Про терапевтическую гибкость
«В широком смысле терапевтическое присутствие может означать что угодно. Это всё то, в чём нуждается пациент, чтобы остаться в лечении и в итоге продвигаться в сторону взаимосвязанности. Это может означать много контакта или мало контакта, эмоциональный или интеллектуальный резонанс – всё что угодно, в зависимости от обстоятельств».
(с) Джон Мадонна, «Эмоциональное присутствие в психоанализе»
Когда мы приходим учиться терапии, нас учат тому, что делать.
Как заключать контракт, какие интервенции применять, какие ни в коем случае не применять. И это безусловно очень важно.
Но очень мало внимания уделяют тому факту, что для того, чтобы любая терапия состоялась, нам перво-наперво нужно уметь вступать и, главное, оставаться в длительных отношениях с очень разными и порой очень непростыми людьми.
И это зачастую требует от терапевта большой гибкости как в отношении техники работы, так и в отношении внутрипсихической растяжки.
Что касается первого пункта – техники работы – то хорошо, когда в нашем терапевтическом саквояже есть разные инструменты. С кем-то из клиентов важно молчать, а с кем-то – говорить. С кем-то можно сразу заниматься тем, что мы привыкли считать терапевтической работой, а с кем-то важно сначала долго говорить «ни о чём», постепенно простраивая привязанность и взаимосвязь. Важно, чтобы наша терапевтическая идентичность включала в себя разные легитимные способы присутствия в кабинете, чтобы мы могли продолжать чувствовать себя терапевтом в самых разных обстоятельствах. Это придаёт нам гибкости и устойчивости и даёт возможность оставаться в отношениях с самыми разными типами пациентов. Если проследить историю развития психоанализа, то многие из этапов его развития как раз и были попыткой обобщить работу с разными типами людей, описать тот тип взаимодействия, который позволял этим людям остаться в терапии и давал шанс на терапевтические изменения. Мне кажется, в последние годы схожий процесс можно наблюдать и в гештальт-терапии.
(продолжение в следующем посте)
«В широком смысле терапевтическое присутствие может означать что угодно. Это всё то, в чём нуждается пациент, чтобы остаться в лечении и в итоге продвигаться в сторону взаимосвязанности. Это может означать много контакта или мало контакта, эмоциональный или интеллектуальный резонанс – всё что угодно, в зависимости от обстоятельств».
(с) Джон Мадонна, «Эмоциональное присутствие в психоанализе»
Когда мы приходим учиться терапии, нас учат тому, что делать.
Как заключать контракт, какие интервенции применять, какие ни в коем случае не применять. И это безусловно очень важно.
Но очень мало внимания уделяют тому факту, что для того, чтобы любая терапия состоялась, нам перво-наперво нужно уметь вступать и, главное, оставаться в длительных отношениях с очень разными и порой очень непростыми людьми.
И это зачастую требует от терапевта большой гибкости как в отношении техники работы, так и в отношении внутрипсихической растяжки.
Что касается первого пункта – техники работы – то хорошо, когда в нашем терапевтическом саквояже есть разные инструменты. С кем-то из клиентов важно молчать, а с кем-то – говорить. С кем-то можно сразу заниматься тем, что мы привыкли считать терапевтической работой, а с кем-то важно сначала долго говорить «ни о чём», постепенно простраивая привязанность и взаимосвязь. Важно, чтобы наша терапевтическая идентичность включала в себя разные легитимные способы присутствия в кабинете, чтобы мы могли продолжать чувствовать себя терапевтом в самых разных обстоятельствах. Это придаёт нам гибкости и устойчивости и даёт возможность оставаться в отношениях с самыми разными типами пациентов. Если проследить историю развития психоанализа, то многие из этапов его развития как раз и были попыткой обобщить работу с разными типами людей, описать тот тип взаимодействия, который позволял этим людям остаться в терапии и давал шанс на терапевтические изменения. Мне кажется, в последние годы схожий процесс можно наблюдать и в гештальт-терапии.
(продолжение в следующем посте)