда писательница в любом случае одной книгой заполучила своё место в огромной русской литературе.

Очень смешную и очень страшную книгу принёс я вам сегодня. Роман уральского писателя Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него» был опубликован отдельной книгой уже после того, как стал бестселлером в интернете. Критики приняли его диаметрально противоположно: от «аморфный и бессюжетный» до «выдающийся». Роман выиграл премию «Национальный бестселлер» и стал финалистом премий «НОС» и «Большая книга».

О смешном. Юмор в романе Сальникова чаще хлёсткий и даже жестокий. Уже название первой главы складывается в аббревиатуру АИД, в которой Петрову-старшему действительно приходится пить водку в катафалке с «волшебным человеком» и проводником в этот катафалк Игорем. Тот способен на лету в хлам напоить отряд ППС с помощью одного лишь тоста (он есть в первой же главе). Единственной из семейства Петровых с именем оказывается жена, зовут которую Нурлыниса Петрова, остальных Сальников всю книгу величает Петров и Петров-младший. Их наблюдения за коллегами и одноклассниками скорее пёстрые, хоть действие и происходит в зимних чёрно-белых тонах. Потому что это какая-то сюрреалистическая семья.

О страшном. Роман, как нам и обещали в названии, идёт не только в Екатеринбурге, но и в гриппе. Из-за этого не понятно, что из книги происходит (и происходило) в реальности, а что – в горячечном бреду. Петрова успокаивается от вида крови? Петров нажимал на курок пистолета? Всё это выглядит настолько ненормально, что даже не особо хорошая жизнь семейства выглядит вполне сносно. Прямая речь в романе запрятана в косвенную, что ещё больше превращает его в гриппозный бред. Ощущение ненормальности не отпускает всю книгу.

При этом страшном из романа всё равно не вырваться. Он мягко и неторопливо затягивает тебя (критик Галина Юзефович сказала о книге «настоящий читательский праздник»), а потом также спокойно растворяется на мыслях Снегурочки о детях («нахер всё это»). Что там с Петровыми будет дальше? Выздоровеют ли они или так и проведут всю жизнь в этом непонятном горячечном бреду, окружённые сумасшедшими людьми и сумасшедшими мыслями и сюжетами?

Вообще отобрать лавры у Умберто Эко невозможно, но почему бы и не попытаться? Француз Лоран Бине после «Имени розы» и «Смерти в Византии» (романа болгарской француженки Юлии Кристевы) написал свой семиотический роман «Седьмая функция языка». Только действуют в нём не выдуманные персонажи, а ныне живущие или недавно скончавшиеся семиологи, философы и писатели Умберто Эко, Юлия Кристева, Филипп Соллерс (он был очень романом разозлён, да и я б, на его месте, был), Жак Деррида, Мишель Фуко – и далее по списку интеллектуального цвета Европы. Половину из них подозревают в преступлении.

В Париже в 1980 году после встречи с пока мало-кому-знакомым социалистом и будущим президентом Пятой республики Франсуа Миттераном погибает философ и литературовед Ролан Барт. У него исчезает рукопись, в которой описывается седьмая функция языка. С её помощью, по слухам, можно кого угодно убедить в чём угодно. Нынешний президент Франции Жискар д’Эстен заинтересован в скорейшем расследовании преступления. Всё это на фоне теннисных сражений Бьорна Борга, Джона Макинроя, Джимми Коннорса и Ивана Лендла, партизан из «Красных бригад» и явно существующего тайного общества.

Бине вслед за Эко делает явную отсылку к Артуру Конан Дойлу: у него расследуют преступление тоже своего рода гений и глуповатый помощник. Однако умный здесь - помощник Симон Херцог, инициалы которого, как и у Шерлока Холмса, SH. Комиссар Байяр будет поглупее не только своего визави, но и всех подозреваемых. Особенно учитывая, что нужны познания в семиотике – науке о знаках.

Лоран Бине не особенно бережёт своих героев. Кого-то загрызут собаки, кто-то лишится руки, а кто-то – ноги. Ещё в романе множество откровеннейших сцен секса, так что он вполне заслуживает свою классификацию 18+. И тут вспомним ещё раз, что речь-то часто идёт о ныне живущих и уважаемых во Франции и другом мире людях. Не особенно бережёт, да.

Роман предваряется цитатой из Деррида: «Переводчики — они везде. Каждый говорит на своем языке, даже немного зная чужой. Лукавства переводчику не занимать, и свой интерес он помнит». Поэтому переводчиком побыть придётся каждому читателю романа, который уже разобрали на цитаты. Кто-то знает Бьорга и Лендла, кого-то с самого начала не поставит в тупик фамилия Миттерана, другой – не особо в теннисе и политике, зато Умберто Эко - его бог, а некоторые читатели искушены в философии и языкознании. Каждый прочитает «Седьмую функцию языка» по-своему. Потому что главный герой романа – язык, а остальные герои готовы пожертвовать пальцем, лишь бы доказать своё превосходство в риторике.

Надо сразу оговориться, что я не большой поклонник, наверно, главной современной русской писательницы Людмилы Улицкой. В моей голове она соседствует с Диной Рубиной, и те книги Рубиной, что я читал, мне нравятся больше, чем книги Улицкой. При этом очень интересно сначала прочитать роман «Медея и её дети», подумать, мол, «классическая Улицкая», а потом узнать, что у писательницы сначала была повесть, потом сборник рассказов, а потом именно этот первый роман – изданный аж в 1996 году. И это не «начало творчества», нет. Это стиль.

Кстати, роман это или нет, ещё вопрос. Чаще эту книгу называют «семейной сагой». Медея Синопли – чистопородная гречанка, которая живёт в Крыму. Детей у неё нет, зато к ней в дом летом в несколько заходов приезжают многочисленные племянники, племянницы, их дети, мужья, жёны, а в окна, порой, лезут их же любовники.

Так что если вы поклонник такого вот «семейного» жанра, то вам сюда. Здесь и юношеская влюбленность, и нелепые взрослые ухаживания, верные боевые подруги, сумасшествия, дикая ночь с цыганской наездницей, стихи, дети, любовь на полянке, и даже до самоубийства дойдёт. И всё это вокруг Медеи, которая живёт и живёт в своём доме в Крыму. В книге есть глава, в которой Медея, оторвавшись от привычного и милого осёдлого образа жизни, видит полчища людей, которые передвигаются по земле, обсуждают недавнюю смерть Сталина.

Она поражена всем этим, но в жизни Медеи хватит и своих трагедий. Пережив предательство, она вернётся в Крым, чтобы остаться здесь уже навсегда. И принимать в своём доме не своих детей, слышать и видеть, чем они потихоньку заняты, но не вмешиваться. И каждый в её доме знает, что он не просто чей-то, будь он корейцем, русским и греком. Он – часть семьи Медеи, которая продолжает жить и каждое лето возвращаться в домик Медеи в Крыму.

«Процесс усыновления длится пару лет, так нам сказали.

- О! – оживился Дейв. – Ну тогда ладно.

За пару лет он может и умереть, подумалось ему. И эта мысль его приободрила».

И снова про Энн Тайлер. Роман «Удочеряя Америку» оказался даже лучше «Моргана». Писательница снова взяла две семьи: американскую и иранскую. Обе удочеряют девочек из Кореи. Знакомятся. А дальше – кто во что горазд.

Тайлер одновременно посмеивается над своими героями и страшно их любит. Американские родители будут наряжать свою дочку в её национальные наряды и заставлять новых друзей нехотя готовить иранские блюда, а эмигранты наоборот дадут дочери американизированное имя и джинсы предпочтут любой другой одежде.

Этот роман, наверно, не самый типичный для писательницы. Здесь много действия: герои придумывают новые праздники, попадают в шторм, страдают от смерти родных, убегают от любви. События мы видим с пяти, шести разных сторон, и даже глазами маленькой Джин-Хо (дети обычно не получают такую власть от Энн Тайлер).

В «Удочеряя Америку» хочется попасть. Где ещё найти настолько хорошо знакомых иранцев, американских иранцев и американцев? Хочется помочь им с уборкой деревьев после шторма, поучаствовать в празднике «Прибытия», попить кофе в доме Мариам. Да и Сьюзен с Джин-Хо уже выросли, наверно. Давно мы их не видели. Как они там, дружат?

Эта писательница не просто хороша, она дьявольски хороша. Не мои слова, так об Энн Тайлер сказал Джон Апдайк. Этим можно было бы и ограничиться. Вряд ли кто-то лучше англичанки пишет о семье. Ей совершенно всё равно: молодая это семья и только народившаяся или уже пожившая семья с 20-летним стажем. Она одинаково тонко подмечает и трогательное, и смешное в семейной жизни. Книги Энн Тайлер можно читать подряд и она нигде не повторится: вот муж, у которого недавно умерла жена («Дилетанское прощание»), две семьи встречаются в аэропорту («Удочеряя Америку»), а вот отец семи дочерей и сын безумной матушки – Морган из романа «Морган ускользает».

Роман этот, наверно, не лучший у Тайлер. Это понятно: писательницу на Пулитцеровскую премию номинировали не раз, но уже после «Моргана». На русский язык его перевели только в 2017 году, хотя написан он в 1980 году. Роман, может, и не самый лучший, зато точно один из самых смешных у Тайлер.

Морган кажется странным стариком, хотя ему и 40 лет нет. Он, очевидно, пытается сбежать от своей реальности: в доме не повернуться от дочерей, их ухажёров, странных сестёр, матери и жены, которая считает его чудаком. Да и кто б ни считал? Морган любит приодеться по-странному, напялить диковинную шляпу и каску и менять роли. То он говорит, что врач, и действительно принимает роды, то называется почтальоном, то путешественником с Клондайка.

Всё меняет семья Эмили и Леона. Эти-то как раз молоды, Морган натыкается на них случайно и начинает таскаться за ними, параллельно выдумывая их семейную жизнь и страшно огорчаясь, когда реальность не соответствует его фантазиям. Истории двух семей переплетутся самым неожиданным образом. Энн Тайлер вообще пишет не про одиночек. Она - про людей в семье. У неё даже к вдовцу приходит погибшая жена.

Так как Энн Тайлер писать о семейной жизни, кажется, совершенно невозможно. Но вот же, она как-то пишет. В книгах решительно ничего не происходит и в то же время происходит очень многое: обычная жизнь обычных людей. Писательница превращает обыденность в романы, от которых не просто не оторваться, а которыми восхищаешься.

В общем, надежды на то, что на самоизоляции удастся почитать давно запланированные «толстые» романы, окончательно не сбываются. Вернее, почитать получается, а вот прочитать – уже как-то нет. Зато можно одним из первых в России прочитать новинку ирландской писательницы Салли Руни: роман «Нормальные люди».

Книгу эту только перевели на русский язык, и купить её пока можно в электронном виде: выход в бумаге планируется на лето, но издатель, думаю, ещё посмотрит, не гикнется ли окончательно российский книжный рынок. Так что читать придётся с экрана, ну и ладно, зато, когда книга появится в магазинах и попадётся на глаза вашим друзьям, вы им расскажете что там к чему. Да и совместный сериал от HULU и BBC выйдет уже 26 апреля. Главный герой романа необычный. Первая книга Руни называлась «Разговоры с друзьями». Вот и здесь разговоры на первом месте.

Надо сказать, что спойлеры по «Нормальным людям» выдать нелегко. Сюжет романа постоянно рвётся, потому что он неважен. Школьники из небольшого ирландского города Коннелл и Марианна любят друг друга. Будет ли спойлером предположить, что история любви будет нелёгкой?

Главы называются просто: «Через три недели», «Через четыре месяца», «Через пять минут», что, в общем-то, ещё раз подтверждает наплевательское отношение к сюжету. Важно о чём и как герои книги постоянно разговаривают, пишут друг другу, думают друг о друге. Салли Руни особо ничего не выдумывает. Когда её герою больно, она так и пишет: ему стало больно.

Постоянные разговоры у Руни даже в прямую речь или диалог не оформлены. Примерно так же, как мы не ставим кавычки, когда пишем комментарий в очередной «ветке» в Фейсбуке. Люди в её книге говорят просто и даже примитивно. Потому что они действительно нормальные люди, а не герои романа.

Двое обычных людей, в которых нет загадок, не могут отлипнуть друг от друга. Меняются сами, меняются ролями, переезжают, теряют друг друга и находят. Это не история большой любви, скорее иногда даже задаёшься вопросом: а история ли это любви вообще?

И я не знаю, оправдает ли Салли Руни авансы (а её уже называют современным Сэлинджером), знаю только, что 29-летняя ирландка пишет про людей 2010-х из сериалов «Половое воспитание» и «Конец ***ного мира». И, возможно, переизобретает современный литературный язык.

Про эту книгу говорят, что читается она легко, потому что в ней много чёрно-белых фотографий, в том числе на всю страницу. Но всё же «Дом правительства» Юрия Слёзкина написан не для широкой аудитории. Сам автор называет её сагой о русской революции. И научпоп по той же тематике можно было бы написать куда легче. Здесь же широкоформатная, 900-страничная, набранная довольно убористым штрифтом книга. Прекрасно, с любовью и вкусом оформленная, но не лёгкая для чтения.

Слёзкин перевёл свою сагу наоборот: сначала он написал её по-английски. И он вообще не проводит параллели с российской действительностью, должно быть малоинтересной англоязычному читателю. Он берёт одно поколение большевиков, которое верило в Ленина и коммунизм, но не сумело выжить (в том числе физически) и пронести свою веру дальше, и рассматривает его как секту. Согласитесь, необычный взгляд.

20-е и 30-е годы в учебниках истории – это скорее перечисление: НЭП, коллективизация, расстрелы, Сталин, Ягода, троцкисты. В «Доме правительства» мы видим людей: Бухарин, Серафимович, Сталин и десятки других коммунистов оживают. Это книга о мире глазами урождённых революционеров. Ради какой идеи можно признаться в несовершённых преступлениях не под пытками, а с радостью? Как сидеть в лагере и чувствовать себя часть великой Советской Родины? Когда в письме можно писать «Коба», а когда «товарищ Сталин»? Когда сын подходит к папе со словами: «Отец, вставай, ты оказался сволочью»?

Эта книга не про страну, которой правит диктатор. Она про страну, которую создал пророк, и управляют которой наследники пророка. У главных героев «Дома правительства» вообще нет вопроса: почему Сталин? почему репрессии? Они даже не оправдывают их, как некоторые современные деятели: мол, репрессии, это плохо, но зато какую страну построили. Они смотрят на всё в стране как будто с точки зрения религиозного экстаза.

Из-за того, что это книга о секте, обычные люди представлены здесь цифрами: сколько расстреляли, сколько сослали, сколько и что строили. Имена здесь есть только у приближённых к Кремлю и их обслуживающего персонала. Но читая о подмосковных дачах и крынках простокваши к завтраку, натыкаешься на даты и вспоминаешь из тех же учебников, что в это же самое время происходит с обычными жителями Страны Советов. Сравнение не в пользу этих жителей.

Хотя Юрий Слёзкин и не делает отсылок к нашему времени, всё же трудно не посмотреть глазами его героев на наше сегодняшнее «обнуление». Слёзкин все 900 страниц описывает государство, в котором это возможно. Вот рецепт: президент, госсекретарь, премьер-министр – не важно – любой человек для этого должен стать предметом практически религиозного поклонения, либо опираться на предыдущего Лидера, быть его наследником, быть пророком.

После книги Слёзкина по другому воспринимаешь «иконы» с изображением Сталина, которые иногда попадают в новости. Написать «икону Сталина» для его поклонников – не аномалия и не нелепость, а вполне последовательное поведение. При этом «Дом правительства» не оценивает своих жителей. Это просто тщательное исследование одного поколения из истории нашей страны. Того поколения, за исследование которого пока всерьёз не берётся массовая культура. Тем интереснее прочитать о судьбе людей, живших советской мечтой, на которую продолжает оглядываться наша страна.

В американской глубинке, в штате Айдахо живёт семья. Мать, отец, семеро детей. Живут они на Горе. Отец беспокоится, что правительство заставит его детей учиться в школе. Но ему можно не особенно бояться: у четверых из них нет даже свидетельства о рождении, правительство о них не знает. Живут они возле свалки, там и зарабатывают: собирают лом и продают.

Отец мечтает провести к дому свой водопровод, чтобы уже совсем не зависеть от ненавистного и неправедного правительства. Мать лечит страшные ожоги и переломы настойками из трав. Дети рождены, чтобы работать с отцом на свалке. Они мормоны. Одной из дочерей этого семейства предстоит исполнить страшный сон отца: вырваться из дома, выучится и стать Тарой Вестовер – историком и писательницей, и написать об этом «Ученицу» - лучшую книгу 2018 года по версии New Yorker, New York Times, BBC и Vogue.

Эта книга не о том, как вырваться из семьи религиозных фанатиков, а о том, как страшно идти против любимых людей, тащить через жизнь тяжёлую ношу. Как рассказать друзьям, что ты не знаешь, когда родилась, потому что твой отец не доверяет правительству? Когда запретный плод для тебя даже не алкоголь, а хлопья с молоком? Когда ты у врача первый раз побывала в колледже?

И одно дело, если стыдно поделиться таким с подростками. Совсем другое, когда ты учишься с отличием в Кембридже, пишешь докторскую, но всё равно никому не можешь ничего рассказать. Как на тебя будут смотреть люди после фразы: «Привет, мой отец готовится к концу света»?

«Ученица» - прекрасно написанная и очень некомфортная книга. Тара Вестовер сбросила с плеч груз, который давил на неё с детства. Она пишет не о далёком прошлом: докторскую она получила в 2014 году. Эту книгу читаешь с пониманием, что точно также её могут прочитать мать и отец писательницы. Между ними и Тарой Вестовер легла пропасть. И мы - свидетели откровенного разговора уже не дочери с уже не отцом.

Это книга о страхе перед собственным убожеством. О том, как оставить в зеркале 16-летнюю девушку. О том, как измениться.

Это даже хорошо, что я верил, что Стивен Кинг пишет книги ужасов. Не люблю я ужасы – ни книги, ни фильмы - и «Сияние» прочитал скорее случайно. Кинг, на самом деле, оказался удивительным психологом. А «Сияние» – книгой семейного несчастья.

Главные романы Кинга действительно страшные, потому что ужасы мы видим детскими глазами. А самый жуткий страх – детский. Взрослые у Кинга спорят, ругаются, бьют друг друга и детей. И, конечно, ничего не замечают. А вокруг них сгущается отель «Оверлук». Или разгуливает Оно.

«Сияние» про жизнь в страхе. Отец любит сына. Руку вот ему однажды сломал. То кричит, то бьёт. Ребёнок не может жить, считая, что отец его не любит. Вот он в это и верит. Да и сам мужчина в это верит. Ну, сломал руку: случайно же получилось, вспылил, раскаивается.

Жену он тоже бьёт, и та тоже уверена, что муж любит их с сыном. И что исправится, а дело лишь в алкоголе и в проблемах на работе. И зло – старое, бессмертное и ничуть не метафорическое – медленно и неотвратимо выползает на сцену. В «Сиянии» хоть есть шанс убить зло, а вот уже в романе «Оно» становится понятно, что кинговское зло родилось вперёд человечества. И проснётся ещё не раз.

«Сияние» ещё и та книга, которая незаметно затягивает. Её читаешь в перерывах на обед и вместо ужина. Даже если примерно знаешь сюжет, и чем всё закончится – не оторваться всё равно.

И Кинг ведь не писал роман о социальных проблемах. Не писал про то, что не бывает «надо потерпеть и всё наладится», что после долгого «потерпеть» будет – «убьёт». Он действительно писал книгу ужасов. Вот только он эти ужасы не выдумывал. Они окружали его. И окружают многих и сегодня.

Совратить студентку и не чувствовать себя виноватым. Роман «Бесчестье» Джон Кутзее написал в 1999 году, и сейчас он читается совсем по-другому. Герой книги - профессор Лури из Кейптауна - не насильник. Он просто верит, что страсть побеждает всё. И если ему захотелось студентку, то он вполне может позвать её к себе, предложить секс. Авторитет профессора литературы против юной девушки, которой так-то и экзамены ему ещё сдавать? Она ему не откажет, конечно. Но у профессора же страсть, в конце концов. Его бросила проститутка, кризис у него. Ну а там, когда их роман «естественным путём» закончится, то он просто повернётся к нему спиной и пойдёт дальше, «в чём-то даже став лучше».

Лури уверен, что не обществу ему указывать, как жить. И когда ситуация становится скандальной, он даже признаёт вину. Но откровенно презирает комиссию, которая собрана, чтобы разобраться в ситуации.

А потом как-то просто профессор потерял свою жизнь. У него осталась дочь, бывшая жена, но работа, пенсия, уважение коллег, романтизм, который он преподавал – всё это потеряно. Его практически вычёркивают из списка живых. И он гордо уезжает к дочери на ферму. Что он чувствует? Почему не раскаивается? Где для него границы дозволенного?

Насилие в книге тоже есть. Но Лури оказывается с другой стороны. Он вынужден наблюдать, как другие мужчины «берут своё», а женщина потом пытается выкарабкаться из этой ситуации, оправдывает насильников. Этический вопрос «может ли общество перечеркнуть всю жизнь человека, все его достижения, если он, пользуясь властью, «берёт своё» (привет Ванштейну, Полански и другим), становится важным для Джона Кутзее. Но писатель на него не отвечает: ответ вы получите свой.

Роман «Бесчестье» ещё в 1999 году описал всё то, что до нас докатилось только в последние годы. Он оказался пророчеством о том, что мир изменился. Что теперь бесчестье настигает не того, кем воспользовались, а того, кто пользуется.

Начинаю с признания: роман Донны Тартт «Щегол» я с первого раза не прочитал. Года три назад забросил его на 300-й странице. На всякий случай, забросил я роман, про который Стивен Кинг сказал, что ТАКИХ книг выходит штук по пять в 10 лет.

Писательница, кстати, в график укладывается: пишет по книге в 10 лет (пока успела только три написать): давно я не читал 800-страничный роман. Книга начинается с взрыва в нью-йоркском Метрополитен-музее, который ломает жизнь юного Тео Декера, а заодно дарит ему картину Карела Фабрициуса «Щегол».

Картина эта маленькая - 33,5 × 22,8 см, написана она на дереве, поэтому Тео может легко носить её с собой, прятать от полиции и мучится от выбора между «вернуть шедевр властям» и «оставить эту прелесть себе». А жизнь тем временем кидает Тео из богатого дома в захолустья Лас-Вегаса, из подвала в Нью-Йорке в гостиничный номер в Голландии. От наркозависимости к свадьбе на богатой наследнице. К безответной любви, к дружбе с реставратором мебели и Борисом – то ли поляком, то ли украинцем, который, в любом случае, учит Тео русскому мату.

И картина Фабрициуса становится для Тео единственным солнечным лучиком. Ну и ещё, наверно, пекинес Попчик. Мать погибает, отец сбежал из дома, прихватив украшения жены, бабушке и дедушке на него плевать. Под стать себе Тео подбирает и друзей: отец лупит Бориса, а по утрам этого даже не помнит. В общем, Донна Тартт спокойно наблюдает, как из мальчика, которого любит мама, появляется воришка-наркоман.

Со дна Тео Декера может поднять только «Щегол». С этим будет связан главный сюжетный поворот книги, когда обычную и не самую счастливую жизнь Тео в очередной раз разорвёт Борис: пистолеты, водка, бандиты, убийства, куда спрятать запачканное в крови пальто – всё самое вкусное.

А ещё «Щегол» про искусство: опустившиеся наркоманы со дна жизни рассуждают о голландских и немецких художников, имена которых я слышал впервые. Да так рассуждают, что закрываешь книгу, чтобы всмотреться в обложку, на которой «Щегол» Фабрициуса.

Последние страницы книги – кульминация и сюжета, и смыслов. «Щегол» обрывается, когда струна ещё максимально натянута. Донна Тартт ни разу не сфальшивила и закончила роман как раз на том моменте, когда Бог убирает ладони от твоих глаз:

- Смотри!