Стихушата

Ноябрь пьет тебя до дна, как пьют коньяк в дешевом баре
Поспешно, словно отберут, чтобы затем на тротуаре
Стелиться выжженной листвой, или дождем под кожу въесться,
Или безликим сквозняком бродить по закоулкам сердца.

Ноябрь душит как вода, в которой тонешь год за годом,
Под ребра лезет пустота, и лишь осколки небосвода,
Что в лужах замерли у ног и отражают наши души,
Напоминают: ты на дне, однако все еще на суше.

Ноябрь близок тем волкам, что добивают только слабых,
Но если слепнешь, но идешь — идешь вперед на звук, на запах,
На призрак хрупкого тепла, что кроется в белесой вьюге,
Ноябрь сделается тем, кто сам протянет тебе руку.

© Deacon

Ладно, вот так сделаю.

Ты не пахнешь снегом, влагою речной,
Ты не пахнешь летом, осенью, зимой,
Улицей и лугом, зноем и грозой,
Медом, рожью, сливой, листьями, смолой.
А в себя впитала запах ты иной...
От ушей до пяток пахнешь только мной.

© Антон Маслак

Всё в прошлом – и сплетни и люди,
Всё мрачно, кладешь шаг во мглу,
Но шарканье ног вдруг разбудит,
Притихшую тайну в углу.

В одной из ночей тело дамы
Лежало, но не разобрать,
Кто после разыгранной драмы
Оставил её умирать.

Кровь вен её не покидала
И нож не касался груди,
Но дама уже остывала
И ветер снимал бигуди.

Увидев её мы нашли бы,
Острее любого резца,
Ресницы как кости от рыбы
На блюдце пустого лица.

Двух глаз остановленных сферы,
И лодочку стройную губ,
И тело прекрасной Венеры,
Но в целом всё это лишь труп.

И только играет с ней ветер,
Как будто с осенней листвой
Как с куклою малые дети
Лаская холодной рукой.

© Антон Маслак

Если осень, то сразу вниз. Вместе с небом в осколки луж. Я не знаю, зачем ноябрь – в нем погибло немало душ, в нем ломались гранит и сталь, рассыпались в труху мечты, в нем почти что сломался я, превратившись в сплошной пустырь.

Было, впрочем, немало дней – поумнеть, нарастить броню. Этим летом почти воскрес и почти побывал в раю, но сентябрь, как редкий яд, был подмешан уже в июль. И, наверно, свинцовый дождь добивает не хуже пуль.

Дни рождения – просто дни, мы взрослеем в осенний час. На страницах ушедших лет вместо сказки пойдет рассказ. В водостоке бурлят слова, что сегодня звучат как сон. И обидно, что все мечты никогда не вместить под зонт.

Остается идти вперед, закрываясь от хищных стуж. Если осень, то сразу вниз, вместе с небом под стекла луж. Кто-то будет ползти наверх, кто-то сможет разжечь огни, но, по сути, спасется тот, кто протянет ладонь другим.

© Deacon

говорила бабка, твердила мать — не читай костяную книгу,
смуглых и прохладных ее листов лучше вовсе совсем не трожь.
положи на полку, закрой в сундук, шкаф запри и сундук не двигай,
потому что книга поет, зовет, проникает тебе в нутро.

у нее страницы сочатся в муть, припекают горячей пылью,
за спиной взойдет пепелище-стынь, распахнет пустоту глазниц.
станут жилы иглами, позвонки изогнут кровяные крылья,
упадешь — проникнешь — и прорастешь, уж не слыша людской возни.

степь страшнее нас и древнее нас, ей не ставят церквей и капищ
(лишь столбы и камни, чертополох, да коровий скелет лежит).
не буди ее, не роняй в нее темно-алых горячих капель,
не тревожь уснувшее лихо, нам с этим лихом еще здесь жить.

говорила бабка, твердила мать, каждый раз — как упрямый первый;
но приходит год (и за кадром хохот: ну зря же ты дожил, зря) -
степь сереет нынче не от дождей — от солдатских мундиров серых,
и огни пылают на площадях — но не чучела в них горят.

...вроде просто — зло не поборешь злом, клин — не клином вгоняют в тушу,
дремлет страх в глуби, в тишине песков, под колодцем, как змей в кольце.
но кому-то и эта чужая жуть все ж понятнее, проще, суше
чем всё то, что люди творят с людьми, если ставят такую цель.

перемотка ленты, нажать на «стоп», мы застынем в прозрачном миге:
нитка рельс уходит за горизонт, небо тянется по лучу.
вот над степью встает травяной рассвет, и старик открывает книгу,
пахнет медью, шкурами и костром (но последним — совсем чуть-чуть).

© wolfox

Здесь раньше видели «иное», следы магических существ.
Добро сияло, зло чернело, и было близко до небес.
Драконьи скалы, храмы магов, деревья, жившие века -
Всё это сгинуло однажды в плену людского кулака.

Мне говорили, были башни – не те высотки из стекла,
а замки, впившиеся в тучи, и дождь звонил в колокола.
Сиял витраж в янтарном солнце, жар-птица пела у ручья.
Но вскоре город изменился, приняв обличье палача.

Мне говорили, невозможно, не возвратить ушедший мир.
Те дни остались только в книгах в обложках крохотных квартир.
А я, наверное, безумен: вчера мне встретился колдун.
Он создал мир в своем блокноте всего за несколько секунд.

В метро, забитом до предела, в визгливом шуме поездов,
Со мной столкнулся падший ангел, уже разрушенно-пустой.
Звонил кому-то, тощий, нервный - следы от игл, пот и дрожь.
Ему ответил некий демон: «достанешь деньги – заберешь!»

В кофейне, вечно-суетливой, с утра услышал про пожар,
Мол, ночью вспыхнула хрущевка, домишко был убог и стар,
Давно там маялись с проводкой с подачи алчного «божка».
Погибших нет. Ведь некий ангел вернулся, чтоб спасти щенка.

Мне говорили, их не стало,
а я их видел сотни раз:
В метро, в аптеках, в магазинах.

Они лишь обратились в нас.

© Deacon