A hyphen


Kanal geosi va tili: ko‘rsatilmagan, ko‘rsatilmagan
Toifa: ko‘rsatilmagan


«My professor was involved in a Western-hyphen-Indian scholarship. As a matter of fact, he defined himself as a hyphen».
@an_hen

Связанные каналы

Kanal geosi va tili
ko‘rsatilmagan, ko‘rsatilmagan
Toifa
ko‘rsatilmagan
Statistika
Postlar filtri


Между прочим, Токарчук в своей лекции отмечает сериалы (!!!) как наиболее важный и революционный повествовательный жанр современности.

Today we can have the great satisfaction of seeing the emergence of a wholly new way of telling the world’s story that is purveyed by the on-screen series, the hidden task of which is to induce in us a trance. Of course this mode of storytelling has long existed in the myths and Homeric tales, and Heracles, Achilles or Odysseus are without doubt the first heroes of series. But never before has this mode taken up so much space or exerted such a powerful influence on the collective imagination. The first two decades of the twenty-first century are the unquestionable property of the series. Their influence on the modes of telling the story of the world (and therefore on our way of understanding that story, too) is revolutionary.

Вспомнила, как утром, пока ехала на работу, впереди парень на экране смартфона смотрел «Карточный домик». Увидела, опознала сериал по кадру и позавидовала ему — я-то почти весь посмотрела (кроме сезона без Спейси), я уже не впаду в транс, в который впадает он. (В скобках замечу, что «Карточный домик» — это правда один из наиболее хорошо продуманных в плане драматургии и диалога сериалов последних 5 лет). И чем стриминговый сервис не аналог толстого журнала?..


Книгижарь dan repost
​​Нобелевская лекция Ольги Токарчук. Тезисно. Часть I

«Я есть», — самое важное и самое странное сочетание слов в мире.

— Старый радиоприемник с зеленой лампочкой и двумя переключателями был для Токарчук главным спутником детства. Она слушала голоса разных городов. Но ее интриговали не только голоса, но и помехи, которые неизменно слышались на волнах между Прагой и Нью-Йорком, Москвой и Мадридом. Токарчук казалось, что так с ней говорит сам космос — просто она не может разгадать зашифрованный в странном шипении код.

— Токарчук вспоминает, как в детстве смотрела черно-белые фото матери. На них мать казалась ей очень грустной. Токарчук спросила маму, почему та грустила. «Ты еще не родилась, а я уже по тебе скучала». «Разве можно скучать по кому-то, кто еще не родился?» — задумалась Токарчук. «Наоборот тоже бывает. Если тебе кого-то не хватает, значит, он уже есть», — ответила мама.

По словам писательницы, этот разговор дал ей силы на всю последующую жизнь. Она смогла мыслить за пределами законов материального мира и теории вероятностей. «Меня было намного больше во всем, что меня окружало, чем я могла бы представить».

— Мы живем в мире, когда истории о событиях создаются здесь и сейчас. Если о чем-то нет истории или нарратива, значит, этого и не было, ведь так?

— При этом у нас нет не только устойчивого видения будущего, но и четкого представления о стремительно меняющемся настоящем. Нам не хватает языка разговора о настоящем, точек зрения, метафор, новых мифов и сказок. Вместо этого нам пытаются навязать архаические культурные нормы и «традционные ценности». Действует логика «лучше худое прошлое, чем никакое настоящее», но это так не работает.

— Мы живем в полифоническом мире, полифоническом шуме, мире нарративов от первого лица. Истории от первого лица всегда рассказываются с точки зрения конкретного человека, его узкого взгляда на мир, и при этом нарратив от первого лица — самое человечное, естественное и честное изобретение культуры. Которое при этом не исключает ограниченность индивидуальной перспективы по сравнению со всем, что происходит в окружающем мире.

Индивидуальное захватило центр внимания культуры. И не зря — западная цивилизация основана на понятии самосознания, на представлении о разуме, который познает себя и этим меняет мир. Рассказ от первого лица подарил нам истории, не сравнимые ни с чем по своему правдоподобию. Больше нет непостижимых героев и богов эпоса, каждый из них благодаря рассказу от первого лица стал таким же человеком, как мы сами, со своими уникальными голосами и историями. Рассказ от первого лица стирает грань между нарративным и читательским «я», мы воспринимаем опыт героя. Каждый герой таким образом получает право голоса — это демократия литературы.

— Сегодня истории, рассказанные от первого лица, — самый популярный метод наррации. Отчасти еще и потому, что писательство становится доступной формой искусства для все большего числа людей. Каждый получает возможность найти самовыражение в тексте.

Однако такой подход отдаляет текст от универсального опыта человечества. Коллективный опыт людей слабее отражен в текстах от первого лица. Поэтому нам не хватает историй-парабол, притч, в которых герой — не просто субъект плюс окружающие его исторические и географические условия, но и отражение опыта Человека как вида. Не имея таких парабол, мы потеряли возможность признаться себе в собственной беспомощности.

— Делить писателей на жанры — все равно что распределять их по видам спорта, в каждом из которых должны быть профессиональные игроки.

Полная версия лекции на английском: https://www.nobelprize.org/prizes/literature/2018/tokarczuk/104871-lecture-english/


Кстати, сегодня день рождения Эмили Дикинсон — она родилась 10 декабря 1830 года (в следующем году — небольшой юбилей). По этому случаю — стихотворение про зимние дни (ну и, конечно, про какую-то метафизическую пустоту и безжизненность, реальность без человека и вне человека, и страх перед этой безжизненностью). But internal difference, where the Meanings, are.

There's a certain Slant of light,
Winter Afternoons – 
That oppresses, like the Heft
Of Cathedral Tunes – 

Heavenly Hurt, it gives us – 
We can find no scar,
But internal difference,
Where the Meanings, are – 

None may teach it – Any – 
'Tis the Seal Despair – 
An imperial affliction
Sent us of the Air – 

When it comes, the Landscape listens –
Shadows – hold their breath – 
When it goes, 'tis like the Distance
On the look of Death – 


Литература и жизнь dan repost
В XIX веке в России Илиаду однажды перевели языком былин («Отвечал ему князь Агамемнон: Нестор Нелеевич, великая слава Ахеев! узнай Агамемнона Атреича, которому Зевес послал трудов больше всех, пока душа в теле и ноги ходят»).

Так вот, Эмили Уилсон, которая пару лет назад сделала новый перевод «Одиссеи» на английском, сочинила в твиттере цикл л и м е р и к о в по мотивам гомеровской поэмы.


Есть особый жанр подкастов — интервью о жизни. Обычно в центре примечательный в своей (узкой) области человек, которого интервьюер выводит на разговор о том, что обычно в публичную сферу не попадает: потаенных страхах, сомнениях, глубоких убеждениях. Такие интервью всегда интересно смотреть, поскольку тут основная драма — раскрытии персонажа на экране через серию вопросов. В последнее время спрос на интервью растёт: кажется, зритель стал жаден до восприятия и проживания сложности чужого опыта.

Один из убедительных примеров такого подкаста — вошедший в топ лучших подкастов этого года «Это провал». Подойдёт, конечно, не всем. Это подкаст, в центре которого — очень достоевское по сути своей упражнение: рассказать в интервью о самом большом «провале» в своей жизни. Со стороны слушать занимательно — не столько из любопытства. Скорее, потому, что многие чужие «провалы» — это и наши «провалы» тоже, что опыт неудачи — сближает, а не разъединяет, что говорить о чём-то неполучившемся — можно и нужно, проговаривая образовавшееся понимание.

https://podcasts.apple.com/ru/podcast/%D1%8D%D1%82%D0%BE-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BB/id1440279665?l=en&i=1000458076660

https://music.yandex.com/album/6880216/track/60327217


Полка dan repost


Сохранить.


Философское кафе dan repost
Я пью какао,
им я наслаждаюсь,
сердце мое весело,
сердце мое счастливо.
Буду ли я плакать или петь,
все равно вся жизнь моя пройдет
в уголке обители Бога!
Вот и допил я прекрасное какао. Мое сердце плачет и болит:
только лишь страдаю на земле я!

Несауаль­койотль, пер. А. Кофмана.

Несауаль­койотль — поэт, философ и царь доколумбовой Америки.


Every Feeling dan repost
В последнее время много думаю о том, что же такое «хороший» язык в художественном тексте. И кроме очевидного - владения стилистикой и грамматикой - приходит на ум особое мышление, особый взгляд на вещи. Такой НОВЫЙ взгляд, который удивляет и предлагает познакомиться с привычным миром с неожиданного ракурса.

Художественный язык, способный производить «вау» эффект это даже не стилистика, которую можно «выучить», развить, - это способ видеть мир иначе и привносить неожиданные смыслы туда, где их раньше не было. Поясню на примерах.

Вот, например, отрывок из первого абзаца «сто лет одиночества» Маркеса:

«Макондо было тогда небольшим селением с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки, которая мчала свои прозрачные воды по ложу из белых отполированных камней, огромных, как доисторические яйца. Мир был ещё таким новым, что многие вещи не имели названия и на них приходилось показывать пальцем».

Понимаете, да? Это было так давно, даже до изобретения слов и «приходилось показывать пальцем». Намного лучше чем штампованное «давным, давно, в одной далекой деревушке». Как Макондо строится на берегу реки, так и сам роман строится из описания этой воды, этой разделительной полосы, и течет дальше, движимый силой воображения. Это даже не про стиль. Это про мышление, которое само изобретает свой речевой поток. И про любовь к Макондо, такую любовь, которая выдуманное поселение делает реальным.

Или вот еще. Рассказ Чехова «Дама с собачкой».

«...упрямое  желание  взять,  выхватить  у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть, и кружева  на  их  белье  казались тогда похожими на чешую»

«Похожими на чешую» - и мы чувствуем это переключение героя с интереса и страсти на скуку, усталость, тошноту, и все это приправлено ноткой страха, и все это в одной фразе! Суть метафоры перекликается с чувствами героя. Умение создать свежую метафору это умение провести новую связь между предметами, которая не предполагалась.

Вот, Герта Мюллер «Черный парк». Мюллер вообще крайне интересный автор, все ее произведения построены на акценте инаковости мышления.

«Засесть в этой бетонной коробке и слушать, как ветер ломится в двери, сидеть и вслушиваться. Вслушиваться лишь потому, что дверь не заперта. Думать непрерывно, что кто-то придет, потом — вечер, и поздно уже для таких гостей. Глядеть непрерывно, как гардину выгибает, словно огромный мяч лезет в окно».

Это не просто метафора, это метафора, сопряженная с чувствами страха и незащищенности, которые переживает героиня. И конечно, такое сравнение с мячом вот так сразу не придумаешь. Для этого нужен некоторый поворот сознания. У Мюллер все метафоры очень неожиданные - все предметы описываются как увиденные каким-то инопланетянином впервые. Может быть даже не инопланетянином, а шизофреником.


Есть различные тесты для определения шизофрении у детей. И среди множества признаков есть такой: «нахождение неочевидных связей вещей, при игнорировании очевидных». Это, например, если перед ребенком выложить несколько карточек с изображениями, скажем такой набор: «дверь, белочка, книга, роза, ромашка» и попросить найти предметы которые чем-то похожи друг-на друга. Шизофреник не укажет на розу и ромашку, не объеденит их под общим названием «цветы», нет. Он скажет, что книга и дверь похожи. А почему? Потому что и то, и другое ОТКРЫВАЕТСЯ.

Ничего не напоминает? Свежая метафора это в самом деле «нахождение неочевидных связей при игнорировании очевидных». Именно поэтому она так удивляет - мы перестаем видеть предметы в их утилитарном значении, мы видим их десятое, а то и сотое дополнительное значение, что высвечивает новые смыслы и создает впечатление новизны уже знакомых вещей.

Вот такое творческое мышление, вот такая креативность - это действительно ближе к шизофрении, чем к обычному человеку.


Философское кафе dan repost
умели же в XVIII веке называть книги. На обложке сразу и указание жанра, и главный тезис работы, и методология исследования, и практическое значение, и теоретическая важность


Книгижарь dan repost
Немного про нейробиологию истории

Об этом нечасто задумываешься, но «читательское впечатление» и «катарсис» — не абстрактные понятия, а буквально процессы, которые происходят в мозге читателя. Они включают выделение конкретных гормонов и нейромедиаторов и работу нейронной системы, которые направлены на то, что история буквально «проживается» читателем — она визуализируется настолько отчетливо, что наш организм откликается так, словно события происходят с самими нами.

Кортизол формирует воспоминания и помогает запоминать сюжет и его идею. Дофамин поддерживает эмоциональную вовлеченность. Окситоцин помогает поддерживать эмпатию.

И все это — прямой эффект хорошо рассказанной истории. Студенты-медики, которые обучались сторителлингу, стали лучше понимать пациентов, страдающих деменцией — просто за счет того, что раздражающие своей забывчивостью деды получили голос и стал героями историй.

Высокий уровень окситоцина делает человека более восприимчивым к благотворительности и трате денег. Создаем персонажа, которому хочется сопереживать, — и буквально понуждаем читателя платить за книжку.

Употребление метафор, связанных с движением, вызывает отклик в отделах мозга, ответственных за наше собственное движение. И так далее.

Создание истории на основе узнаваемых деталей и метафор буквально встраивает историю в сознание читателя, — особенно в том случае, если история очищена от шаблонов (которые у профессинального читателя вызывают отторжение как от назойливого знакомого, который вызывает у вас раздражение).

Немного циничное, но важное напоминание от спекреалистов: человек — тоже живой организм, в котором одновременно происходят множество процессов для того, чтобы поддерживать сознание. И писатель должен это использовать.


Рубрика «любимые студенты нам говорят».

Мы обсуждаем рассказ, в котором главная героиня — романтичная и сентиментальная девушка, с любовью к чтению романов. Соответственно, сценарии из романов героиня проецирует на жизнь реальную и таким образом пытается её осмыслить. Жизнь, конечно же, по лекалам романа не устраивается: там, где был сюжет «родился — преодолел препятствия — брак» на практике получается ни то ни сё, героине грустно, а читателю смешно.

Одна умная студентка, собравшись с мыслью и подняв палец, чтобы акцентировать созревшую концепцию, произносит:
— Знаете, как бы это объяснить. Это эффект Софьи из «Горя от ума». Я его так называю.
— Ну тогда уж эффект Гумберта Гумберта из «Лолиты», — разгоряченно перебивает её студентка на год младше. — Чё уж тут.
— Это называется, — мягко и примирительно говорю я, чтобы увести аудиторию от обсуждения педофилии в романе Набокова, — эффект Эммы Бовари. Это как раз-таки образцовая героиня, которая начиталась книг и пошла свою жизнь устраивать по ним...плохо кончила, правда. Вы пока не читали?

В отличие от Лолиты, думаю я про себя, Эмма Бовари просто наглоталась мышьяка и умерла.

Девушки меж тем отрицательно кивают и что-то себе записывают.

Я продолжаю вещать дальше.

В конце пары две девушки вместе что-то обсуждают.
— Не, ну мне понравился рассказ, который мы обсуждали, — говорит та, что любит сравнивать с Софьей.
— Сразу видно, эффект Эммы Бовари, — утешает её вторая.


Гейдельбергский человек dan repost
Нарратив, дискурс, идентичность – любимые слова на филфаке Гейдельбергского университета. Вот мой небольшой вольный конспект лекции Culture, Narrative and Collective Identity звезды нарратологии Ансгара Нюннинга.

Если задать вам вопрос «Кто вы?», что вы ответите? Ну, например, вы скажете: «Я – Вася Иванов». Но разве это вы? Возьмите листок и напишите ваше имя – получатся буквы, нарисованные синей гелиевой ручкой. Ваше имя – это просто лейбл, но это не вы.

Возможно, вы скажете: «Я – муж Маши Ивановой». Но вы – это не просто человек, связанный какими-то отношениями с другим человеком. Что, если Маша Иванова вас бросит и выйдет за другого? Вы будете чувствовать себя потерянным?

«Я – менеджер по продажам», - гордо ответите вы. Но, опять же, это просто ваша работа. Ваша работа – это еще не вы сами.

Роли, которые мы играем, – это еще не мы.

Так как же вы ответите на вопрос «Кто вы?» Вы начнете рассказывать историю. Истории создают нас самих. Вы создаете свою собственную историю, и, рассказывая эту историю, вы создаете себя. Это называется идентичность. То, как вы показываете другим, кто вы такой.

Идентичность не дается нам сверху. Мы ее конструируем. Каждый день, в разговорах с самим собой, в общении с другими, в том, как мы преподносим себя другим, мы конструируем свою идентичность. Каждый день она может быть чуточку другой.

Рассказывание историй – самый главный способ создания идентичности. Человек – это storytelling animal.

Когда мы слышим слово «нарратив», мы думаем, что это что-то про литературу, ну или про искусство в целом. Так, в общем-то, и есть, но нарратив – это еще и то, чем каждый из нас занимается ежедневно. По многу раз в день каждый из нас создает свои нарративы. Нарратив – это фундаментальный способ организации человеческих знаний и опыта. Универсальный инструмент для придания миру смысла. Наши знания и опыт не имеют смысла сами по себе. Мы их упорядочиваем, озвучиваем, интерпретируем – одним словом, рассказываем, – и тогда они обретают смысл. Таким образом, нарратив – это фундаментальный способ создания мира.

Одну и ту же историю можно рассказать по-разному. То, как мы рассказываем историю, что мы имеем в виду, рассказывая ее, и как эту историю воспринимает наш собеседник, называется дискурс.

Есть еще такая прикольная тема как master narrative (ключевой нарратив? господствующий нарратив?). Это такой нарратив, который глубоко внедрен в определенную культуру. Рассказывая культурный master narrative вы рассказываете не только свою историю, но и историю места, откуда вы родом, вы вкладываете в нее культурные концепты. Культуры формируют нарративы, а нарративы формируют культуры – это обоюдный процесс.

Истории и нарративы – это способ создания коллективной идентичности.

Нарратив – это также средство для архивирования/запоминания. С помощью рассказывания историй мы запоминаем что-то, но рассказывая и делая акцент на одних историях, другие мы опускаем. Те истории, которые какая-то культурная общность опускает в определенный исторический момент, могут быть даже интереснее, чем те, что они рассказывают.

В общем, как вы поняли, нарратив – всему голова. В следующий раз расскажу про нарративные способы создания мира.


Ангсар Нюннинг — зануда, судя по его англоязычным статьям, но любим мы его не за это.


В последнее время в воздухе витает мысль, что литература - это, в общем-то, не только изящная словесность и средство для проведения досуга, но и лаборатория для обкатки концепций будущего, "щуп", позволяющий посредством воображения обнаружить контуры новой реальности. Известны случаи, когда литература предсказывала новые технологии, но куда интереснее, когда вместе с новой идеей из области техники возникает новое представление о человеческой коммуникации и о способах совместного существования.

Такие футурологические инсайты - предмет двух подкастов: русскоязычного "Так и будет" (от той же Медузы) и англоязычного "The Secret History of the Future" (совместный подкаст интернет-СМИ Slate.com и газеты The Economist).

В "Так и будет" дан веер возможностей - как может быть устроена жизнь в будущем, если брать разные области: транспорт, спорт, города, медицину, медиа. Что такое город будущего и дом будущего? Заменит ли киберспорт спорт реальный? Какие перемены ждут структуру медиа-поля? Как правило, подкаст представляет собой дискуссию двух экспертов из разных областей с периодическими вкраплениями цитат из тех книг, где подобные тренды уже пробно предугадывались.

В "The Secret History of the Future" вектор другой: назад, в прошлое. Ведущие обсуждают аспекты ситуации настоящего, пытаясь обнаружить их истоки в забытых технологиях прошлого. Например, в подкасте про знакомства в Интернете выясняется, что задолго до "Тиндера" роль приложения для знакомств мог выполнять...велосипед. Юные джентльмены в Нью-Йорке давали девушкам уроки езды на собственном транспортном средстве и параллельно устраивали из урока импровизированное свидание. Помимо велосипеда, предком приложений для знакомства - более технологически близким - был...телеграф. В 1880 г. в Америке вышел роман "Wired Love" о том, как два оператора телеграфа случайно познакомились, обмениваясь служебными командами, и потом стали переписываться на азбуке Морзе - вот как мы сейчас в мессенджерах.

Ссылки:
https://meduza.io/episodes/2019/10/18/doma-konteynery-kvartiry-kapsuly-komnaty-tetrisy-chto-takoe-dom-buduschego

https://slate.com/podcasts/the-secret-history-of-the-future/2019/08/19th-century-telegraph-romances

В Apple Podcasts:
https://podcasts.apple.com/ru/podcast/%D1%82%D0%B0%D0%BA-%D0%B8-%D0%B1%D1%83%D0%B4%D0%B5%D1%82/id1474797217?l=en&i=1000453972788

https://podcasts.apple.com/ru/podcast/s2e6-dots-dashes-and-dating-apps/id1422830638?i=1000446346891&l=en
Дома-контейнеры, квартиры-капсулы, комнаты-тетрисы: что такое дом будущего? — Meduza
Каким будет наше жилье через двадцать-тридцать лет? Что мы будем считать домом? Как новые технологии изменят пространство в наших квартирах и будем ли мы чаще менять место жительства? Двенадцатый выпуск подкаста «Так и будет» — про устройство дома будущего.


Осенило - написал dan repost
Про твист

Это, увы, не танец. Это священная корова нашей индустрии: заказчиков, редакторов и особенно креативных продюсеров. Как только у человека в должности появляется приставка «креативный», он начинает говорить и думать твистами.

Например: «Здесь должен быть твист. Нет, это событие не подходит – оно слишком ожидаемо. И это тоже. Пусть лучше у героя внезапно отвалится голова. Почему? Неважно. Это же твист: главное – чтобы зритель удивился».

Если переводить не с креативно-продюсерского, а с честного английского, twist – это поворот вокруг оси. То есть история шла куда-то, а потом крутанулась вокруг некоего события – и пошла уже в другом направлении. Но – что важно – та же самая история.

Про это все забывают. Многие думают, что твист можно придумать с наскока, поверх уже существующей истории. Как шутку в диалог.

У меня был заказчик, который говорил: «Пусть в конце этой сцены герой наотрез откажется делать то, что его попросили». Я возражала: «Но ведь в начале следующей сцены герой именно это и делает, да еще и с удовольствием!» - «Именно, - отвечал заказчик. – Если он вначале откажется, то следующая сцена будет твистом».

Да, но нет. Твист – это не то, что сценарист достает из конспектов по теории драматургии первого курса и вкручивает в произвольное место своей истории. Твист – это момент внутри самой истории, когда события переплетаются удивительным в своей органичности образом. В общем, чтобы придумать твист, нужно самому крепко удивиться, а не ждать этого от других.

Когда мы удивляемся? Когда мы чего-то ожидаем, а оно происходит – но не так, как мы ожидаем. И ключевой момент здесь – не удивление, а ожидание. Именно оно позволяет нам в конечном счете это самое удивление испытать.

Что это значит? В каждый момент времени и у зрителя, и у самого сценариста должно быть твердое предположение о том, как будут развиваться события дальше. И это предположение должно оправдываться – но не полностью, а в какой-нибудь своей части, всякий раз разной. Как в анекдоте про ковбоя, который загадал, чтобы с ним всегда была длинная цыпочка с мокрой киской, и получил в постоянные спутники страуса и кошку, облитую водой.

Одним словом, придумывая твист, мы не пытаемся придумать то, чего зритель уж точно не ждет. Мы работаем с тем, чего он ожидает, - и пытаемся предложить ему еще более логичный и органичный ход событий, чем он мог себе представить.

Для этого надо знать свою историю лучше, чем самый внимательный зритель, читатель или редактор. Знать ее вдоль и поперек, вместе со всеми ружьями, которые вы развесили там и сям, и вместе со всеми вариантами развития событий, которые можно и нельзя вообразить. Только изучив все возможные ожидания от истории, вы сможете придумать цепь событий, которая приведет к твисту – то есть к моменту, когда ваша история развернется в неожиданную сторону.

Так что у меня для вас плохие новости. Чтобы придумать твист, надо придумать целую историю, которая этот твист внутри себя органично содержит. А иначе это будет не твист, а просто у вашего героя в самый неподходящий момент отвалится голова.

Ну и зачем нам, таким нежным, смотреть на такого героя?


Как-то на паре по творческому письму студентка — очень умная, усердная девочка — сказала:
— Тут в тексте, извините за выражение, есть твист.
«Сюжетный поворот, — машинально в голове перевела я, — по Аристотелю — перипетия, движение от неузнавания к узнаванию».
Открыла рот, чтобы эту громоздкую конструкцию выдать.
Другая студентка оживилась и сказала:
— А что такое твист?
— Это когда в конце мы узнаём логику странного события или поворота и понимаем, что всё развивалось более чем логично, — глупо выдала я.
— А! — просияла девочка. — Это ведь есть в романе Харуки Мураками «Хроники заводной птицы»!
Я захлопнула свой многословный рот. Прокашлялась. Подумала. И стала цитировать пост ниже — из канала «Осенило — написал». Ну и созналась, конечно, что не читала Мураками (не созналась, правда, что ни одного романа).


Осенило - написал dan repost
Про мотивацию и демотивацию

У этого канала своего рода премьера: по материалам «Осенило – написал» вышла одноименная книга. Сборник постов с прекрасными иллюстрациями Екатерины Деревянченко теперь можно купить на Ridero.ru в электронном или в бумажном виде: https://ridero.ru/books/osenilo_napisal/.

Идея сделать из канала книгу не моя. Она принадлежит нескольким инициативным читателям и теперь уже редакторам: Веронике Деминой, Кате Деревянченко, Ивану Дутову, Булату Карипову и Кристине Угловой. Ребята сами оформили и подготовили книгу к изданию, так что для меня она получилась ранним новогодним подарком. Пойду читать, что получилось, смотреть картинки и слушать подкаст про жизнь сценариста в индустрии и вне ее, который мы специально записали (ссылка внутри книги).

А этот пост будет чем-то вроде предисловия.

Многие спрашивают меня, почему тексты в канале такие демотивирующие и депрессивные. Неужели нельзя написать о прелестях сценарной работы? Свободный график, путешествия, отсутствие необходимости торчать в затхлом офисе (и просыпаться в него к 9 утра каждый день). Премьеры. Гонорары. Тусовки с кинозвездами. Творческие удачи, наконец.

Почему нельзя? Можно. Вот, пишу.

Все перечисленные прелести сладострастно перебирал в мозгу каждый из абитуриентов Сценарного факультета Московской школы кино, когда я пришла туда поступать. И я, конечно, тоже. А вместе с нами - сотни абитуриентов ВГИКа, ВКСиР и других офлайновых и онлайновых киношкол и курсов по всей стране.

У всех нас было четкое представление о том, что работа сценариста – это творчество. А технические и организационные аспекты этой работы – всего лишь дело техники и организации. Мы были уверены, что от подписания договора авторского заказа до премьеры проходит максимум два года. Что заказчик дает структурированные правки в письменном виде (а не голосовым сообщением в мессенджер в два часа ночи с субботы на воскресенье). Что сумму контракта сценаристу выплачивают полностью и в указанный в договоре срок (а не голосовым сообщением «Деньги будут в следующем году» в мессенджер через полгода после сдачи проекта).

Мы еще много в чем были уверены, пока учились. А потом выпустились – и столкнулись с реальностью нашей индустрии. Вернее, просто с реальностью.

Знаете анекдот, который по закону об уголовной ответственности за пропаганду наркотиков в интернете скоро нельзя будет рассказать? «Это не зарплата у вас такая маленькая. Это [одно запрещенное вещество] такой дорогой».

Так и у нас. Это не наша индустрия такая плохая. Это просто работа сценариста такая трудная.

Это важно понимать. Сценарная работа – не радость творчества в кругу розовых пони, а сложный интеллектуальный труд, от которого зависят заработки и занятость сотен и даже тысяч других людей. Если бы директор большого завода решил вести канал о своей работе, вряд ли от него кто-то ждал бы рассказов о прелестях жесткого бюджетирования или творческих удачах во время финансовых проверок.

Сценарист – это фактически директор завода. Только на этом заводе он сам разрабатывает и производит всю продукцию. И еще частенько своими руками собирает себе станки.

Недавно мне довелось пообщаться с Бо Уиллимоном, шоураннером американского «Карточного домика» (потому что сценаристы тусуются с самыми крутыми перцами мировой индустрии, и это одна из прелестей нашей работы). Так вот, Уиллимон сказал: «Сценарист – единственный человек в индустрии, который создает нечто из ничего. Все остальные опираются на то, что сценарист придумал».

Это нельзя недооценивать. Именно поэтому я считаю, что рассказы о невероятных творческих удачах в профессии не просто излишни; они вредны. Потому что в конечном счете они обесценивают сценарный труд, превращая его в череду этих самых удач и скачки на розовых пони...


Есть хороший канал — «Осенило — написал». Он — про изнанку работы в сценарной индустрии, винтики и рычаги сценария и в целом — про техники и практики работы автором текстов для экрана.

Я жадно читаю этот канал уже год и даже озвучиваю отдельные фразы оттуда на парах по творческому письму, которые веду в МГУ. Не потому, что хочу познакомить студентов с новейшими трендами, а потому, что некоторые объяснения из этого канала куда доходчивее и нагляднее множества книг по теории литературы и творческого письма, которые я читала.

Автор этого канала — Юлия Идлис, выпускница филфака, кандидат фил.наук, а также автор сценариев нескольких сериалов (среди них — «Фарца», которую купил нетфликс). Читается канал на одном дыхании — во время бесконечных поездок в метро, очередей в поликлинике, и т.д., и т.п.

По итогам канала, кстати, вышла книга (детали в посте) и подкаст (ссылка внутри книги; как только найду — поделюсь).


Кстати, «нелицеприятный» — как я узнала из «Розенталя и Гильденстерна» — ведь означает «объективный», не приятный для отдельных лиц. Изначально-то. Но сейчас принято уравнивать «нелицеприятный» и «неприятный».

20 ta oxirgi post ko‘rsatilgan.

59

obunachilar
Kanal statistikasi