еврейка у микрофона

Птичка напела, что сегодня, помимо праздника букетов, конфет и мягких медведей, еще и праздник книгодарения. Звучит как повод для небольшого аттракциона.

Сама-то я праздную день книгодарения от одного до семи дней в неделю, поэтому поздравлять будем вас.

Что предлагаю: вы подробно пишете, почему и за что любите мой канал, а через неделю рандомайзер выберет троих комментаторов, каждому из которых я отправлю по отличной книге. Безвозмездно, то есть даром.

Поехали.

Раз уж начала про океан, вот вам история.

Пару лет назад мы с мужем собрались понырять в океане. Взяли в отеле ласты, маски, надели привезённые солнцезащитные рашгарды — короче, выглядели как люди, которые знают, что делают. И поплыли на рифы.

Глубина начиналась минут через пятнадцать вплавь, и когда дно резко провалилось вниз, я стала нырять. Не очень глубоко — чтобы, если что, помочь мужу, который плавает хуже меня. В какой-то момент он вынырнул, посмотрел на меня глазами человека, пересмотревшего «Челюсти», и выдал:

— На меня смотрит дно.

Я прикинула, что он, возможно, перегрелся, и уточнила, всё ли с ним в порядке. В ответ он тоном человека, который сейчас сойдёт с ума, повторил:

— Там глаза.

Ладно, думаю, хватит с нас океана на сегодня, поплыли обратно. Нырнула, потому что под водой плавать быстрее, во всяком случае мне, и — вот они. Два глаза.

Дно с интересом смотрит на нас, мы — на дно. Через пару минут игры в гляделки дно начинает двигаться, поднимает облако песка и грациозно уплывает в закат сторону горизонта.

В общем, глаза реально были. И принадлежали они скату, который мирно закопался в песок, явно рассчитывая провести в нём спокойный день, пока двое в масках не решили нарушить его, скатий, дзен.

С тех пор муж ныряет только в бассейне. Говорит, максимум, что там может на него смотреть — это плитка, и то без интереса.

В комментариях к предыдущему посту большинство называют одни и те же имена, что логично. Пиарят в русскоязычном пространстве плюс-минус одних и тех же. Но израильских писателей гораздо больше. Я бы даже сказала, что для такой маленькой страны их подозрительно много. Без подготовки смогла вспомнить порядка 35-40 фамилий, — и это с учётом, что книги на иврите я пока не читаю, то есть учитывала только изданное на русском и английском.

Много думала о том, почему так, и вот к чему пришла.

Во-первых, страна слишком маленькая, чтобы в ней можно было раствориться. В условных штатах можно десятилетиями писать в стол. Если ты написал книгу в Израиле — тебя заметят. В стране нет зазора между литературным миром и миром, скажем, овощных лавок. Писательство в Израиле — не башня из слоновой кости, а, скорее, столик в кафе на бульваре Ротшильд: тебя видят, тебе отвечают. И если ты написал книгу, тебя будет читать сосед, бывший одноклассник, семейный врач и парикмахер брата. Я серьёзно.

Во-вторых, язык. Это не до конца обдуманная гипотеза, но поделюсь. Обычно языки рождаются как бы сами собой, обрастают идиомами, плавно меняются со временем, но только не в Израиле. Израиль — единственная страна из известных мне, где язык физически воскресили из мёртвых, а потом заставили на нём шутить, ругаться и подписывать налоговые декларации. У иврита не было плавного естественного развития — его придумали заново, и писать на нём означало не просто писать, а участвовать в строительстве языка с нуля.

В-третьих, национальная неспособность молчать. В Израиле говорят все. Много, громко, эмоционально. После пары лет в стране пришла к выводу, что в местной культуре не существует концепции «лезть не в свое дело». Людям есть что сказать по любому поводу. Ну и если людям есть что сказать, почему бы не написать книгу.

В-четвертых, любой израильтянин — носитель сразу нескольких историй. Пересечения диаспор, войны, эмиграции, Шоа — всё это фон для разговора. Амос Оз как-то говорил, что быть писателем в Израиле легко, потому что достаточно просто внимательно слушать людей. Они всё расскажут сами.

И последнее: здесь невозможно молчать. В стране, где реальность движется с бешеной скоростью, писать — это способ жить, сохранять свою историю и понимание происходящего.

Так что да, кажется, писателей в Израиле реально много. Иногда шучу, что если у вас нет хотя бы одного израильского знакомого, который пишет роман, значит, вы плохо смотрите по сторонам. У меня, кстати, такие знакомые есть.

#шалом

Так-с, утренний эксперимент: каких израильских писателей вы сможете назвать без помощи гугла?

Прочитала на днях очередной срач про писательское вдохновение, муз и прочую ересь. Захотелось вставить пять копеек.

Меня всегда раздражали фразы в духе «Можешь не писать — не пиши». Полная дичь. Конечно, можешь не писать. В мире полно вещей поинтереснее: можно пойти учиться варить пиво, собрать все пазлы в доме, изучить повадки австралийских коал — и в любом из этих занятий будет больше радости, чем в мучительном выдавливании из себя текста.

Но проблема в том, что писать — это работа. Не высшее предназначение, а прозаический способ зарабатывать деньги. Поэтому хочешь не хочешь, а садиться и писать, если ты писатель, приходится. Имхо.

Люблю историю о том, как Гюго дважды срывал дедлайны сдачи «Собора Парижской Богоматери». Сроки поджимали, он к тому моменту уже, видимо, промотал аванс, чем разозлил издателя настолько, что тот подписал с Гюго договор, по которому за каждую неделю опоздания Виктору-прокрастинатору грозил штраф в 1000 франков. Конвертер подсказывает, что это примерно 14-15 тысяч долларов по сегодняшнему курсу.

Но если вы думаете, что потенциальный штраф Гюго вдохновил, то ошибаетесь. Он начал писать только после того, как переоделся в пижаму и запер всю приличную одежду в шкафу, чтобы лишить себя возможости выйти на улицу. Натурально самый радикальный способ борьбы с прокрастинацией, о котором я когда-либо слышала.

Это я к чему: вдохновение, как и муза, — это сказки для тех, кто не понимает, что творчество — ни разу не магия, а увлекательный, но безусловно рутинный процесс. Prove me wrong.

Подумала, что обожаю ходить в гости по странной причине — мне нравится наблюдать, как люди реагируют на прерываемую мной тишину. Ну знаете, когда все неловко замолчали, пьют, жуют, глотают, а тут я с баяном.

Не с настоящим, к сожалению, я только на скрипке умела, да и то в прошлой жизни. Но за многие годы у меня скопилось какое-то количество фактов и историй, которыми весело разряжать паузы.

Так вот.

Недавно вспомнила неизвестную никому за столом вещь: первая анатомическая структура, которая появляется и в итоге становится частью тела, — это анус.

Можно, конечно, загнать телегу, что на стадии эмбрионального развития у большинства животных, включая человека, образуется структура, называемая бластопором — это первичное отверстие в зародыше. А у вторичноротых (к которым относятся хордовые, включая нас с вами) бластопор в дальнейшем становится анусом, а рот формируется позже, но это скучно.

Мне больше нравится думать, особенно о тех, кто симпатий не вызвает, что каждый из нас когда-то давно был анусом. И больше ничем.

А теперь представьте, как эффектно этим фактом можно парировать реплики про руки из жопы. Вам говорят: «У тебя руки из жопы», а вы умиротворенно отвечаете: «Ну да. Как и у тебя». Попробуйте.

Люблю адвент-календари и киндер-сюрпризы — за предвкушение и эффект неожиданности. Но ещё больше мне нравится, когда из книг неожиданно вываливаются деньги. Для этого, конечно, их надо сначала туда положить, потом благополучно забыть на пару-тройку лет, но это детали.

Вечером из «Краткой истории пьянства» выпали две тысячи рублей. Я не пью, но догадываюсь, что на бутылку вина хватило бы. Теперь грущу, что «Краткой истории денег» не существует, в ином случае возложила бы на неё надежды посерьезнее. А то все на себя да на себя.

После декабрьского ковида попытки сконцентрироваться стали настолько же эффективными, как попытки собрать воду в дуршлаг. Только сосредоточилась, и вот уже читаю, как гуси запоминают лица людей и решают, кому из нас доверять. И нет, это не метафора: двухметровый плюшевый гусь, которого для меня притаранила младшая сестра, явно влияет на мои мыслительные траектории.

Если сталкивались с подобным расфокусом, расскажите, как справлялись? Что помогло? Рекомендации потом соберу в отдельный пост.

Сменить психотерапевта после пяти лет терапии — тот еще квест. Особенно если до этого семь раз меняла специалистов (нет, не нарочно, просто так вышло). Пять лет — это много. Это вроде как те самые отношения, в которые вкладываешься и растёшь. Но, как показала практика, даже такой стаж не гарантирует, что всё будет гладко.

В какой-то момент я заметила, что наше безопасное пространство стало не то чтобы небезопасным, но каким-то колючим и непредсказуемым. Говорю: в моей жизни происходит событие «Б», я этому рада, хотя есть сложности. В ответ слышу: вообще-то, она против «Б» и не понимает, чего людям неймется, когда есть прекрасное «А».

Я среагировала не сразу. Пять лет, ну! Они казались залогом залогом того, что специалист, в котором я уверена, не может повести себя неэтично. Но может, конечно, кто угодно. От деформации никто не застрахован.

Был соблазн плюнуть на терапию целиком. Мол, ну их, специалистов, если даже проверенные так себя ведут. Но правда в том, что эти пять лет мне много дали, и обесценить их — как выкинуть альбом со старыми фотографиями из-за пары неудачных снимков. Короче, я решила продолжить работу. Но с другим человеком.

Сейчас, кстати, понимаю, почему многие боятся идти к новому терапевту. Во-первых, найти своего — это как выиграть в лотерею. Во-вторых, терапия — аттракцион недешёвый, и вот тут уже начинаешь думать стоит ли оно того, и тридцать три раза подумаешь прежде, чем пойти к кому-то даже по рекомендации, если этот кто-то стоит сто/двести/nnn долларов час. Поэтому мне симпатичны ответственные, продуманные сервисы с фиксированной (и весьма гуманной) стоимостью.

Сейчас я в процессе подбора нового терапевта и zigmund.online пробую в том числе. Это не агрегатор с кучей профилей,здесь проверяют квалификацию специалистов, а специалисты работают в разных подходах: от классического психоанализа до новейших интегративных, тут на ваш вкус.

Плюс у них в соцсетях много полезных материалов, есть возможность оплатить с любой карты (важно, если у вас, как у меня, миллион причин, почему это должно быть удобно). Ну и мой промокод BOOKWORM даёт скидку 15% на первую сессию.

Выдам базу, но — желаю всем нам крепкого (окей, устойчивого) ментального здоровья. Штука, которую невозможно переоценить.

Реклама ООО «Зигмунд Онлайн» ИНН 7714447735 Erid 2Vfnxx8d54L

Принесла прекрасное. В словаре жаргона наполеоновской армии (да, я тоже не знала, что такой существует) есть забавная идиома heureux comme un poisson sur la paille, счастлив как рыба в сене.

При этом ни о каком счастье речи не идет. Фраза буквально означает «быть в депрессии».

Планирую на все какдела в понедельник утром отвечать: «как у рыбы в сене».

Кстати, в этот раз встреча заложников технически должна пройти иначе, чем в прошлый. Изменили протокол. Если во время первого обмена похищенные сразу попадали в объективы камер, то теперь этого по идее не будет. Хотя, конечно, нельзя исключать, что заложников перед освобождением сфотографируют в Газе.

Пишут, что после того как ХАМАС передаст заложников израильской стороне, их привезут на первичный медосмотр в специально построенный для этой цели комплекс на границе с Газой. Затем, когда освобожденные пересекут границу Израиля в сопровождении спецслужб, их заберет вертолет, который доставит в одну из четырех больниц в центре страны. Там уже подготовили изолированные помещения, максимально отличающиеся от обычных больничных палат, и именно там вернувшихся израильтян будут ждать семьи.

Кроме того, в этот раз особое внимание уделят не только медобслуживанию, но и конфиденциальности. Освобожденные смогут выбрать врача (видимо, из предложенных) и решать, кому и когда будет разрешено их посещать. Врачей и соцработников, которые будут работать с бывшими заложниками, обязали сдавать телефоны. Также новый протокол предписывает установить жалюзи и шторы в изолированных помещениях и снять зеркала во всех комнатах, за исключением ванной.

Освобожденных будут круглосуточно сопровождать психологи, врачи разных специальностей и соцработники.

Вернувшиеся останутся в больнице столько, сколько посчитают нужным. После выписки каждому назначат социального работника, который будет сопровождать их в ближайшие годы.