Он радовался не тому, что он мог донести информацию, а тому, что мог быть ближе к ней.
Он обожал слушать ее размеренное дыхание, пока она решала очередной пример, обожал чувствовать электрический заряд, когда его колено соприкасалось с ее, таким хрупким и маленьким. Смотреть на ее заинтересованное лицо, сдвинутые бровки и слегка напряженные губы.
И обожал смотреть в ее глаза, такие красивые глаза, в которых застывало любопытство, когда он объяснял ей какую-то из ошибок.
Он был счастлив смотреть в такие ее глаза. В которых были интерес, нежность, смешинки. Он был счастлив, что наконец-то в них нет боли и печали.
Она любила новое, но не сильно.
Так что к тому моменту, когда ей надоедало и слова Майка уже превращались в какую-то непонятную кашу, она взглядом выкидывала шариковую синюю ручку из его руки и молча начинала собирать учебники и тетради обратно в рюкзак, предварительно принесённый Майком с тумбочки.
Он отвечал:
- Ладно.
Притворялся, будто ему обидно, что она его перебила, хотя он был только рад закончить, и это знали оба, ведь дальше начиналась их любимая часть рутины.
Он не помнит, с какого момента они начали это делать, переступив смущение, но в конечном в итоге в привычку вошли объятия и поцелуи на диване.
Майк просто ложился на спину и вытягивал руку, Эл ложилась на его грудь и они обнимались, иногда целовались.
Они разговаривали, много.
(Майк думает, что благодаря этому Эл перестала отвечать на большинство вопросов от других людей молчанием, и гордился)
Они разговаривали о погоде, школе, событиях, планах, друг о друге, о Нэнси и Джонатане, о Лукасе и Макс. С последней, кстати, Джейн все-таки сдружилась, что обрадовало всех в компании.
Майку определено точно казалось, что им интересно вдвоём хотя бы потому, что они девочки и потому что обе странные.
(Майк, кстати, перестал отталкивать Макс, ведь теперь она не была заменой Оди, она была н о в о й)
Так они всегда лежали около двух часов
Эл горячо дышала ему в шею, иногда проводя по ней пальцами и оставляя легкие поцелуи там. Она смотрела на него из-под ресниц и выглядела до потери сознания милой.
А он накручивал ее кудряшки на указательный палец и улыбался.
Иногда он в шутку прижимал ее к себе сильнее, потом резко подминал под себя и начинал целовать быстро-быстро, а она начинала звонко смеяться, откидывая голову назад и обхватывая его бёдра ногами, чтобы прижать к себе сильнее и успокоить его.
Майка это не успокаивало, даже наоборот.
Но тогда словно стаканчик горячего шоколада разливался внутри Майка, потому что он обожал ее смех и то, как она прижимает его к себе.
А потом, когда мама Майка кричала, что ужин готов, они лениво вставали с дивана, кидали взгляд на улицу, где уже темнело, поднимались и садились за стол всей семьей.
Стоит ли говорить, как Майку было приятно то, что его девушка ужинает с его семьёй, разговаривает с ними и нравится им.
Это вызывало у него улыбку постоянно, ведь картина того, как его мама, папа, сестры и девушка по-семейному обсуждают ежедневные дела, словно они с рождения все вместе и Оди росла вместе с Майком, не могла не вызывать улыбки.
После ужина, когда уже было поздно, и Эл нужно было возвращаться, Майк сажал ее на багажник своего велосипеда, прямо как два года назад (этот был уже побольше, но вообще-то, родители пообещали ему машину на семнадцатилетие) и они ехали к дому Хоппера.
