Доброе воскресное утро ! Решила что по воскресеньям буду писать о стихах.
Готовлю сейчас доклад о
Вероник Шильц и
Бродском для аспирантской конференции в
Institut National d’
histoire de l’art (тема в этом году как раз история искусств+литература). О Вероник Шильц — французском археологе, специалистке по искусству скифов и номадов, я пишу диссертацию. Официально тема звучит так:
Véronique Schiltz et les arts des Scythes et des nomades des steppes. Но признаюсь вам, до Scythes я еще не добралась. Весь этот год я провела в архиве
Institut d’études slaves, разбирая и составляя опись той части Вероникиного архива (она умерла в 2019), что связана с Бродским.
Действительно, русскому читателю Вероник прежде всего известна как адресат стихов и подруга Бродского. Я обязательно подробнее расскажу про историю их знакомства, их дружбу длиной в 30 лет и вообще, про Вероник будет много постов, но сейчас хочу написать о тех самых стихах, что ей посвящены. Условно назовем это « Вероникин цикл », тем более что некая связь действительно прослеживается.
Традиционно известны три стихотворения :
Прощайте, мадемуазель Вероника (1967),
В Рождество все немного волхвы…(1971) и
Персидская стрела (1993). Также именно Вероник посвящено эссе
Путешествие в Стамбул — собственно это путешествие они проделали вместе, в мае 1985, посетив на обратном пути Афины, Сунион и Коринф.
Менее известно стихотворение
Шорох акации, то самое, где « А. П. Чехов претит ». Эти стихи впервые напечатаны в 1977, в
Континенте, но начаты раньше, в 1974 году. В строках « И только набравши номер одной из твоих подруг, // не уехавшей до сих пор на юг, // насторожишься, услышав хохот и волапюк » действительно угадывается образ Вероник: Бродский в эти годы в Америке, Вероник в Париже, летом она обычно уезжала в свое поместье в Оверни (условно « на юг »), они часто созваниваются.
Слово
волапюк звучит и в другом посвященном ей стихотворении —
Барбизон Террас (тоже 1974). С эмиграции Бродского прошло всего два года и мотив « милой кириллицы » / « волапюка » (что здесь, очевидно, не просто « тарабарщина », а именно « иностранный язык ») еще звучит очень мощно — как в стихах, так и в письмах этой поры, соседствуя с мотивом одиночества « варвара » в чужой среде (« из овального зеркала над рамой, мыча, на тебя таращится Завоеватель »). Интересна та противоречивая роль, которая оказывается тут у Вероник: как француженка (а мы знаем отношение Бродского к Франции) она воплощает тот самый « волапюк ». При этом, среди иностранных иностранцев - Вероник наименее иностранная, самая родная: она прекрасно знает « милую кириллицу », три года прожила в Москве, преподавая в МГУ (тогда они с Бр. и познакомились) и общаются они естественно на русском. К тому же, она продолжает регулярно ездить в СССР: в поездку 1973 посетит его родителей, пока он безуспешно добивается разрешения на их приезд. С помощью Вероник, француженки, поддерживается связь с домом и родиной.