Достогоголи! R+
"Не плачь"
– Ты плачешь? – Фёдор поцеловал горбинку на носу.
– Я просто… – Коля замялся. – Я так рад тебя видеть.
Фёдор целовал безумно медленно, очень расслаблено. Все его действия были очень похожи на его характер, Яновский не знал как это описать.
– Раз ты рад, зачем плакать? – Оба смотрели пристально.
Фёдор пытался анализировать каждую тень эмоций. Ему абсолютно плевать на партнёра, но это было обычно. Всё с белобрысым было не так, как обычно.
Николай заурчал, откинул голову назад.
– Всё, неважно. – Достоевский посмеялся. Чужая шея была открыта. Всегда нужно пользоваться тем, что имеется. Укус за укусом оставались на коже.
Коля почти сгорал от прикосновений с худощавым телом.
Кончить было стыдно сейчас, Достоевскому было недостаточно. Хотелось больше. Хотелось затянуть в собственную пучину такого прекрасного Николая. Они не виделись так давно.
Работа и планы раскидывают их все дальше и дальше, такие встречи что-то сверхъестественное.
– Коля, – Яновский поднял голову, а Фёдор подполз к его лицу ближе. – Ты скуп на слезы, почему же ты плачешь сейчас?
– Я тебя люблю, потому что. – Слезы только больше потекли. Внутри у Николая словно что-то щелкнуло после этого, рыдать никогда так не хотелось.
– Я знаю. – Слёзы пытались слизывать, едва ли Достоевский успевал. – Поэтому плакать не стоит.
– А ты?
– Я? – Выглядит русский слегка ошарашено: брови приподняты, глаза широко раскрылись. Хитрого прищура не было. – Я могу сказать всё что угодно, нежели сделать.
– Это у тебя признание в любви такое? – Фёдор махнул головой утвердительно, на что Коля засмеялся. Достоевский не рад такому настрою, но в этом нет ничего удивительного.
Стоило резко двинуться вперёд и Коля перестал смеяться. Он мычал, стонал, кричал. Главное, не смеялся.
Яновский прижал темноволосого к себе. Он шептал полный бред. Фёдора от этого сильно ведёт, но не больше чем мужчину под ним.
"Не плачь"
– Ты плачешь? – Фёдор поцеловал горбинку на носу.
– Я просто… – Коля замялся. – Я так рад тебя видеть.
Фёдор целовал безумно медленно, очень расслаблено. Все его действия были очень похожи на его характер, Яновский не знал как это описать.
– Раз ты рад, зачем плакать? – Оба смотрели пристально.
Фёдор пытался анализировать каждую тень эмоций. Ему абсолютно плевать на партнёра, но это было обычно. Всё с белобрысым было не так, как обычно.
Николай заурчал, откинул голову назад.
– Всё, неважно. – Достоевский посмеялся. Чужая шея была открыта. Всегда нужно пользоваться тем, что имеется. Укус за укусом оставались на коже.
Коля почти сгорал от прикосновений с худощавым телом.
Кончить было стыдно сейчас, Достоевскому было недостаточно. Хотелось больше. Хотелось затянуть в собственную пучину такого прекрасного Николая. Они не виделись так давно.
Работа и планы раскидывают их все дальше и дальше, такие встречи что-то сверхъестественное.
– Коля, – Яновский поднял голову, а Фёдор подполз к его лицу ближе. – Ты скуп на слезы, почему же ты плачешь сейчас?
– Я тебя люблю, потому что. – Слезы только больше потекли. Внутри у Николая словно что-то щелкнуло после этого, рыдать никогда так не хотелось.
– Я знаю. – Слёзы пытались слизывать, едва ли Достоевский успевал. – Поэтому плакать не стоит.
– А ты?
– Я? – Выглядит русский слегка ошарашено: брови приподняты, глаза широко раскрылись. Хитрого прищура не было. – Я могу сказать всё что угодно, нежели сделать.
– Это у тебя признание в любви такое? – Фёдор махнул головой утвердительно, на что Коля засмеялся. Достоевский не рад такому настрою, но в этом нет ничего удивительного.
Стоило резко двинуться вперёд и Коля перестал смеяться. Он мычал, стонал, кричал. Главное, не смеялся.
Яновский прижал темноволосого к себе. Он шептал полный бред. Фёдора от этого сильно ведёт, но не больше чем мужчину под ним.