Работа над альбомом съедает последние силы, выжимает все соки, не даёт нормально поспать и отдохнуть. Взглядом по экрану гуляет, замечая в правом нижнем углу, что время-то уже за два ночи перевалило. Снова не получилось сдержать обещание и лечь пораньше. Это бесит больше всего: как бы Коряков не старался закончить дела до ночи, почти никогда этого сделать не получалось. Поездки, съёмки, фотосессии, альбом — график, который не даёт нормально жить уже около месяца. Хочется спокойной жизни с любимым человеком, который наверняка уже снова лёг спать один, не дожидаясь, пока Илья закончит свою ночную работу.

Вдруг внимание привлекает странный звук — будто кто-то о стену бьётся. Музыкант хмурится, снимает наушник, откидывает его на стол и встаёт с рабочего места. По-хорошему бы всё выключить и спать идти.

В комнате ощутимо холодно. По коже аж муражки с непривычки бегут, но это совсем не важно.

— Руслан?...

Тыльная сторона ладони тут же стирает с лица предательские слёзы, которые начали обжигать щёки. Руслан стискивает зубы в попытках проглотить собственные слёзы, будто это могло помочь. На душе какая-то буря эмоций. Ему страшно, больно, неприятно и тоскливо. На языке чувствуется неприятный привкус отчаяния и слабости. Сейчас он слишком уязвим, и это раздражает. Стыдно в первую очередь перед Ильёй, который стал невольным свидетелем этой непонятной истерики. Руслан правда старался быть тише, чтобы внимания не привлекать. Он ведь сильный, со всем сам справиться… Но вместо этого снова достаточно громко всхлипывает.

Сердце в этот момент замирает. Илья стоит на пороге, слыша только приглушённые всхлипы, как Руслан воздух ртом глотает. Смотреть на это… больно. Не противно, не страшно, а просто больно. Больно осознавать, что помочь, наверняка, не выйдет, потому что, к сожалению, Илья чудеса в жизнь не превращает и вылечить возлюбленного от всех болячек вряд ли сможет.

Коряков подходит ближе, садясь на кровать рядом с Русланом. Того снова настигает очередной тик: голову запрокидывает, больно шеей щелкает, напрягая на ней мышцы. Руслан уже заебался. По-человечески заебался жить с поставленными диагнозами, со своей сборной солянкой. В последнее время это всё даёт о себе знать гораздо чаще. То тик сильный схватит, то приступ эпилепсии, во время которого он чуть не задыхается. Он устал. Устал от того, что в любой момент с ним может произойти всё, что угодно. И это всё даже от него не зависит.

Тик отпускает, после чего Руслан ощущает объятия. Тёплые, полные любви объятия, по которым уже успел безумно соскучиться. Конечно, у каждого дел по горло — не до объятий как-то. Тушенцов нервно сглатывает, всё ещё борясь с остатками слёз, которые сейчас противно глаза щипят, сигарету поджигает, в надежде хоть так себя успокоить. Илья не ругается, тем более окно всё ещё открыто настежь, поэтому переживать о едком табачном дыме сейчас совсем не хочется. Илья ругает только самого себя, что из-за работы на Руслана почти внимания не обращал. Нужно было заметить приступы, которые стали чаще, нужно было следить за тем, как убывают таблетки в блистерах, которые у микроволновки на кухне лежат. Нужно было… быть рядом.

От Руслана слышится тихое шипение, когда Илья случайно задевает на руке его ещё незажившие раны. Стример губу кусает, кидая на них грустный взгляд. Как он вообще допустил подобное?

— Ты пьёшь таблетки? — тихо шепчет Илья, только вот ответа не получает. И по этой тишине становится всё предельно ясно. — Не забывай, пожалуйста, Русь…

— Иль, прости, — только и шепчет в ответ Руслан, прислоняя тлеющую сигарету к губам. Вдыхает едкий дым, задерживает его в лёгких, а потом выдыхает. Ветер так и гуляет по комнате. Приглушённый свет ещё больше нагоняет какой-то тоски и апатии. Но ведь всё хорошо? Илья рядом — а это самое главное.

Объятия Илья не разрывает: только сильнее прижимается к любимому, понимая, что никакой альбом он сейчас доделывать не пойдёт. Нужно взять пару выходных. Совместных выходных.