Наталия Руткевич

(…)
Пригороды. В ожидании новых взрывов.
 
В 2018 и первой половине 2019 «Желтые жилеты» заставили на время забыть о потерянных территориях и терактах.   Но ситуация в пригородах не стала менее взрывоопасной.  Бунты 2005 года могут повториться в любой момент. « Проблема пригородов далеко не решена, но пока гром не грянет, правительство Франции отводит от нее глаза, - уверждает глава Регионального Совета Иль-де-Франс Валери Пекрес, напоминая что только в ее регионе, вокруг Парижа, 270 таких «чувствительных» районов.
(...)
Полицейские, которым приходится работать в этих зонах, говорят об атмосфере «смертельной ненависти». «Вы не представляете себе, что там творится.... Это ситуация фактически гражданской войны, где мы ничего не контролируем», цитирует сотрудников полиции автор расследования «Страх перешел на другую сторону: Невероятные признания полиции» Фредерик Плокен. Эта ненависть объясняется не просто обидой со стороны тех, кто слишком часто подвергается проверкам, досмотрам и задержаниям. Это ненависть к Французской Республике и тем, кто ей служит. По этой же причине представители сил правопорядка являются главной мишенью и для террористов.
Полиция чувствует, что она «брошена на амбразуру».... В горячих зонах они рискуют, проявив чрезмерную жесткость,  поджечь искру недовольства и  спровоцировать новые бунты, а проявив недостаточную жесткость, оставить правонарушения безнаказанными или получить ранения. В условиях постоянного давления полицейским все труднее работать, особенно учитывая сокращение штаба, рост отпусков по состоянию здоровья, депрессии, суициды.  Каждые 4 дня сотрудник полиции кончает с собой – таковы последние данные французских профсоюзов полиции. Неудивительно, что множество полицейских крайне ожесточены...
Силы правопорядка не в состоянии вернуть под контроль Республики потерянные ей территории. Их жители оставлены на произвол судьбы, во власти религиозных авторитетов и криминала. Все чаще наблюдатели говорят о "латино-американизации" Франции...
Страна свыклась с потерей этих территорий. То, что там творится, не удивляет, не возмущает и даже уже не очень-то беспокоит. Так, 1 января 2019 правительство выпустило коммюнике, в котором порадовалось тому, что новогодняя ночь прошла «мирно и без особых инцидентов». В эту ночь в стране было сожжено 650 автомобилей и задержано 454 человека, в первую очередь в пригородах. Но это - как будто невидимая, параллельная реальность, не имеющая отношения к Франции, где все в общем-то «мирно».
В эти же районы, откуда они когда-то уехали, возвращаются с Ближнего Востока  джихадисты, воевавшие за ИГ, и их семьи, которых специалист по джихаду Давид Томсон называет «возвращенцы».  Бежавшие из Сирии и с бывших территорий ИГ, они нашли соратников по ИГ во французских тюрьмах. Многие из них уже вышли или вскоре выйдут на свободу, отделавшись легкими наказаниями. Так в 2019 году из тюрьмы было выпущено около 30 бывших джихадистов. По словам Томсона, никаких гарантированных методов де-радикализации не существует и раскаяние бывших джихадистов не очень убедительно.
Таким образом ИГ будет продолжать свою европейскую кампанию, опираясь на давно существующие на всем континенте «спящие ячейки», в которые вольются «ветераны» из Сирии и Ирака, вышедшие из тюрьму или ее избежавшие. 
Пригороды могут взорваться в любой момент: из-за  попыток борьбы с криминальным бизнесом или расширения радикального вооруженного исламисткого движения. Искрой, способной вновь воспламенить пригороды, может стать и любой несчастный случай, как это было в 2005 году. Радикальные исламские фундаменталисты исчисляются во Франции тысячами. Для подавления их деятельности или разрушения нарко-сетей, может понадобиться уже не полиция, а армия  с дронами, авиацией, танками и эффективными системами нейтрализации..
*
В поисках утраченной Республики, Н.Р., 2020

Эти районы все чаще становятся сценой насильственных разборок   между конкурирующими бандами и стычек с силами правопорядка. Которые де факто бессильны изменить ситуацию. Зона вне-закона – это не эвфемизм, так как в большинстве случаев полиция отказывается от вмешательства в этот бизнес и закрывает на него глаза; дилеры, имеющие в своем распоряжении десятки «сотрудников» и огнестрельное оружие, оказывают столь  ожесточенное сопротивление, что сил полиции просто не хватает для разрушения этих сетей.
Все те, кто может уехать из этих районов  - уезжают, завершая тем самым процесс   деградации этих коммун, где остаются  лишь самые бедные и неблагополучные семьи. При этом, нельзя сказать что государство отказывается в них инвестировать. Усилия по облагораживанию этих районов были сделаны – и немалые, но желаемых результатов они не дали.
« Все эти спортивные площадки, центры досуга и отдыха, библиотеки, летние лагеря, семинары – уже пол-века в пригороды инвестируют многократно больше, чем в периферийную Францию, но это не тормозит преступность. Наша масштабная социальная политика была в данном случае неэффективной. А порой просто вредной – когда государственные средства шли на финансирование ассоциаций религиозного толка, которые способствовали идеологическому отколу пригородов от Республики», пишет Гийом Жансон, адвокат и представитель Института Юстиции. 
Действительно, параллельно с захватом пригородов наркоторговцами, в этих районах растет и влияние радикального ислама.
С начала 2000-ых во Франции, вслед за странами Ближнего Востока и Магриба, увеличивается влияние наиболее радикальных ветвей ислама, в частности салафизма. (...) В эти годы во французские мечети и ассоциации усиливаются финансовые вливания  со стороны государств и организаций, пропагандирующих шариат (петро-монархий Персидского Залива, «Братьев-мусульман» и т.д.). Зачастую имамы, служащие во французских мечетях, - это иностранцы, присылаемые на работу во Францию и оплачиваемые этими государствами и организациями. Их воззрения, мягко говоря, не всегда совместимы с обычаями и законами Франции. Многие из них питают откровенную ненависть к западным ценностям и западному образу жизни, которую они прививают прихожанам.
В эти годы в пригородах широко распространяются консервативные религиозные и культурные практики (хиджабы и никабы, в том числе для детей, шариат, эндогамия и т.д.). Третье поколение довольно плохо знает истинные реалии своих стран происхождения. Они выросли во Франции и зачастую не говорят на языке дедов. Возможно, именно поэтому им легче идеализировать эти страны. Третье поколение иммигрантов из Магриба и Африки ищет новую идентичность. Политика мультикультурализма,  с одной стороны, и социализация внутри гетто, с другой, подпитывают чувство обособленности; государственные институты, которые некогда внушали чувство единства, либо исчезли (как армия), либо зачастую способствуют виктимизации, культурной обособленности и отказу от ассимиляции (как школа).
"Третье поколение" иммигрантов воспринимает как носителей исконных ценностей не отцов и не дедов, а имамов и «старших братьев», вершащих закон в пригородах, которые пропагандируют ислам, зачастую весьма далекий от ислама их дедов (ислам Магриба в 1960-1970-ые годы сильно отличался от сегодняшнего). Для подростков радикальный ислам – это одновременно и новая идентичность, восстанавливающая, по их мнению, связь с корнями и с мировой мусульманской общиной, и контр-культура, позволяющая восстать против «несправедливой, расистской» французской системы. «Приобщаясь к радикальному исламу, из униженных и отвергнутых, коими они – обоснованно или нет себя ощущают -, они становятся всесильными», пишет французский эксперт по джихадизму Давид Томсон.  Исламский фундаментализм окончательно превратит пригородные зоны в «потерянные территории республики».

Потерянные территории Республики
 
«Существование на территории Франции, в двух шагах от центров наших городов, целых районов, которые неподконтрольны государству и живут по своим собственным законам, - наша Ахилессова пята» (Мишель Обуэн, автор книги «40 лет в пригородах»).

«Достаточно искры, и пригороды опять взорвутся» (Валери Пекрес, глава Регионального Совета Иль-де-Франс).
*
27 октября 2005 года группа подростков из парижского пригорода Клиши-Су-Буа, возвращается домой с футбольного матча. Один из жителей, заподозривший их в попытке кражи стройматериалов, вызывает полицию. Пытаясь ускользнуть от полицейских, трое из них - Зиед Бенна,   Буна Траоре,   Мухиттин Альтун  -  прячутся в трансформаторную будку. Двое первых погибнут на месте от удара током, третий получит сильные ожоги, но останется в живых.
С этого происшествия начинаются волнения и беспорядки, которые войдут в историю как бунт пригородов.  Восстания направлены в первую очередь против полиции, которую жители пригородов винят в смерти подростков. 30 октября бомба слезоточивого газа случайно попадает в здание, обустроенное под мечеть в Клиши-су-Буа.  После этого восстания перекинутся на соседние пригороды, а затем – распространятся по всей стране. 8 ноября в стране объявлено чрезвычайное положение. 14 ноября его продлят на три месяца.
 (...)

Главный французский специалист по исламу Жиль Кепель считает что именно бунт пригородов 2005 кладет начало джихаду «третьего поколения», в основе которого лежит ненависть к Западу. О каком третьем поколении идет речь? 
Первое поколение трудовых мигрантов, преимущественно из стран Северной Африки, - это те, кто приехали на заработки в 1960-ые годы и кто, осев во Франции, вырастили своих детей (второе поколение) в соответствии с ценностями и культурными кодами страны приема, надеясь на их успешную интеграцию. Но для тех, кто родился и вырос в 1980-1990-ые (третье поколение), ассимиляция, «офранцуживание» стали восприниматься не как нечто желаемое и позитивное, а  как предательство своей расовой и религиозной идентичности. Многие из «внуков» повернулись против «дедов» и «отцов» и воспротивились интеграции.
Этот поворот можно схематично объяснить тремя факторами: геттоизация, исламизация и политика мультикультурализма.
С момента начала массовой иммиграции из Африки в 1960-ые трудовые мигранты селятся кучно поблизости от предприятий и заводов, где они работают. Их семьи и другие мигранты из тех же регионов приезжают в те коммуны, где уже осели соотечественники. Таким образом тихие французкие спальные районы и городки постепенно превращаются в этнические и социальные гетто, где сегодня мало что напоминает о былой жизни. Большая часть заводов, куда приезжали работать «деды», давно закрылись, многие семьи существуют на государственные пособия, а важным источником доходов для «внуков» стал наркоторафик, который курируют хорошо организованные преступные группировки, захватившие контроль над целыми коммунами. 
С начала 1990-ых употребление марихуаны (запрещенное законом)  стало обыденностью: число ее нерегулярных потребителей выросло в три раза, с 4% в 1992 году до 11% населения в 2014 году. По последним данным, в стране насчитывается более 4,6 миллионов нерегулярных потребителей марихуаны и 1,4 миллиона - регулярных. (...) Преображение пригородов – это и следствие, и причина распространения этой практики.
Торговля марихуаной и другими наркотиками стала огромной, пронизывающей все общество криминальной сетью и одним из «главных работодателей страны» – в ней задействовано более 200 000 человек. Это больше чем во всем SNCF – Национальной железнодорожной компании. Абсолютное большинство из них  проживают в гетто. Наркотрафик еще больше маргинализует эти и без того проблемные районы. Торговцы берут контроль над жилыми зданиями, пользуются подъездами, лестничными клетками, паркингами в своих целях и запугивают жителей, пытающихся протестовать.  В наркотрафик вовлекаются дети и подростки, что сказывается на их посещаемости школы и успеваемости.

У ИСТОКОВ ЗАПАДНОГО СОЗНАНИЯ МОРАЛЬНОГО ПРЕВОСХОДСТВА

"Мы - прирожденные противники всего инакового, всего, что не вписывается в рамки, которые мы называем словом - увы, увы, увы, трижды увы - потерявшим смысл - словом "демократия". Все, что не является в кавычках "демократическим", согласно нашим слепым критериям, не заслуживает внимания и должно быть уничтожено. Вот к чему все сводится.
*
Чтобы понять как сформировалась Европа и европейская культура, следует вспомнить, что мы живем на территории, которая когда-то была западной частью Римской империи. Римская империя пала вследствие нашествия германцев в V веке, но эллинизированная восточная часть продолжала существовать в течение тысячи лет, пока Константинополь не был завоеван турками в XV веке: то была Византия.

В Западной Европе, где империя исчезла, римское наследие было любопытным образом перенято папством, которое основывало свою власть, в частности, на абсолютно легендарном документе: Даре Константина.

Этот текст был признан подделкой в эпоху Возрождения, но Святой Престол прибегал к нему вплоть до XIX века.

Константин был императором, который в четвертом веке сделал христианство официальной религией всей империи - до того, как западная империя пала. Константин был первым христианским императором.

Согласно этой легенде, он передал императорские знаки отличия в дар Папе Римскому. Именно на этом основании (Дара Константина) папство утвердилось как наследник - я бы даже сказал не империи, но имперской идеи. Очень важно понимать это.
(...)
Христианство нашло свое нормативное содержание в римском праве, а это значит, что папство является имперским. Как гласит средневековая максима: "Весь мир - приход папы".

С другой стороны, на Востоке есть форма христианства, о которой у нас почти забыли, которая подавляется и отвергается Западом: православие. Православие связало свою судьбу с народами. В политическом плане это модель отличная от западных. Нам трудно понять эту ментальную, политико-религиозную границу. Именно благодаря православию Греция противостояла туркам, турецкой власти и турецкому исламу на протяжении более трех веков, вплоть до XIX века.
(...)
Мы являемся бенефициарами этого отрицания существования Византии, потому что мы такие, какие мы есть... Мы не понимаем политической культуры Востока. Мы видим современное государство, сверхмощное государство, которое размножается, если можно так выразиться, клонируя свои институты по всему миру; но мы не видим матрицы этого христианского империализма, который сегодня стал секулярным, но который по-прежнему дает Западу чувство морального превосходства над остальными. Таким образом, Запад считает что он вправе переделывать всю планету по своему образу и подобию!
Понять это – значит также попытаться понять, в каком смысле мы, я бы сказал, прирожденные противники, хотя и бессознательные ... всего того, что не является западным.

Мы - прирожденные противники всего инакового, всего, что не вписывается в эти рамки, которые мы называем словом, которое, увы, увы, увы, трижды увы, полностью потеряло смысл, - словом "демократия".
Все, что не является в кавычках "демократическим", согласно нашим слепым критериям, не заслуживает внимания и должно быть уничтожено. Вот к чему все сводится.
*
Пьер Лежандр
2007

Депутатам, проголосовавшим за этот абсурд, неплохо было бы вспомнить формулу Бомарше: " Там где нет свободы критики, никакая похвала не может быть приятна» ".

Descartes blog, 15.05.2015

Символика ЕС в принудительном порядке
***
О новом обязательстве для французских мэрий – вывешивать европейский флаг рядом с флагом Французской Республики
***
Если я не ошибаюсь, Жаку Лакану принадлежит мысль о том, что если мы пытаемся что-то спасти, значит это «что-то» уже исчезло. Я вспомнил об этой фразе, читая отчет о дебатах по законопроекту "об обязательном вывешивании французского и европейского флагов на фасадах мэрий", который наше Национальное Собрание - судя по всему, не имеющее в данный момент никаких более срочных вопросов для рассмотрения -  обсуждало на этой неделе.

Законопроект был утвержден благодаря поддержке инициативы президентской партии социалистами и зелеными.
Голосование по этому закону, да и сам факт того, что предложерие было вынесено на голосование, говорит об исчезновении во Франции общественного консенсуса. Чтобы убедиться в этом, обратимся к истории.

С момента создания Республики и до 2013 года во Франции не было закона, обязывающего украшать государственные здания флагами. Любопытно, что никто не считал нужным вводить такого рода законы. Для подавляющего большинства граждан и представителей Республики триколор воспринимался как нечто само собой разумеющееся. А тех, кому он таковым не казался, никто не принуждал этот флаг вывешивать. Ведь какой смысл заставлять граждан носить - на себе или на фасаде общественных зданий – эмблему или символ, чей посыл им чужд? Флаг на наших ратушах был ярким символом именно потому, что он не был обязательным. Когда вы видели флаг, развевающийся на фронтоне ратуши, вы знали, что этот символ – отражение представлений мэра, городского совета и, в конечном счете, граждан страны, а не выполнение обязательства, навязанного сверху.
И вот, ни с того ни сего, в 2013 году, Франсуа Олланд – чьим советником в то время был некий Эммануэль Макрон – решил  сделать обязательным  присутствие французского и европейского флагов на фронтоне государственных или частных школ по контракту (закон от 8 июля 2013 года). Поскольку трехцветный флаг всегда развевался на этих зданиях без каких-либо указов сверху, можно предположить, что авторы законопроекта 2013 года были заинтересованы не в том, чтобы обеспечить присутствие флага Республики, а в том, чтобы навязать соседство так называемого "европейского" флага. И точно так же дело обстоит сегодня в отношении мэрий. Содержание парламентских дебатов не оставляет сомнений на этот счет.

Выступления членов франкции "Возрождение" (партии президента) были однозначны: цель проекта - "заявить о наших европейских ценностях". Но вот в чем загвоздка: кто эти "мы", разделяющие данные ценности? Опять же, если бы эти "ценности" и представляющий их флаг разделялись бы всеми гражданами, не было бы необходимости принимать закон о том, чтобы мэрии размещали их на своих фасадах. Некоторые, кстати, это уже делают. Но сделать присутствие "европейского" флага обязательным - значит признать, что, в отличие от флага Республики, флаг Европейского Союза не пользуется консенсусом.

Наконец, этот законодательный акт демонстрирует авторитарный характер "европейского проекта". Контраст разителен: за сто лет своего существования Республика никогда не навязывала своих символов, спонтанно разделяемых гражданами. В свою очередь евроэнтузиасты готовы использовать всю силу закона, чтобы заставить принять свой флаг, ибо силы их убеждения явно не достаточно.

Руководствуясь тем же принципом, большинство народных избранников проголосовали за положение, обязывающее вывешивать портрет президента Республики в мэриях. И здесь предшественники Эммануэля Макрона совершенно не посягали на свободу подчиненных выставлять или не выставлять свое изображение. Республиканские традиции, привязанность граждан лучше закона гарантировали портретам Де Голля или Помпиду место даже в оппозиционных коммунистических муниципалитетах. Эти государственные деятели не видели смысла навязывать символ тем, кто его не желает, и законом обязывать граждан демонстрировать уважение и привязанность, которых они не чувствуют.

Франция официально стала гибридным государством : на стыке "демократуры" и "демогархии". Ее народ и гражданское общество, объявленные врагами государства, являются заложниками политического псевдо-раскола между ультра-центризмом (партия крупного капитала) и ультра-правыми (партия закона и порядка); каждый день они сталкиваются со все более отталкивающими проявлениями этих двух миров. Сделайте свой "не-выбор". Или не делайте. Потому что он все равно ничего изменит:  ваше мнение никого не волнует.
 
Шарль Бвеле, 16.04.2023, Блог Distopie

Капитуляция Политики

Государство больше не является тем арбитром, на роль которого оно претендовало, арбитром между Трудом и Капиталом, или, в более широком смысле, между экономическими или финансовыми интересами и всем обществом с его разнообразными устремлениями и неравенствами. Государство больше не может контролировать капитал, оно капитулирует перед ним и соглашается подчиниться его логике, в частности, подчиняя свои действия критерию рентабельности.

С этого момента он становится не большей силой, чем Капитал. Как и последний, оно является не более чем техническим центром принятия решений, одним из многих.

Государство больше не может проводить волюнтаристскую политику для достижения социальных целей, противоречащих интересам капитала.

Вместе с тем государство по-прежнему отвечает за национальный и международный порядок, требуемый установленным на мировом уровне способом производства...

Но его власть больше не является "политической", в том смысле, который это слово имеет в демократии. Ему остается лишь социальный контроль и репрессии. Государство должно заставить нацию как можно лучше приспособиться к потребностям глобальной технико-экономической эволюции, чтобы народ без протестов терпел все социальные последствия этой неконтролируемой эволюции.

Вот почему приходится опасаться того, что неизбежное углубление социальных трудностей приведет к тому, что государство станет похожим на то "Абсурдное" государство, какие мы видим в третьем мире, которые тщетно преследует цели развития, обрекая на нищету большинство населения и утопив его восстания в крови.

Франсуа Партан,  1982 год

Это признание утраты Францией своего ранга удручающе! Чуть ранее, в сентябре 2021 года, наша страна была изгнана из Индо-Тихоокеанского региона нашими американскими союзниками: AUKUS был заключен без нашего участия, с дополнительным унижением в виде расторжения контракта на подводные лодки для Австралии. За этим в 2022 году последовало изгнание из Африки, на этот раз российским Вагнером. Все эти неудачи усугубляются провалом неуклюжих французских попыток посредничества в украинском конфликте, где после многочисленных телефонных разговоров с Владимиром Путиным Эммануэль Макрон решил в конце концов присоедниться к евро-атлантическому хору, отказавшись от всякого желания повлиять на ход войны. Все поползновения говорить от своего собственного лица у Франции окончательно исчезли, а французский президент стал объектом сарказма поляков, прибалтов или украинцев, которые даже придумали глагол "macronner", означающий "говорить впустую".
**
Не всем дано быть де Голлем

Все происходящее заставляет задуматься - как далеко Эммануэль Макрон может зайти в ослаблении Франции на мировой арене. Он методично разрушает наш дипломатический аппарат, и, судя по всему, не сделал никаких выводов из войны в Украине в том, что касается формата и финансирования наших армий. Несмотря на громкие заявления, это финансирование останется приблизительно на том же уровне, что ранее, то есть 1,9% ВВП. Это не идет ни в какое сравнение с бюджетом на перевооружение Польши, стран Балтии, Германии и, конечно, США.

Не сумев  закрепиться в качестве посредника в украинском конфликте, Эммануэль Макрон, ищущий себе роль на международной сцене, попытается убедить Китай стать миротворцем в европейском континенте. Что собственно входит в намерения самого Си Цзиньпина. Успешный архитектор примирения между Саудовской Аравией и Ираном на Ближнем Востоке, Пекин, провозгласивший в Москве свою дружбу с Россией против Запада и США, вероятно, будет единственным игроком, способным урегулировать конфликт на Украине. Что может стать колоссальной пощечиной для США и НАТО, которые по-прежнему исключают возможность дипломатического решения конфликта с российским президентом, которого они называют "убийцей", и который теперь, по их настоянию, преследуется Международным уголовным судом. В свою очередь, Си Цзиньпин, может рассчитывать на дополнительный бонус, если сумеет вбить клин между американцами, которые готовятся к активному противостоянию с Китаем, и европейцами, которые хотели бы его избежать. В 1964 году де Голль был прав, пытаясь взломать американо-советскую двухполярность путем сближения с Китаем. Шестьдесят лет спустя можно усомниться в том, что наиболее адекатная роль для Франции - служить трамплином Китаю в его стремлении к гегемонии над миром будущего. Но не всем  дано быть де Голлем.  
**
Marianne, 04.04.2023

Макрон в Китае или отказ Франции от каких-либо международных амбиций  
**
Пьер Лелуш, бывший госсекретарь Франции по европейским делам
**
Как Тинтин в "Голубом лотосе", Эммануэль Макрон посчитал нужным взять с собой в Пекин своего собственного капитана Хэддока, вездесущую Урсулу фон дер Ляйен, председателя Европейской комиссии… Этот жест весьма значим. До сих пор мы наивно полагали, что Франция, ядерная держава и постоянный член Совета Безопасности ООН, все еще способна проводить свою внешнюю политику суверенно, как это делал некий генерал де Голль, признавший 27 января 1964 года Китайскую Народную Республику со следующими словами: "Очевидно, что Франция должна иметь возможность напрямую говорить с Китаем, слышать его голос и доносить до него свой».

В ту эпоху эта встреча вызвала большой резонанс. Обе страны приобрели ядерное оружие примерно в одно и то же время, в начале 1960-х годов, одна - чтобы освободиться от англосаксонской опеки, другая - чтобы закрепить свою независимость от СССР.

Но время, когда Франции стремилась говорить от своего лица и иметь особый ранг на мировой арене, кончено: Макрон,  убежденный европеист и поборник «счастливой глобализации» давно сменил свои национальные амбиции на мечту о "европейском суверенитете".

Участие главы Европейской комиссии в важнейшей двусторонней встрече с крупнейшей мировой державой  – следствие этих представлений.
Данное решение Макрона знаменует собой очередной ключевой этап в разрушении любых национальных амбиций Франции на международной арене. Тем более что ни Европейская комиссия, ни ее председатель не имеют ни малейшей легитимности вести дипломатию, а тем более войну, вместо демократически избранных государств, какие бы усилия не предпринимались неутомимой Урсулой фон дер Ляйен в СМИ в вопросе украинского конфликта на бюрократическом уровне или в общении со СМИ. Очевидно также, что Европейская комиссия в последнее время не была слишком расположена к Франции, сводя на нет все попытки Парижа повлиять на установление цен на электроэнергию или финансирование атомной энергетики в "зеленой таксономии" Союза. Это позволяет предположить, что, вопреки своей репутации, президент Франции не так уж и мстителен... Но какими бы ни были личные свойства и капризы нашего Юпитера, этот любопытный пекинский тандем свидетельствует о новом серьезном снижении рейтинга нашей страны.
**
Франция – слабое звено Европы

Франция стала слабым звеном Европы, с ее массовыми демонстрациями против пенсионной реформы, долгом в 3 000 миллиардов евро, рекордным внешним дефицитом в 160 миллиардов, четверть которого приходится на Китай (39,6 миллиарда евро в 2021 году), миллионы бедных и безработных или тех, кто выживает за счет пособий или продовольственной помощи, неконтролируемой иммиграцией (320 000 новых видов на жительство и 150 000 просителей убежища в 2022 году), деиндустриализацией, во многом в пользу Китая, исчезновением атомных электростанций и больниц...

Эта Франция больше не чувствует себя достаточно сильной, чтобы разговаривать с Китаем один на один, на равных. Она ищет опоры.

Уже в ноябре 2022 года Эммануэль Макрон тщетно пытался напроситься в официальную поездку канцлера Олафа Шольца в Пекин, выдвигая аргумент, что Европа "сильнее, когда говорит с Китаем одним голосом". Но Германия совершенно не собирается делиться тем, что имеет. У нее налажены тесные двусторонние связи с Китаем, где присутствуют 5200  немецких компаний, начиная с конгломерата BASF, который только что инвестировал в страну 10 миллиардов евро, с Volkswagen, экспортирующей половину своей продукции в Китай,, не говоря уже о покупке 30% порта Гамбурга китайским судовладельцем Cosco. Естественно, Олаф Шольц не нуждается в сопровождающих и предпочитает беседовать наедине с Си Цзиньпином.

Отвергнутый немецким канцлером, французский президент обратился за помощью к председателю Европейской комиссии, чтобы попытаться придать себе немного больше веса в глазах Китая.

28 марта, Париж
*
"Эммануэль Макрон сделал ставку на то, что после провала вотума недоверия и позорного сохранения правительства Борн, французы смирятся. Он имел смелость считать себя достаточно сильным, чтобы растоптать презираемую им "толпу", которую он назвал нелегитимной, сравнив волнения в стране с мятежами сторонников Трампа и Болсонаро. Масштабы мобилизации 23 марта показали, что макроновская авантюра обречена на провал. Решимость демонстрантов непоколебима, общественное мнение в подавляющем большинстве на их стороне, тогда как на Эммануэля Макрона направлено все общественное недовольство, накопившееся за последние сорок лет - с тех пор, как Франсуа Миттеран объявил о политике "жесткой экономии" 23 марта 1983 года.
Толпа, которая вышла на улицы Франции и о которой с таким пренебрежением говорит Макрон, состоит из нескольких поколений, французов, хранящих и передающих друг другу память о тех сорока годах экономического и социального регресса, на который страну обрекли под предлогом борьбы с инфляцией, развития единого европейского рынка и "счастливой глобализации". Эта эпоха кончилась, но Эммануэль Макрон этого не понял. Он вышел на сцену после финансового кризиса 2008 года с затасканными заповедями неолиберального катехизиса, предрассудками инвестиционного банкира и высокомерием финансового эксперта. Оказавшись в Елисейском дворце, он не увидел, что в мире идет процесс деглобализации, что Европейский союз парализован, что элита власти, бизнеса и СМИ уже давно делегитимизировала себя своей упорной защитой финансового капитализма. В той непримиримой схватке, которую мы сейчас наблюдаем, президент демонстрирует отсутствие понимания того, что референдум - это единственно возможный демократический выход из ситуации. В отсутствие оного, ему остается только инерционное сопротивление или эскалация насилия."
*
Бертран Ренувен
"Royaliste", N 1253

VIRTUE SIGNALLING / СЕЗОННЫЙ ТРЕНД ДОБРОДЕТЕЛИ

"Je suis Charlie", "Metoo", "BLM", "я-ношу-маску/вакцинируюсь-я-спасаю-жизни", "I-stand-with-Ukraine", "Save-the-planet" - бесконечная череда быстро сменяющихся лозунгов и аватарок в защиту различных благих дел ("right causes") призвана заполнить идеологический и духовный вакуум, в котором существуют секуляризованные общества. Эмоционального заряда каждого из сезонных трендов добродетели хватает, как правило, на несколько месяцев, затем обыватель переходит к следующему "благому делу", которое он вновь отстаивает с жаром неофита (зачастую, обратно пропорциональным его знаниям о нем). Джозэф Боттэм называет эту примечательную характеристику западного среднего класса пост-протестантизмом - или новым яростным пуританством без Бога.

Кризис международных структур
***
Инструменты эффективного действия ограничены по сравнению с глобальными задачами, которые перед нами стоят. Я бы назвал это инструментальным кризисом, кризисом орудий. Нет у нас таких стабильных структур, которые могли бы пытаться - если даже не осуществить, то определить направления событий, исторического развития. То, что случилось до сих пор, – это глобализация, которая во всех отношения является глобализацией негативной, глобализацией сил, которые специализируются на игнорировании государственных границ, местных интересов, прав, преференций и так далее.

Те силы, те мощи, которые глобализировались до сих пор, - это все-таки те, которые продолжают уменьшать мощь, способность действия национальных государств. Это финансы, торговля, которая глобализовалась, это информация, также уголовные организации (мафии всякого рода), торговля оружием, наркотиками и международный терроризм. Что не случилось еще, что не родилось еще – это изобретение каких-то глобальных эквивалентов того, что наши предки достигли на уровне национального государства, – какие-то формы представительства народных интересов, какие-то национальные формы уголовного кодекса, правовой системы.

То, на что Монтескье разделил власть народных государств, которые будут созданы в будущем, - на три неразделимые части: государство, правотворчество, исполнение права и судебная система - три кооперирующих ингредиента государства. Ничего такого на глобальном уровне нет, мы часто слышим о международном community, конечно, это тоже иллюзия, попросту ложь  - ничего такого не существует, нет никакого международного community. Мы слышим иногда про международное право, его тоже не существует. Существует право, которое можно сравнить с тем кошмаром, который появился бы в Москве, если бы правила уличного движения запрещали бы движение машин на красный свет только при условии подписания некой международной конвенции. В противном случае, вы свободны игнорировать красный свет и двигаться в любом направлении.
***
Отрывок из лекции Зигмунта Баумана "Текучая модерность", прочитанной в Москве 21 апреля 2011