Эти районы все чаще становятся сценой насильственных разборок между конкурирующими бандами и стычек с силами правопорядка. Которые де факто бессильны изменить ситуацию. Зона вне-закона – это не эвфемизм, так как в большинстве случаев полиция отказывается от вмешательства в этот бизнес и закрывает на него глаза; дилеры, имеющие в своем распоряжении десятки «сотрудников» и огнестрельное оружие, оказывают столь ожесточенное сопротивление, что сил полиции просто не хватает для разрушения этих сетей.
Все те, кто может уехать из этих районов - уезжают, завершая тем самым процесс деградации этих коммун, где остаются лишь самые бедные и неблагополучные семьи. При этом, нельзя сказать что государство отказывается в них инвестировать. Усилия по облагораживанию этих районов были сделаны – и немалые, но желаемых результатов они не дали.
« Все эти спортивные площадки, центры досуга и отдыха, библиотеки, летние лагеря, семинары – уже пол-века в пригороды инвестируют многократно больше, чем в периферийную Францию, но это не тормозит преступность. Наша масштабная социальная политика была в данном случае неэффективной. А порой просто вредной – когда государственные средства шли на финансирование ассоциаций религиозного толка, которые способствовали идеологическому отколу пригородов от Республики», пишет Гийом Жансон, адвокат и представитель Института Юстиции.
Действительно, параллельно с захватом пригородов наркоторговцами, в этих районах растет и влияние радикального ислама.
С начала 2000-ых во Франции, вслед за странами Ближнего Востока и Магриба, увеличивается влияние наиболее радикальных ветвей ислама, в частности салафизма. (...) В эти годы во французские мечети и ассоциации усиливаются финансовые вливания со стороны государств и организаций, пропагандирующих шариат (петро-монархий Персидского Залива, «Братьев-мусульман» и т.д.). Зачастую имамы, служащие во французских мечетях, - это иностранцы, присылаемые на работу во Францию и оплачиваемые этими государствами и организациями. Их воззрения, мягко говоря, не всегда совместимы с обычаями и законами Франции. Многие из них питают откровенную ненависть к западным ценностям и западному образу жизни, которую они прививают прихожанам.
В эти годы в пригородах широко распространяются консервативные религиозные и культурные практики (хиджабы и никабы, в том числе для детей, шариат, эндогамия и т.д.). Третье поколение довольно плохо знает истинные реалии своих стран происхождения. Они выросли во Франции и зачастую не говорят на языке дедов. Возможно, именно поэтому им легче идеализировать эти страны. Третье поколение иммигрантов из Магриба и Африки ищет новую идентичность. Политика мультикультурализма, с одной стороны, и социализация внутри гетто, с другой, подпитывают чувство обособленности; государственные институты, которые некогда внушали чувство единства, либо исчезли (как армия), либо зачастую способствуют виктимизации, культурной обособленности и отказу от ассимиляции (как школа).
"Третье поколение" иммигрантов воспринимает как носителей исконных ценностей не отцов и не дедов, а имамов и «старших братьев», вершащих закон в пригородах, которые пропагандируют ислам, зачастую весьма далекий от ислама их дедов (ислам Магриба в 1960-1970-ые годы сильно отличался от сегодняшнего). Для подростков радикальный ислам – это одновременно и новая идентичность, восстанавливающая, по их мнению, связь с корнями и с мировой мусульманской общиной, и контр-культура, позволяющая восстать против «несправедливой, расистской» французской системы. «Приобщаясь к радикальному исламу, из униженных и отвергнутых, коими они – обоснованно или нет себя ощущают -, они становятся всесильными», пишет французский эксперт по джихадизму Давид Томсон. Исламский фундаментализм окончательно превратит пригородные зоны в «потерянные территории республики».
Все те, кто может уехать из этих районов - уезжают, завершая тем самым процесс деградации этих коммун, где остаются лишь самые бедные и неблагополучные семьи. При этом, нельзя сказать что государство отказывается в них инвестировать. Усилия по облагораживанию этих районов были сделаны – и немалые, но желаемых результатов они не дали.
« Все эти спортивные площадки, центры досуга и отдыха, библиотеки, летние лагеря, семинары – уже пол-века в пригороды инвестируют многократно больше, чем в периферийную Францию, но это не тормозит преступность. Наша масштабная социальная политика была в данном случае неэффективной. А порой просто вредной – когда государственные средства шли на финансирование ассоциаций религиозного толка, которые способствовали идеологическому отколу пригородов от Республики», пишет Гийом Жансон, адвокат и представитель Института Юстиции.
Действительно, параллельно с захватом пригородов наркоторговцами, в этих районах растет и влияние радикального ислама.
С начала 2000-ых во Франции, вслед за странами Ближнего Востока и Магриба, увеличивается влияние наиболее радикальных ветвей ислама, в частности салафизма. (...) В эти годы во французские мечети и ассоциации усиливаются финансовые вливания со стороны государств и организаций, пропагандирующих шариат (петро-монархий Персидского Залива, «Братьев-мусульман» и т.д.). Зачастую имамы, служащие во французских мечетях, - это иностранцы, присылаемые на работу во Францию и оплачиваемые этими государствами и организациями. Их воззрения, мягко говоря, не всегда совместимы с обычаями и законами Франции. Многие из них питают откровенную ненависть к западным ценностям и западному образу жизни, которую они прививают прихожанам.
В эти годы в пригородах широко распространяются консервативные религиозные и культурные практики (хиджабы и никабы, в том числе для детей, шариат, эндогамия и т.д.). Третье поколение довольно плохо знает истинные реалии своих стран происхождения. Они выросли во Франции и зачастую не говорят на языке дедов. Возможно, именно поэтому им легче идеализировать эти страны. Третье поколение иммигрантов из Магриба и Африки ищет новую идентичность. Политика мультикультурализма, с одной стороны, и социализация внутри гетто, с другой, подпитывают чувство обособленности; государственные институты, которые некогда внушали чувство единства, либо исчезли (как армия), либо зачастую способствуют виктимизации, культурной обособленности и отказу от ассимиляции (как школа).
"Третье поколение" иммигрантов воспринимает как носителей исконных ценностей не отцов и не дедов, а имамов и «старших братьев», вершащих закон в пригородах, которые пропагандируют ислам, зачастую весьма далекий от ислама их дедов (ислам Магриба в 1960-1970-ые годы сильно отличался от сегодняшнего). Для подростков радикальный ислам – это одновременно и новая идентичность, восстанавливающая, по их мнению, связь с корнями и с мировой мусульманской общиной, и контр-культура, позволяющая восстать против «несправедливой, расистской» французской системы. «Приобщаясь к радикальному исламу, из униженных и отвергнутых, коими они – обоснованно или нет себя ощущают -, они становятся всесильными», пишет французский эксперт по джихадизму Давид Томсон. Исламский фундаментализм окончательно превратит пригородные зоны в «потерянные территории республики».