чота мне плоховато, поэтому выкладываю то, что лежит в заметках ещё с лета
опять ссора моих любимых ркбят я столько про это успела написать, оказывается
#позалисы #зарисовка
Колючие осколки фраз и обвинений ускорялись в воздухе, летели, но разбивались в крошки, натыкаясь на стену молчания и терпения, которую выстроил вокруг себя его собеседник. Силы были уже на исходе, въевшаяся в грудь печать невыносимо ныла и нагревалась. Воздуха уже не хватало. Вымораживало от его молчания, от его взгляда, от его позы, от сжатых в тонкую ниточку губ. Просто один раз взять и ответить, это так сложно? Ответить не как обычно, тихо, сдержанно, ни в чем не обвиняя, даже с каким-то уважением. Это взбесило бы ещё больше. Просто ответить на все эти упрёки, громко, вызывающе и обидно. Может быть, тогда стало бы легче. А это постоянное и молчаливое терпение здесь совершенно ни к чему. Показать, какой Поэт монстр? Состроить из себя белого и пушистого?
– Ты забыл, что было в больнице, а? - в дело пошёл последний аргумент. Абсолютно чёрный, самый жестокий и ужасный, который противоречил всему человечному, но который точно должен был вывести его на эмоции.
Поэт остановился, выжидая. Дал себе время отдышаться. Ждал, пока он скажет хоть что-то, а может сразу набросится с кулаками. Да, пожалуй так будет даже лучше. Но слышно было лишь тяжёлое дыхание, а он молчал. Без укора, не осуждающе. От этого молчания вновь закипела кровь и первая схваченная вещь полетела в стену. Не целясь, Поэт попал в зеркало, которое тут же мелкими кусочками осыпалось на пол. Он дышал как после долгой пробежки, рывком головы откинул кудри со лба. Медленно перевёл взгляд с теперь пустой рамы на собеседника. Тот тоже смотрел на остатки зеркала, уголки его губ дрогнули в улыбке.
Система как будто дала сбой. Он улыбается? Нет, он должен был все спокойно выслушать и уйти. Как обычно. Он не ведёт себя так во время ссоры. Но что это тогда? Действительно улыбка, усталая и как-будто печальная. Кажется, он где-то уже видел эту улыбку. Когда-то давно Кризалис уже так улыбался. Но помнится смутно, да и вспоминать не хочется.
– Жалко зеркало. Антикварное было? - тихо, с хрипотцой и как-будто рычащими нотками спрашивает, наконец-то нарушая молчание, Криз.
Стойкое ощущение, что он сказал так специально. И сейчас это звучит даже хуже, чем напоминание о больнице. Зеркало. Единственная вещь, от которой не спрятаться. Ты все равно, проходя мимо, хоть на мгновение, но увидишь своё лицо.
Но Поэт уже давно видел в хрустальном плывущем отражении не себя. Он видел человека с сияющими изумрудными глазами и взлохмаченными чёрными кудрями. Маленького человека. Кажется, это называется ребёнок, да? А Поэт был ребёнком? Нет, конечно, это просто выдумки той странной части сознания, которая закрылась когда-то давно. Ещё в больнице. И открывать её не очень-то хочется.
Поэт - монстр. Он был рождён монстром. Детство - это странное и противное слово, выдуманное глупцами для собственного спокойствия и оправдания поведения. Но из этой страшной, пустой сейчас рамы, всегда доносилось что-то похожее на это дурацкое слово, до озноба пугающее и звенящее колоколом где-то в голове. Пожалуй, Поэт даже рад что уничтожил это глубокое зеркальное озеро беспокойных мыслей.
Он метался взглядом с деревянной рамы, на чёрные радужки глаз, и обратно. Эти глаза тоже пугали его. Они тоже были зеркалом, и в их черной глубине Поэт тоже видел это странное существо с живыми глазами, даже улыбкой. В эти глаза давно стало страшно смотреть. Да, он сейчас разбил зеркало. Но эти глаза не разбить, кажется, что бы он не делал, они будут преследовать его везде. И их взгляд никогда не потемнеет, не изменится. Пусть для других это уже так, но для Поэта чёрные глаза всегда остаются теми же. Его не заставить уйти. Человек с чёрными глазами всегда оказывается рядом, несмотря на все уже применённые брюнетом способы, чтобы вызвать к себе отвращение.
