МХ-444
Считайте, что проехал эти метры:
мечталось не о мелком, ясен пёс!
Тюленьи песни вдоль плиты цементной
я не вплетал в атлас пацаньих грёз.
Сегодня – строй волков при чувстве дела
и кромки рулевого колеса.
Вольётся в эту речку и Акела:
а что ж он, рыжий? Нет, он не лиса.
Туда ль, сюда две маховых сажени –
чего смешить куриный полигон?
Романы часто просят продолжений
подольше, чем в один перепихон.
А мой – возьми заешь, как рио-рита,
площадку танцевальную паля.
Разбитое дубовое корыто
уже не соблазняет жить с нуля.
Я это всё предвидел – как и то, что
в щенках любых пород проснётся лай…
Не жрать бы мне тогда хамон с картошкой,
а ставку сделать крупную онлайн!
Но перед пробным вымпельным заплывом,
Акела, ты ж меня сначала съешь!
Успеешь покорить сердца трусливым
левреткам приграничных браконьерш.
Нос чешется? Так это под осиной,
где франкмасоны провели конгресс,
расцвёл мечты огонь неугасимый,
башку мне поморочил – и исчез.
Остался лох, пасущий мирных задних,
кому до печки стёртые шкивы,
запомнившийся солнышку как всадник
без левой половины головы.
Считайте, что проехал эти метры:
мечталось не о мелком, ясен пёс!
Тюленьи песни вдоль плиты цементной
я не вплетал в атлас пацаньих грёз.
Сегодня – строй волков при чувстве дела
и кромки рулевого колеса.
Вольётся в эту речку и Акела:
а что ж он, рыжий? Нет, он не лиса.
Туда ль, сюда две маховых сажени –
чего смешить куриный полигон?
Романы часто просят продолжений
подольше, чем в один перепихон.
А мой – возьми заешь, как рио-рита,
площадку танцевальную паля.
Разбитое дубовое корыто
уже не соблазняет жить с нуля.
Я это всё предвидел – как и то, что
в щенках любых пород проснётся лай…
Не жрать бы мне тогда хамон с картошкой,
а ставку сделать крупную онлайн!
Но перед пробным вымпельным заплывом,
Акела, ты ж меня сначала съешь!
Успеешь покорить сердца трусливым
левреткам приграничных браконьерш.
Нос чешется? Так это под осиной,
где франкмасоны провели конгресс,
расцвёл мечты огонь неугасимый,
башку мне поморочил – и исчез.
Остался лох, пасущий мирных задних,
кому до печки стёртые шкивы,
запомнившийся солнышку как всадник
без левой половины головы.