Леонид Мосионжник. Котовский и евреи
Л.А. Мосионжник, автор книги «Робин Гуд глазами шерифа: Г. И. Котовский по материалам следственных дел» отвечает на вопрос: «Можно ли считать антисемитом Котовского, среди жертв которого евреи составляли порядка 80%»?
Котовский стал единственной фигурой, которую Бессарабия могла представить миру, чтобы заявить: мы — не просто чья-то провинция, у нас есть собственное лицо! У нас есть свой герой, и при этом не вымышленный! А то, что это был «благородный разбойник», со временем превратившийся в не менее парадоксальную для эмигрантов фигуру «благородного большевика», лишь усиливало пикантность сюжета. И румынская королевская цензура таким публикациям не мешала.
«Представить миру» — это не преувеличение: имя Котовского не раз встречалось и во французской прессе тех лет. И когда Р. Б. Гуль издал книгу о советских полководцах «Красные маршалы» (сравнивая их, конечно, с маршалами Наполеона), французский «Журнал военного гения» отметил в рецензии: «Приключения Котовского — самые живописные». Что говорить: даже в румынской прессе 1942 года, во время войны с СССР, можно найти очень тёплые рассказы о «гайдуке Котовском».
Период, когда он действовал в Бессарабии, в советское время был изучен хуже всего. Конечно, материалы сохранились — в основном в Национальном архиве РМ и Национальном музее истории Молдовы. Но это — дела полицейского и судебного следствия, в которых явно виден криминальный характер. Представить их как «революционную борьбу» удавалось лишь с сильнейшими натяжками. А другого массива данных, столь же обильного и надёжного, нет. Приходится опираться на самый подробный источник, хоть и односторонний: полицейские и судебные дела.
И вот тут бросается в глаза: с первых до последних страниц в них постоянно встречаются еврейские имена. Причём в самых разных ролях: товарищей Котовского, свидетелей и особенно жертв. С 1904 по 1916 год удалось установить имена 86 потерпевших от Котовского и его людей, из них 71 (больше 80%) — евреи.
Это было замечено давно. Кишинёвский обер-кантор Килимник, возглашая в Хоральной синагоге многолетие царствующему дому на новый 1916 год, особо обрушился на Котовского чуть ли не как на «врага еврейского народа». Конечно, как официальное лицо, обер-кантор должен был демонстрировать властям лояльность еврейской общины: мол, ваши враги — и наши враги. Но если он был прав — почему же тогда за Котовским не замечено ни одного антисемитского высказывания? Почему, кроме родного русского, он свободно говорил также по-молдавски и по-еврейски (это отмечено и в показаниях потерпевших, и в объявлениях о розыске)?
Наконец, почему тогда из 14 членов его группы, арестованных в том же 1916 году, евреи составляли половину? В то время как в группе 1905–1906 годов их не было вовсе.
Л.А. Мосионжник, автор книги «Робин Гуд глазами шерифа: Г. И. Котовский по материалам следственных дел» отвечает на вопрос: «Можно ли считать антисемитом Котовского, среди жертв которого евреи составляли порядка 80%»?
Котовский стал единственной фигурой, которую Бессарабия могла представить миру, чтобы заявить: мы — не просто чья-то провинция, у нас есть собственное лицо! У нас есть свой герой, и при этом не вымышленный! А то, что это был «благородный разбойник», со временем превратившийся в не менее парадоксальную для эмигрантов фигуру «благородного большевика», лишь усиливало пикантность сюжета. И румынская королевская цензура таким публикациям не мешала.
«Представить миру» — это не преувеличение: имя Котовского не раз встречалось и во французской прессе тех лет. И когда Р. Б. Гуль издал книгу о советских полководцах «Красные маршалы» (сравнивая их, конечно, с маршалами Наполеона), французский «Журнал военного гения» отметил в рецензии: «Приключения Котовского — самые живописные». Что говорить: даже в румынской прессе 1942 года, во время войны с СССР, можно найти очень тёплые рассказы о «гайдуке Котовском».
Период, когда он действовал в Бессарабии, в советское время был изучен хуже всего. Конечно, материалы сохранились — в основном в Национальном архиве РМ и Национальном музее истории Молдовы. Но это — дела полицейского и судебного следствия, в которых явно виден криминальный характер. Представить их как «революционную борьбу» удавалось лишь с сильнейшими натяжками. А другого массива данных, столь же обильного и надёжного, нет. Приходится опираться на самый подробный источник, хоть и односторонний: полицейские и судебные дела.
И вот тут бросается в глаза: с первых до последних страниц в них постоянно встречаются еврейские имена. Причём в самых разных ролях: товарищей Котовского, свидетелей и особенно жертв. С 1904 по 1916 год удалось установить имена 86 потерпевших от Котовского и его людей, из них 71 (больше 80%) — евреи.
Это было замечено давно. Кишинёвский обер-кантор Килимник, возглашая в Хоральной синагоге многолетие царствующему дому на новый 1916 год, особо обрушился на Котовского чуть ли не как на «врага еврейского народа». Конечно, как официальное лицо, обер-кантор должен был демонстрировать властям лояльность еврейской общины: мол, ваши враги — и наши враги. Но если он был прав — почему же тогда за Котовским не замечено ни одного антисемитского высказывания? Почему, кроме родного русского, он свободно говорил также по-молдавски и по-еврейски (это отмечено и в показаниях потерпевших, и в объявлениях о розыске)?
Наконец, почему тогда из 14 членов его группы, арестованных в том же 1916 году, евреи составляли половину? В то время как в группе 1905–1906 годов их не было вовсе.