Читаю воспоминания А. Германа о том как и зачем снимали «Мой друг Иван Лапшин», первый фильм в послесталинском кинематографе, полностью про 1930-е. Герман здесь наверное работает с самой затрудненностью рассказа, невозможностью говорить о культе личности. И само отсутствие языка для описания всего что произошло становится способом к прошлому пробраться.
«В восприятии времени существует наша более поздняя вооруженность знанием о нем. Мы знаем что впереди война, а герои фильма ничего этого не знают. Они живут, как жило то поколение, не наше: хоть и тяжело, но с верой в то, что через год, через два все будет лучше, а через пять — просто замечательно! Когда я взялся за ‘Лапшина’, то сразу же почувствовал, что этот фильм будет очень отличным от ‘Двадцати лет без войны’. Тем было суровое черно-белое кино — здесь мне было необходимо ощущение разноцветицы. В какой-то степени отец рассказывал чеховскую историю. Поэтому когда Адашова прощается с Ханиным, она произносит: ‘В Москву, в Москву!’ и еще :’Мы не какие-нибудь чеховские барышни!’. Но ей можно. Она же актриса, она оснащена цитатами! Все время ими разговаривает! И в пьесах Антона Павловича вроде бы ничего не происходит, а люди мучаются, страдают и даже стреляются. И при этом до конца (или — совсем) не осознают причину своей душевной смуты… Перед нами было два возможных пути — делать фильм приключенческий и делать фильм о любовном треугольнике. Мы выбрали ни тот, ни этот, смешали оба направления — главным для нас была не детективная интрига, не любовная история, а само время. О нем мы и делали фильм».
«В восприятии времени существует наша более поздняя вооруженность знанием о нем. Мы знаем что впереди война, а герои фильма ничего этого не знают. Они живут, как жило то поколение, не наше: хоть и тяжело, но с верой в то, что через год, через два все будет лучше, а через пять — просто замечательно! Когда я взялся за ‘Лапшина’, то сразу же почувствовал, что этот фильм будет очень отличным от ‘Двадцати лет без войны’. Тем было суровое черно-белое кино — здесь мне было необходимо ощущение разноцветицы. В какой-то степени отец рассказывал чеховскую историю. Поэтому когда Адашова прощается с Ханиным, она произносит: ‘В Москву, в Москву!’ и еще :’Мы не какие-нибудь чеховские барышни!’. Но ей можно. Она же актриса, она оснащена цитатами! Все время ими разговаривает! И в пьесах Антона Павловича вроде бы ничего не происходит, а люди мучаются, страдают и даже стреляются. И при этом до конца (или — совсем) не осознают причину своей душевной смуты… Перед нами было два возможных пути — делать фильм приключенческий и делать фильм о любовном треугольнике. Мы выбрали ни тот, ни этот, смешали оба направления — главным для нас была не детективная интрига, не любовная история, а само время. О нем мы и делали фильм».