ЗащитницаЛика, увидев ёлку, сначала остановилась на полпути в гостиную. Потом запрыгала. Потом завизжала. Проскакала зайцем три круга по комнате — я считал. И сейчас принялась тщательно разглядывать её с деловым видом, будто была экспертом по ёлкам и от её выбора зависело, какая будет радовать собой детей в Кремле.
— Ну, как тебе?
— Красивая! От Деда Мороза, — подытожила она, проводя молочным пальцем по колким иголкам. Её знающий тон, как знак качества, заставил меня улыбнуться.
— Только как он её протащил? Она ж огромная! — Лика подняла на меня глаза.
Ель и правда немалая — занимала треть комнаты.
Дерево я присмотрел давно, на ёлочном базаре, неподалёку у школы.
В тот день математичка задержала наш 8 «Б» после пятого урока и отчитывала за поведение. Я пришёл позже, опасаясь, что базар уже закрыт, но низенький круглый продавец был на месте.
Рассматривая дерево, я вспоминал Лику, завороженную видом ярких городских ёлок.Это была самая красивая ель, которую я видел. Будто многорукая богиня, она вздевала руки-лапы к небу, а зелёный цвет, не сильно тёмный и не блёклый, выделял её среди колючего разнообразия. Иголки мягкие, но могут при необходимости превратиться в грозное оружие.
Я чувствовал к дереву трепет, её нельзя было не уважать.
В нашем доме никогда не было Нового года, и мы были вынуждены довольствоваться лишь школьной дискотекой, которая могла впечатлить Лику, но не меня. Кто зажигает ель днём? А танцует под одну и ту же музыку? Дед Мороз всегда смахивал на грузина. Особенно его выдавал горбатый, намазанный розовой помадой нос.
Бог с ним, с носом. Сильнее всего меня раздражало, что из-под шубы торчали острые носы чёрных сапог.
Праздник нужно праздновать не так.
Но для Лики это был единственный вариант отметить приход Нового года, поэтому я всячески ей подыгрывал.
В то утро я буквально застрял на ёлочном базаре. Пока я задумчиво глядел на неаккуратно выведенные цифры на вульгарном жёлтом ценнике и подсчитывал, сколько ещё завтраков мне придётся пропустить ради драгоценной ёлки, ко мне подошёл продавец.
— Всё смотришь, — цокнул он.
— Жалко вам, что ли? — Хотелось сказать это с вызовом, но прозвучало с обидой. — Не берут?
— Берут, берут, — с прищуром заявил он. Продавец топтался на месте, поглядывал на меня с неодобрением. У него запиликал телефон.
— Уже? Три пятьсот? Девочка! Еду!
Он схватил меня за плечи и потряс, глаза сверкали, как его толстая цепочка на пухлой шее.
— Дочь у меня! Дочь!
Чего так орать-то. Улица вся слышит.
Он стал судорожно собираться. Глянул на ёлку и махнул рукой.
— Бери, мальчик, бери себе!
Продавец спешно покидал вещи в кузов и уехал. Ёлочный базар исчез, и только хвоя на снегу напоминала о его существовании. Я остался один на улице, мороз превратил людей в дымные тени, бредущие призраками по сонной снежной дороге.
Несколько секунд я стоял, переполненный ликованьем. Вот она! Настоящая ёлка!
Читать весь текст#защитница #юлияиванцова