В день рождения Алексея Анатольевича (мертвый террорист и экстремист), еще раз решил вспомнить про Эдуардо Фрея. Покопавшись в Национальной электронной библиотеке, нашел вот такое
интервью чилийской журналистки
Пилар Вергара (тогда она в общем-то только начинала свою карьеру, позже она станет и главредом и выиграет национальную премию по журналистике) у близкого соратника убитого президента по христианско-демократической партии,
Клаудио Оррего Викуньи. Интервью бралось сразу после похорон, в конце января 1982 г., для проправительственной газеты La Segunda. Сам Оррего проживет менее полугода после интервью, скончавшись в июне.
Из интересного пара цитат, все аналогии и так понятны:
«”Появление изгнанников (exiliados) не было запланировано; это была их собственная инициатива” – заверил он. Признавая, что именно это послужило фактором, спровоцировавшим политический скандал, он продолжил: “Мы очень хотели, чтобы похороны Эдуардо Фрея были безупречными, мы отдавали дань уважения этому человеку, бывшему президенту. Как раз политического использования похорон мы стремились избежать”».
«“Первое – это впечатляющее и неожиданное для нас отношение людей, выражающее искреннее сожаление. Для меня это означает одно: “старик” сильно полюбился людям”. Затем он подчеркивает “чрезвычайно серьезное отношение семьи Фреев". Несмотря на тяжелые испытания, через которые им пришлось пройти, они были готовы ко всему, что нужно было сделать, и взяли на себя официальную ответственность [по проведению похорон]”.
Похороны также доказали, уверяет он, “что наши люди, наши парни из христианско-демократической партии, не выдумка; они существуют, у них есть серьезная поддержка”.
Затем он выделяет “ответственное” поведение СМИ. И, наконец, превозносит корпус карабинеров, который, по его мнению, вел себя “впечатляюще”».
«Мы по всем доступным каналам, которых немного, дали понять правительству, что единственное чего мы хотели, – это взаимного уважения, и мы заверили их, что не позволим какой-либо партии воспользоваться ситуацией и осложнить жизнь руководству. Мы просили о перемирии. Но проблема в том, что никогда не знаешь, когда сообщения доходят, а когда нет».
« –Приезд изгнанников в условиях, когда у них не было разрешения на въезд, многими был расценен как провокация.
– Никто не заставлял эмигрантов приезжать. За ними было признано право на свободу совести. С другой стороны, они ничего не делали тайком. Они просили разрешения приехать в посольствах и, получив отказ, обратились непосредственно к правительству. В своей петиции они обязались оставаться в стране в течение 24 часов, не упоминать о своем статусе изгнанников и не делать никаких политических заявлений. Я знаю, что по крайней мере те, кто прибыл из Венесуэлы, не получили ответа до того, как улетел единственный самолет авиакомпании Viasa, который мог доставить их в Чили. И я осмеливаюсь думать, что если бы они получили ответ, то не прилетели бы. Наконец, не следует забывать, что у правительства была возможность попросить авиакомпанию не брать их на борт. По всем этим причинам я бы сказал, что эпизод с изгнанниками не может быть истолкован как провокация».
« – Но разве вы уже не сказали, что было также недовольство семьи и друзей Фрея на заупокойной службе, в отношении президента Пиночета, экс-президента Алессандри, дипломатического корпуса и других представителей власти?
– Семья, а также мы, по доступным каналам, дали понять правительству, что ожидаем, что оно будет присутствовать при смерти Фрея в частном порядке или символически, но не как публичные личности, поскольку ни для кого не было тайной, что Фрей был противником этого правительства. Более того, мы дали им понять, что не в состоянии контролировать людей, прибывающих в собор».