Репост из: Филолог в засаде
В части указаний на проблемы высокого расхода боеприпасов и одновременно отсутствия их необходимого количества мы имеем несколько замкнутых кругов, в том числе ввиду имеющихся у противника преимуществ в средствах комбинированной разведки и одновременно комбинированного поражения.
Одномоментный высокий расход боеприпасов, который с определённой степенью вероятности мог бы подразумевать если не уничтожение, то хотя бы подавление целей за счёт количественного навала, просто невозможен без высочайшей вероятности ответного поражения наших орудий, находящихся в зоне досягаемости вражеских средств поражения, включая малые ударные дроны, равно как и по причине уязвимости логистики боепитания, в первую очередь для малых ударных дронов.
Соответственно, расход снарядов растягивается по временным этапам, что в свою очередь влияет на степень поражения целей ввиду недостаточной точности орудий.
При этом общий высокий расход боеприпасов в любом случае влечёт за собой прогрессирующий износ орудийных стволов, что опять же сказывается на точности поражения.
Решением же вопроса снарядного голода проблема отсутствия необходимого количества боеприпасов не снимается в том числе потому, что сохраняются проблемы высокой уязвимости наших артиллерийских средств и логистики боепитания для вражеских средств поражения.
При этом необходимо также отметить, что даже в первые месяцы операции, до появления у противника артиллерийских систем западного производства и высокоточных боеприпасов (включая "Химеры", которыми противник, среди прочего, начал эффективно выносить наши склады боеприпасов), когда наша артиллерия работала, прямо сказать, в весьма вольготных условиях, высокий расход снарядов никоим образом не гарантировал надёжного поражения целей (а вот повышенный износ стволов такой расход при этом обеспечил).
Причину вижу в том, что наша артиллерия работала вне разведывательно-огневых контуров (ввиду отсутствия малых разведывательных БПЛА) по таблицам норм расхода боеприпасов на уничтожение или подавление ненаблюдаемых типовых целей площадным способом поражения, при том что даже компактные групповые цели чаще всего носили и продолжают носить не столько площадной, сколько линейный характер. Отсюда все эти перепаханные поля при невысоком практическом эффекте поражения.
Причём при однозначном наличии прогресса в организации работы артиллерии указанные проблемы до сих пор полностью не решены.
Далее, ввиду своей низкой мобильности буксируемая артиллерия, безусловно, оказывается наиболее уязвимой для вражеских средств поражения. Но и с самоходной артиллерией всё непросто. При дальности стрельбы до 33 км и одновременно необходимости работать по целям в ближней тыловой зоне противника (до 15 км от ноля) САУ "Гиацинт-С" также оказываются в зоне повышенной уязвимости. Однако если их мобильность в немалой степени повышает их шансы при контрбатарейной работе противника, то для дронов-камикадзе они остаются весьма удобными целями.
Наконец, сами по себе факторы более высокой дальнобойности и точности артиллерийских средств противника и в существенной степени малых ударных дронов не имеют определяющего значения.
Противник имеет преимущество в первую очередь за счёт технических средств разведки: радаров контрбатарейной борьбы и разведывательных БПЛА. А во вторую, кстати, за счёт более оперативного реагирования в рамках устойчивого контура связи и управления (оперативность реагирования - это ещё одна весьма чувствительная проблема нашей артиллерии, которая также до сих пор системно не решена).
Выбивание радаров контрбатарейной борьбы радикально снижает эффективность работы артиллерии противника по нашим артиллерийским средствам. Одновременное выбивание летающих глаз ведёт уже к полной тактической слепоте. Дроны-камикадзе также с существенно большей эффективностью работают по чётким целеуказаниям, чем в режиме свободной охоты.
Но сама артиллерия эти задачи в полной мере не решит (даже при наличии собственных средств радиотехнической и воздушной разведки), здесь требуются и барражирующие боеприпасы, и дроны-перехватчики (причём в товарных количествах).
Одномоментный высокий расход боеприпасов, который с определённой степенью вероятности мог бы подразумевать если не уничтожение, то хотя бы подавление целей за счёт количественного навала, просто невозможен без высочайшей вероятности ответного поражения наших орудий, находящихся в зоне досягаемости вражеских средств поражения, включая малые ударные дроны, равно как и по причине уязвимости логистики боепитания, в первую очередь для малых ударных дронов.
Соответственно, расход снарядов растягивается по временным этапам, что в свою очередь влияет на степень поражения целей ввиду недостаточной точности орудий.
При этом общий высокий расход боеприпасов в любом случае влечёт за собой прогрессирующий износ орудийных стволов, что опять же сказывается на точности поражения.
Решением же вопроса снарядного голода проблема отсутствия необходимого количества боеприпасов не снимается в том числе потому, что сохраняются проблемы высокой уязвимости наших артиллерийских средств и логистики боепитания для вражеских средств поражения.
При этом необходимо также отметить, что даже в первые месяцы операции, до появления у противника артиллерийских систем западного производства и высокоточных боеприпасов (включая "Химеры", которыми противник, среди прочего, начал эффективно выносить наши склады боеприпасов), когда наша артиллерия работала, прямо сказать, в весьма вольготных условиях, высокий расход снарядов никоим образом не гарантировал надёжного поражения целей (а вот повышенный износ стволов такой расход при этом обеспечил).
Причину вижу в том, что наша артиллерия работала вне разведывательно-огневых контуров (ввиду отсутствия малых разведывательных БПЛА) по таблицам норм расхода боеприпасов на уничтожение или подавление ненаблюдаемых типовых целей площадным способом поражения, при том что даже компактные групповые цели чаще всего носили и продолжают носить не столько площадной, сколько линейный характер. Отсюда все эти перепаханные поля при невысоком практическом эффекте поражения.
Причём при однозначном наличии прогресса в организации работы артиллерии указанные проблемы до сих пор полностью не решены.
Далее, ввиду своей низкой мобильности буксируемая артиллерия, безусловно, оказывается наиболее уязвимой для вражеских средств поражения. Но и с самоходной артиллерией всё непросто. При дальности стрельбы до 33 км и одновременно необходимости работать по целям в ближней тыловой зоне противника (до 15 км от ноля) САУ "Гиацинт-С" также оказываются в зоне повышенной уязвимости. Однако если их мобильность в немалой степени повышает их шансы при контрбатарейной работе противника, то для дронов-камикадзе они остаются весьма удобными целями.
Наконец, сами по себе факторы более высокой дальнобойности и точности артиллерийских средств противника и в существенной степени малых ударных дронов не имеют определяющего значения.
Противник имеет преимущество в первую очередь за счёт технических средств разведки: радаров контрбатарейной борьбы и разведывательных БПЛА. А во вторую, кстати, за счёт более оперативного реагирования в рамках устойчивого контура связи и управления (оперативность реагирования - это ещё одна весьма чувствительная проблема нашей артиллерии, которая также до сих пор системно не решена).
Выбивание радаров контрбатарейной борьбы радикально снижает эффективность работы артиллерии противника по нашим артиллерийским средствам. Одновременное выбивание летающих глаз ведёт уже к полной тактической слепоте. Дроны-камикадзе также с существенно большей эффективностью работают по чётким целеуказаниям, чем в режиме свободной охоты.
Но сама артиллерия эти задачи в полной мере не решит (даже при наличии собственных средств радиотехнической и воздушной разведки), здесь требуются и барражирующие боеприпасы, и дроны-перехватчики (причём в товарных количествах).