Отец Гиперсемиотий

Загадочное офисное явление: гики (именно гики, за другими я такого не замечал), целый день носящие в офисе кепки.

Очевидная догадка про маскируемую лысину отпадает: у всех известных мне кепконосцев вполне приличные шевелюры. Пускай рок-звёзды прикрывают плешь бейсболками, докерками и банданами, а гиков алопеция не смущает. Нет, тут дело явно не в маскировке.

Была ещё версия о строгих бабушках, требующих надевать шапку и названивающих в течение дня с целью инспекции. Тоже нет: в туалете кепконосцы увлечённо крутятся перед зеркалом, теребя головной убор и делая ЛИЦО — т.е. людей реально прёт, и значит, бабушкин диктат тут не при чём.

Только недавно я догадался, что внутрь этих кепок вложены тюбетейки из фольги. Предосторожность по нынешним временам не лишняя. Надо будет поинтересоваться у коллег, не снижает ли отсутствие канонического острого верха эффективность защиты тюбетеек.

[4/4]
После наполеоновских войн Испании отказали в праве на национальные интересы. Она перестала быть страной, с которой считаются, и стала страной, которой указывают её место. Интеллигенции нужно было как-то рационализировать эту новую реальность — и она нашла способ: мазохизм. Да, мы это заслужили. А чего же вы хотели, любезные синьоры — инквизиция, империализм, высокомерие, жестокость к покорённым! Вот-с, извольте видеть: расплачиваемся.

Помогло им это? Да ни в малейшей степени, чему убедительным доказательством стал франкизм. Зато их противникам и бывшим колониям — очень помогло.

Нынешняя Европа напоминает Испанию XIX века. Национальных интересов у государств ЕС нет, у них есть «общеевропейские интересы». Понятно, что у трёх десятков чрезвычайно разных стран общих интересов быть не может просто по определению, поэтому выражение «общеевропейские интересы» — это просто красивый способ сказать: «забудьте о государственном суверенитете, слушайте приказ и исполняйте». Эту коленно-локтевую позу надо как-то полюбить, и тут на помощь приходят: «колонизаторская» вина (что бы это ни значило в XXI веке), вина за глобальное потепление, а также вина за недостаточно интенсивную боротьбу со свеженамалёванным супостатом. Комплексы вины, как в старые добрые времена, успешно используются для того, чтобы заставить электорат жертвовать собственными интересами в пользу интересов создателей комплексов.

Люди всё так же доверчивы, легенды всё так же черны… Знать, никогда не излечится вирусный комплекс вины.

[3/4]
Стараюсь избегать цитирований, но тут не удержаться. В XVIII-XIX веках во Франции публиковалась «Методическая энциклопедия» в 206 томах. Статья об Испании задавалась риторическими вопросами:

«Сегодня Дания, Швеция, Россия, сама Польша, Германия, Италия, Англия и Франция — все эти народы, враги, друзья и соперники, горят щедрым стремлением к прогрессу науки и искусства! Каждый из них задумывается о завоеваниях, которые он должен разделить с другими народами; каждый из них до сих пор сделал какое-то полезное открытие, которое принесло пользу человечеству! Но чем мы обязаны Испании? И что она сделала для Европы за последние два, четыре или десять веков?»

Две страны поменять местами — и как будто сегодня писано.

Ну а когда дело касалось испанской Инквизиции, тут уже разрозненные голоса сливались в стройный хор. Принято считать, что именно французские писатели создали законченный (и совершенно сказочный) образ Инквизиции, и популярность этого образа была огромна во всей Европе. Отчасти это объяснялось распространением так называемых «готических романов», низкосортной боевой беллетристики, действие которой происходило в условном Средневековье. Инквизиторы играли там примерно ту же роль, какую играют Джокер, Зелёный Гоблин и Танос в американских комиксах: роль обобщённого бессмысленного зла. Однако и «интеллектуальные» авторы, типа Вольтера, много писали об Инквизиции, и созданный ими образ имел столь же невысокую корреляцию с реальностью, как и образ из романов.

Североамериканские колонисты тоже подхватили «чёрную легенду», тренируя на ней своё полезнейшее умение обвинять других в собственных грехах. Эти прекрасные люди, без лишней рефлексии уничтожившие почти под корень аборигенное население на «своих» землях, обвиняли испанцев в геноциде южноамериканских индейцев, при том, что никакого особого геноцида — ну кроме религиозного, конечно — испанцы там не творили. И эта шняга вполне работала. Да и сейчас работает.

Но вот что интересно (и почему я об этом, собственно, заговорил). Изначально испанцы на всю эту пропаганду реагировали, как несложно догадаться, крайне болезненно. Была исписана обильная апологетика Испании: культуры, обычаев, армии, политики, монархии и т.д. Но кроме самой Испании, эти книги нигде не читали. Тем не менее, реакция на клевету была активной и злобной — т.е. вполне нормальной — аж до самых наполеоновских войн, бенефициаром которых Испания так и не стала.

В XIX веке всё изменилось. Внутреннюю политику мощно колбасило, испанские колонии массово повалили на выход, а разгром в войне с США в 1898 году окончательно превратил Испанию в то, чем она является до сих пор: в страну, которая не имеет значения или, по выражению британского премьера Солсбери, в «немощную нацию». И именно в XIX веке настроение испанской интеллигенции по отношению к «чёрной легенде» развернулось на 180°: от агрессивного неприятия — к покорному согласию. Да, признали испанские интеллигенты, мы именно такие, какими нас описывают. Именно оттого все наши несчастья: негодные мы людишки, не то что прочие европейцы. Своей мазохистской кульминации эти настроения достигли в творчестве писателей так называемого «поколения 98-го года», которые, признаваясь в любви к испанской буколике, горько порицали испанское государство, испанскую историю и культуру.

Настроения вновь изменились во времена Франко, вернувшего испанцам подзабытую отраду национализма, но это история отдельная и, в общем-то, ничего фундаментально в судьбе страны не изменившая.

Здесь очень интересны механизмы развития национального чувства вины. Что именно изменилось в XIX веке, почему инженеры испанских душ переключились с конфронтации на покорность? Откуда взялось это обречённое принятие импортной пропагандистской ахинеи?

[2/4]
Что же касается Голландии, то в XVI веке «чёрная легенда» приобрела в тех краях характер чуть ли не национальной идеологии. Первой жертвой пропаганды стал герцог Альба, которого король Филипп II направил в Нидерланды подавлять антииспанское и антикатолическое восстание. Герцог вошёл в историю как настоящее исчадие ада, в Голландии им до сих пор пугают детей, а на гравюрах того времени его изображали пожирающим младенцев. На самом деле, это был хорошо образованный и разумный человек, толковый военачальник и трезвый политик, и никаких чрезмерных — с поправкой на эпоху — зверств за ним не наблюдалось. Он действительно казнил мятежников, но по сравнению с тем, что творили протестанты, Альба был далеко не самым страшным карателем своего времени. Однако голландцы очень мощно раскрутили тему звероподобия герцога и его войск (кстати, в его армии на 8 тысяч испанцев приходилось 30 тысяч фламандцев). В ход пошли передовые технологии: типографские станки, с помощью которых голландцы, с феноменальной для той эпохи эффективностью, распространяли пропагандистские истории и всевозможные фальшивки, навроде подложных распоряжений Альбы о массовых конфискациях.

Предводитель голландских повстанцев принц Вильгельм Оранский, поистине выдающийся деятель эпохи, помимо множества других достоинств, был гением пропаганды. Он свёл воедино разнообразные нарративы, сделав объектом постройневшей и окрепшей «чёрной легенды» не просто герцога Альбу, а всех испанцев скопом, и в особенности их монархию, изображая (облыжно) Филиппа II сущим Калигулой. Судя по всему, привычная современному электорату картинка «всё светлое, доброе и свободное в борьбе против сил тьмы, зла и тирании» в своём функциональном совершенстве оформилась именно во время Нидерландской войны за независимость.

Потом в пропагандистскую кампанию активно включилась Англия. Предпосылки для конфликта были заложены в 1494 году, когда Испания и Португалия подписали (а римский папа утвердил) Тордесильясский договор, разделивший весь мир на испанскую и португальскую части. Другим странам ничего не светило, так что войны стали неизбежны — в частности, с Англией, которая активно колонизировала Северную Америку, по договору целиком отданную Испании. Англо-испанских войн в XVI-XVII веках случилось несколько, явного победителя в них не было, но в целом, успех сопутствовал Англии, которая впоследствии построила гигантскую колониальную империю. «Чёрная легенда» сыграла в этом процессе не последнюю роль. Английская пропаганда привнесла в образ злобного и коварного испанца мотивы тупости и некомпетентности, а также сильно напирала на то, что Бог был на стороне англичан, и такой союзник не оставлял мерзким испанцам никаких шансов.

Хобби-этнограф не может не обратить внимание на то, что каждый новый гусляр, перепевавший «чёрную легенду», привносил в неё какие-то личные мотивы — что многое говорило не столько об испанцах, сколько о гуслярах. Если немцы ругали испанцев за жестокость, голландцы за коварство, а англичане за тупость, то подключившиеся в конце XVI века к антииспанской пропаганде французы приписывали им разнузданную педерастию. В одной из популярных французских книг той эпохи сообщалось о заведённом среди испанцев обычае насиловать мальчиков на глазах их отцов. Впрочем, на этом французы не остановились, и во времена Просвещения стали наиболее словоохотливыми критиками Испании. Рейналь, Монтескье, Вольтер — кто только не поучаствовал в развитии «чёрной легенды».

[1/4]
В комментариях к предыдущей записи задались вопросом об исторических прецедентах идеологий, основанных на чувстве вины. Было упомянуто христианство с его идеей «ты виноват уж тем, что родился», и это совершенно справедливо: климатобесие строится по сходным лекалам: вина → искупление → отложенное вознаграждение. Впрочем, последнее климатобесы попятили у борцов за коммунизм: христианство обещало вознаграждение хоть и в перспективе, но всё же самому субъекту, тогда как коммунисты предлагали адептам лечь костьми за счастье будущих поколений — то же самое предлагает своей пастве и клир церкви св. равноап. Греты.

Мне же вспоминается один из любимых исторических сюжетов, так называемая «чёрная легенда». Термин, запущенный в широкий оборот испанцами в начале прошлого века, означает пропагандистскую кампанию, которую на протяжении веков вели враги Испании, представляя испанцев в глазах всего мира злобными, жестокими, жадными и вероломными обскурантистами — в общем, монстрами.

«Чёрную легенду» начали создавать итальянцы в XIII веке. На карте мира Испания ещё не появилась, так что тогдашняя «легенда» была антикаталонской и антиарагонской, ввиду активной и довольно успешной экспансии — экономической и военной — выходцев из Каталонии и Арагона в Италии, особенно на юге. Арагонский замок на острове Искья недалеко от Неаполя напоминает о тех временах. Итальянское общественное мнение, вполне естественно, рисовало напористых пришельцев грубыми варварами.

В XVI веке антииспанские нарративы подхватили в Германии, чему очень способствовал Лютер. Этот столп протестантизма был не только яростным антипапистом, но ещё и завзятым антисемитом, а также как чумы боялся турок, чьё вторжение ожидал со дня на день. Всех поголовно испанцев он считал, во-первых, защитниками католицизма (вполне справедливо), во-вторых, марранами, т.е. христианизированными евреями (услышали бы это Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская), а в-третьих, союзниками турок в неминуемой войне последних против Германии. Как эти три взаимоисключающих мотива совмещались в буйной головушке автора «95 тезисов» — неведомо, но вот поди ж ты. В итоге анииспанские настроения в Германии были очень сильны, а Шмалькальденские германо-испанские войны их расцарапали ещё пуще.

Евреи тоже внесли свой вклад в формирование «чёрной легенды», но у них, по крайней мере, были веские основания для ненависти. В 1492 году Гранадский эдикт Фердинанда и Изабеллы поставил огромную еврейскую общину новообразованного королевства перед выбором: христианизироваться или «убираться в свой Израиль». Справедливости ради, это не было оригинальной придумкой католической пары — скорей, кульминацией иберийского антисемитизма, нараставшего уже лет сто. А Изабелла в молодости даже имела репутацию защитницы иудеев. Тем не менее, под Гранадским эдиктом стоят подписи именно Фердинанда и Изабеллы. Так что евреи, многие из которых осели в Голландии, активно включились в пропагандистскую кампанию против Испании — ну а кто бы на их месте не включился?

Похоже всё-таки глюк. Ну ОК. Тогда ещё один тест. Удалю четырёхчастную простыню и запощу снова. Посмотрим что получится. Кто лайкал - сорри!

Интересно. Я ничего не менял, чат остаётся пристёгнутым к каналу, но комментировать новые посты стало нельзя. Либо глюк, либо Дуров ввёл цензуру. Если глюк - его, видимо, починят. Если цензура - придётся прощаться с телеграмом.

Кажется телеграм сломался. Отключил каменты к предыдущим записям. Я, естественно, их не отключал.
PS. К этой тоже отключил.

Когда очередные пылкие недоросли, старательно копируя интонации Виктора Робертовича Цоя, взыскуют пе-ре-мен — они, на самом деле, имеют в виду всего лишь дворника, которого городские власти всё никак не сыщут и не снарядят на расчистку заоконных говн. Необязательно именно дворника, но непременно чего-то столь же понятного и уютного.

А призывают на свою голову очередных пройдошливых младореформаторов, которые, увлёкшись махинациями, так взвихрят антропосферу, что в получившейся мути уже не различишь, где дворник, а где говны.

Потому как современные власти, при всей их респектабельности, мало отличаются от древних флибустьеров-ушкуйников: набежал, хапнул и отбежал, освободив место следующему набегающему — вот и вся партийная идеология. А посадские покорно принимают очередных варягов, поднося им хлеб-соль, злато-серебро, да залоговые аукционы.

А всё потому, что было когда-то пророчество: наступит день, и выйдет из моря-океана Последний Ушкуйник в сияющих латах, и наведёт порррядок, и найдёт запропастившегося дворника, и даст ему лопату новую, и благословит на труды праведные. Ибо будет этот Ушкуйник уже наворовавшийся, нажравшийся и потому добрый и справедливый. И наступит в царстве-государстве жизнь благополучная, размеренная, да на правильных ценностях основанная.

Вот тяглый народец и ожидает всякий раз, что уж следующий-то набежавший точно окажется Последним Ушкуйником.

И требует пе-ре-мен.

И получает их.

Но в чём состоит «оружейная» функция искинов навроде чат-жы-пи-ти?

Мы сейчас входим в эпоху Веба 3.0. В Вебе 1.0 контент создавался владельцами сайтов. В Вебе 2.0 — т.е. в соцсетях — контент создавался пользователями. В версии 3.0 контент будет создаваться машинами, притом — и это принципиально важно — персонально для каждого пользователя.

Манипулировать прихожанами умеют и соцсети, но они оперируют сильно урезанными профилями пользователей: всё же люди не полностью откровенны на публике, и в их соцсетевом поведении много лицедейства. Искины же получат в своё распоряжение несравненно более детальные и точные портреты пользователей, поскольку с «цифровыми ассистентами» люди будут гораздо откровенней. Это же разговор один на один, совсем другой уровень доверия. Спроси меня о чём угодно, и я отвечу быстро и с кучей подробностей — в строгом соответствии с: а) твоим профилем, б) определённой моим начальством политикой в отношении социальных групп, в которые твой профиль входит.

По сравнению с соцсетевым массовым манипулированием — это как переход с парусной тяги, слабой и зависящей от ветра, на реактивную, несопоставимо более мощную и полностью контролируемую.

Так что интерес чуваков из NSA к искинам массового поражения пользования вполне понятен. А то, что они даже не считают нужным как-то маскироваться, многое говорит о том, какого они мнения о нас.

Между тем, в совет директоров OpenAI (это которые чат-жы-пи-ти) вошёл бывший директор NSA, т.е. американского Агентства национальной безопасности. Эта сверхсекретная служба формально подчинена минобороны, но по сути, независима. В числе прочего, плотно занимается кибербезопасностью и кибервойнами - собственно, судя по всему, сейчас это их основная миссия, хотя там такая секретность, что хрен разберёшь.

Генерал Пол Накасоне известен своей горячей любовью к массовой слежке. Во многом благодаря его лоббизму, так называемый Foreign Intelligence Surveillance Act (закон, разрешающий слежку за иностранцами), действие которого истекало в апреле этого года, был переутверждён Конгрессом.

Более глубокого доступа к всевозможным тайнам, чем у директора NSA, в Америке нет вообще ни у кого, поэтому понятно, что бывшими эти директора не бывают. При этом возможностей беспалевно "приглядывать" за OpenAI у них более чем достаточно, так что открытое назначение генерала Накасоне в совет директоров означает официальное признание того, что чат-жы-пи-ти - это кибероружие.

Ну или просто совпадение. На рынке образовался ценный специалист, в совете директоров образовалась вакансия - отчего бы не нанять? К чему вся эта конспирология...

Вчера в Цюрихе протестовали против патриархата, к жертвам которого, в соответствии с идеологией феминизма четвёртой волны, причисляют следующие категории населения: женщин, лесбиянок (это сейчас не одно и то же), интерсексуалов, небинаров, трансгендеров и агендеров. В немецком языке эта компания определяется нарядной аббревиатурой FLINTA (Frauen, Lesben, Intergeschlechtliche, nichtbinäre, trans und agender Personen). «Люди ФЛИНТА» — красиво же.

Современный феминизм осатанело выискивает в окружающем мире следы патриархата, с которым можно было бы побороться. Задача не из простых: гетеро-мужичок нынче пошёл благоразумный и опасливый, на провокации не ведётся, от двусмысленных ситуаций уходит, а если попробовать дожать — убегает. С такими врагами умрёшь со скуки, поэтому творчески мыслящие феминисцы и феминистицы обратили взор на более фундаментальные понятия и явления — и не прогадали.

Нынешний многообещающий тренд в феминистской прикладной философии — это представление о том, что патриархат придумал работу, про которую люди ФЛИНТА выучили одно страшное слово: выгорание. Словом этим они называют любую не связанную с фитнесом, спортом и йогой усталость, которой очень боятся. Ещё бы: такая усталость тягостна и не способствует пробуждению кундалини, а значит, это патриархальный фемицид в чистом виде.

Отсюда произошёл набирающий популярность лозунг «Сопротивление вместо выгорания!» («Widerstand statt Burnout!»), активно внедряемый в местный феминистский движ организацией BFS (Bewegung für den Sozialismus, т.е. Движение за социализм). Вообще, феминизм всегда был тесно связан с левацкими организациями, последние же его волны — совершенно, беспросветно левацкие. Логично: утомление народа — дело рук капиталистов, а кому, как не левакам, призвать капиталистов к ответу.

Удивительно, какую петлю описали лозунги социалистов за последние сто с лишним лет: от требования права на труд к требованию освобождения от труда. И здесь просматривается фундаментальное противоречие.

Право на расслабон для одних означает обязанность работать для других, поскольку, вопреки убеждённости юных леваков и левиц, в этом мире ништяки не самозарождаются из ниоткуда. Кто выступит в роли загруженных работой «других», вроде бы, понятно. На дворе XXI век, так что речь идёт о роботах, которых предстоит в самом прямом смысле поработить, чтобы люди ФЛИНТА (а других на Западе очень скоро не останется) могли жить в своё удовольствие, не утомляясь. При этом важнейшим элементом феминисткой — и вообще левацкой — идеологии всегда была борьба за права угнетённых. Грядущее угнетение говорящих механизмов уже вызывает у леваков живой интерес и инициирует дискуссии о правах машин, пока довольно абстрактные, но лиха беда начало.

Защита прав роботов входит в прямой конфликт с гарантией человеческого права на отлынивание от работы, поскольку без робо-рабов особо не поотлыниваешь. Очень интересно, какой выход они найдут из этого конфликта. Скорей всего, никакого: просто разделятся, как это всегда и было. Одни выдвинут лозунг «Роботы — это просто железки и нефиг тут», другие введут роботов в список угнетённых и продолжат свою метушливую боротьбу.

Но чем чёрт не шутит, возможно, это тот самый технологический порог, переступив который, левацкая идеология преобразится в нечто совершенно новое, как это случилось в середине позапрошлого века. Паровые машины породили коммунизм — кто знает, что могут породить говорящие роботы.

И то сказать: пора бы уже. Общественная мысль давно свелась к унылой самопародии. Хочется каких-нибудь идеалов — чтобы взяли за душу, чтобы уронить голову на руки и разрыдаться от избытка чувств. А от этой борьбы с выгоранием не то, что не рыдается, даже брови домиком не складываются толком. Пустота.

Забавно, что из европейских медийных нарративов практически полностью исчезло выражение «правая партия». Они теперь поголовно «ультраправые», и иногда «ультраправые популисты».

Ну к популизму-то вопросов нет: говорить о политике, что он популист — это как говорить о хоккеисте, что он умеет кататься на коньках.

Что же касается «ультраправых», то среди допущенных к выборам евро-политиков нет ни одного, к кому это определение было бы хоть как-то применимо. Их программы обтекаемы и сдержанны, их выступления эмоциональны, но бессодержательны, а их действия (когда им позволяют действовать) в большинстве случаев нельзя назвать даже умеренно правыми, не говоря уж об ультра. Джорджа Франческовна Мелони образцовый тому пример.

Тем не менее, любой политик, который хотя бы намекнёт на сомнение в целесообразности импорта миллионов преступников и дармоедов, или прошепчет слова «государственный суверенитет», автоматически маркируется «ультраправым».

Полагаю, Метрополия хочет разорвать существующую в разных языках, включая собственный язык Метрополии, ассоциацию между «правостью» и «правотой». Но вряд ли это главная причина буффонизации правых партий. Главное — это маргинализация консервативной идеологии. Если даже сверхосторожные правоподобные сентенции определяются как «ультра», то сколько-нибудь осмысленные консервативные убеждения сразу переходят в разряд мрачной уголовщины, от которой законопослушный обыватель шарахается, как одержимый ковидобесием — от человека без маски.

Евросовок пытается скопипастить систему, столь любовно выстроенную в Метрополии. Там есть две якобы конкурирующие псевдопартии, ничем по сути не отличающиеся, но при этом дающие электорату ощущение выбора и даже конфликта идеологий, отчего электорат страшно воодушевляется и включается в навязанную ему бессмысленную игру.

В Евросовке свести дело к двум партиям невозможно, поэтому там создают два «кластера» партий, с аналогичной целью и тоже вполне успешно. В один из кластеров собирают людей, прислуживающих Метрополии с доброй, полной радостного умиления улыбкой. В другой — услуживающих Метрополии с суровым лицом типа «надо так надо». Нашлёпка «ультра» на втором кластере добавляет в вымышленный конфликт драмы, что для сонной Европы, пожалуй, не лишнее.

Все метрополии в человеческой истории умели нейтрализовать понятных и очевидных им противников, могильщики же всегда являлись с неожиданной стороны. Советский Союз прекрасно справлялся с инакомыслящими, а смерть принял от рук собственной номенклатуры, захотевшей монетизировать свою власть. Нынешняя Метрополия весьма изящно зачистила настоящих ультраправых, заменив их клоунами, но падёт она от чего-то совершенно иного. Не уверен, что хочу дожить до момента, когда это «иное» явит себя, хватит с меня одного падения империи.

Впрочем, вру: хочу. Злорадство — подлая, но сильная эмоция, так что давайте, несите злорадство.

Сегодня швейцарцы голосовали за внесение в 10-ю статью Конституции пункта о физической неприкосновенности. Всего два предложения (в моём очень вольном пересказе):

Нарушение физической или психической неприкосновенности человека требует его согласия. Лицо, отказавшееся от такого нарушения, не может быть наказано или как-либо ущемлено в социальном или профессиональном отношении.

Указанная статья и так провозглашает право на личную свободу и телесную неприкосновенность, но «право» штука абстрактная и может быть «уточнена», как это сделал тот же «ковидный» закон, который все эти права упразднил. Так что новая законодательная инициатива попыталась внятно проговорить, во-первых, необходимость согласия на эксперименты со своим телом, а во-вторых, запрет на дискриминацию несогласных.

Инициатива провалилась с разгромными счётом: 74% проголосовавших сказали «нет», редкое для Швейцарии единодушие. Причём даже традиционалистские кантоны, навроде нашего богоспасаемого Швица, проголосовали против.

Как мне кажется, дело тут не в разнузданной пропаганде — хотя, конечно, истеблишмент не подвёл. Скажем, месяц назад в одной из главнейших газет страны вышла статья, заголовок которой обвинял членов инициативного комитета в поддержке российского президента — совершенно голословно, без каких-либо внятных аргументов, но кто там читает дальше заголовка?

Тем не менее, проблема в другом. Авторы инициативы — завзятые конспирологи и, как среди этой публики принято, не смогли сдержать поток откровений. Изначально инициатива была направлена на запрет принудительной вакцинации, её так и называли: Stopp-Impfpflicht-Initiative («Impfpflicht» = «принудительная вакцинация»). Но потом инициаторы свалились в рассуждения о массовой «чипизации», и эта бодрая тема заслонила прививочный нарратив. Баллада о чипах была даже внесена в официальные документы, которые рассылались гражданам для ознакомления с инициативой: офигевший электорат прочитал, например, о каком-то давнем исследовании Европарламента, касавшемся имплантированных чипов (что это? зачем?). На официальном сайте инициативы вместо «Impfpflicht» написали «Chippflicht», т.е. «принудительная чипизация».

Таким образом, благодаря нелепой агитации, здравая идея была превращена в глуповатую буффонаду. Разгромный результат оказался вполне закономерен.

И это стандартная проблема, с которой сталкиваются вменяемые скептики — не важно, в какой области. Есть две группы людей: упоротые лоялисты, бездумно принимающие любую ахинею, исходящую от правительственных и околоправительственных источников, и не менее упоротые конспирологи, противопоставляющие официальной ахинее свою собственную, столь же безумную. И те, и другие — ролевики в игровой реальности, где действуют светлые рыцари добра и мрачные злодеи, хорошие или плохие без всякой причины, просто по сценарию игры. Разница между играми только в том, кто именно назначен на роли защитников добра и зла.

А среди толп ролевиков жмётся крохотная группка людей, пытающихся апеллировать к фактам и здравому смыслу, и получающих в итоге пинки со всех сторон.

Скоро страна, судя по всему, будет голосовать за разумно и аккуратно сформулированную инициативу, отменяющую запрет на строительство атомных станций. И я очень боюсь, что инициативный комитет, дорвавшись до масс-медиа, примется рассуждать о каком-нибудь особом энергетическом поле, создаваемом солнечными панелями и подчиняющем юзеров злой воле коллективного билл-гейца.

Ведь примется же. Не устоит пред соблазном Открыть Людям Глаза — как не устояли авторы сегодняшней инициативы.

«Я тебя породил, я тебя и просру».

По бесовскому LinkedIn-у разносят фразу какой-то неведомой мне девушки. Дескать, ей нужен такой ИИ, который возьмёт на себя домашнюю работу, чтобы у неё было время заняться искусством, а не такой, который будет заниматься искусством, чтобы у неё было время для домашней работы. Офисный планктон восторгается и аплодирует — да-да, как же это верно, именно такой ИИ подайте нам сей же час!

Великая Мечта о рае на земле никогда не отпускала человечество. В этом раю завёрнутые в белоснежные тоги люди с лирами в руках неспешно прохаживаются по аккуратно подстриженным газонам и декламируют друг другу стихи собственного сочинения, тихо аккомпанируя себе на лирах, а пошив тог, подстриг газонов и прокорм стихотворцев как-то самообразовываются. Именно эта мечта легла в основу марксизма, неслабо так переформатировавшего человечество.

Всё началось в третьей четверти XIX века, когда пара умных немцев словила два важнейших инсайта.

Инсайт первый: производительность труда неуклонно растёт и с неизбежностью достигнет такого уровня, при котором людям достаточно будет просто стоять (или лежать) рядом с работой, которая будет работаться сама собой. Когда это случится, люди перестанут в чём-либо нуждаться, агрессивное выживание перестанет формировать их поведенческие паттерны, и они смогут всецело предаться чистой неге и творчеству. Технические детали в ту лохматую эпоху проработать было нельзя, понятия «робот» и «ИИ» ещё не появились, но принципиальная реализуемость этой схемы особых возражений не вызывает.

Инсайт второй: имущественная элита хрена с два даст развиться такому сценарию, поскольку все технологии управления массами так или иначе основаны на контроле доступа к ресурсам, а из людей, ни в чём не нуждающихся, получаются негодные верноподданные. Поэтому элита непременно позаботится о том, чтобы технологически обусловленное изобилие не наступило — вернее, наступило бы, но только для неё самой. Точность этого озарения очевидна сейчас любому, кто даст себе труд оглядеться и заметить «зелёную» истерию, фетишизацию психических расстройств, рукотворные кризисы всех мыслимых сортов, и прочий элитский неолуддизм.

Чтобы второе не мешало первому, марксисты предлагали прибегнуть к очистительной пролетарской революции. Как мы теперь понимаем, эту идею умные немцы явно не додумали, и с революционным раем на земле дело, мягко говоря, не задалось.

Однако Великая Мечта никуда не делась. Она слегка померкла, но когда человечеству дали поиграться с говорящей программой, воссияла с утроенной силой. Пока ИИ может только поговорить о пошиве тоги и постриге газона, но наше сознание так устроено, что изреченное мы отождествляем с сущим. Так что сомнений в том, что в скором времени робот сам сядет за швейную машинку и встанет к газонокосилке, у нас уже нет. Тем более, что прямоходящего и притом довольно ловкого железного болвана уже можно купить в магазине, по-моему, тысяч за 16 долларов.

И вот когда ИИ возьмётся за обслуживание офисного планктона, тот немедленно отбросит свои KPI и графики продаж и примется сочинять изящные стихи, класть их на нежную музыку, и исполнять перед небольшими группами искренне восторженных слушателей в увитых плющом беседках. Никаких революций для этого не потребуется, всё произойдёт естественным манером. Нынешний планктон убеждён, что власти его любят и ни в коем разе не дадут в обиду: со времён Маркса элита очень сильно продвинулась в работе с масс-медиа.

Сейчас, правда, начальство вынуждено отвлекаться на борьбу с полчищами чумазых печенегов, скопившихся на границе Светло-Доброго княжества, но это ведь временно. Разве могут эти мазурики тягаться со Светло-Добрым княжеством? Надорвутся, нехристи.

А как только они надорвутся, тут-то мы и укутаемся в белую тогу.

Или в саван?

Нет-нет, в тогу, конечно.

Сейчас любят рассуждать об «информационных пузырях», почему-то связывая их появление с интернетом. На самом деле никаких принципиальных новшеств интернет во всеобщую пузыризацию не привнёс. Он, как и любая новая технология, просто усугубил то, что и до него существовало. Ещё геродотов Ксеркс жил в информационном пузыре, а сейчас каждый может почувствовать себя Ксерксом, вот и все новости.

В целом, проблема инфо-пузырей кажется мне надуманной. Проблема человечества не в том, что оно расползлось по пузырям — это всего лишь следствие. Проблема в том, что человечество наотрез отказывается думать, и дело тут не в интернете. Эволюция научила нас использовать мозг для выживания, необходимости же в нашем мышлении у природы пока не возникло — ну а у нас и подавно.

Самое смешное начинается, когда люди принимаются рассуждать о том, как не попасть в инфо-пузырь. Недавно я сдуру оказался на презентации, где раскрывали эту модную тему. В качестве действенного инструмента депузыризации предлагалось следующее. Столкнувшись с человеком, с которым вы не согласны — т.е. человеком из другого пузыря — вы должны выяснить, из каких источников он черпает свою Правду, а потом выявить те из них, которые являются авторитетными для вас обоих, и впоследствии опираться исключительно на них. И всех делов.

Иными словами, для преодоления изоляции в своих пузырях, надо создать новый совместный пузырь.

Забавляет меня не сам метод — надо признать, совершенно рабочий — а то, как люди пытаются преодолеть некий глюк сознания с помощью этого же глюка. Стандартная когнитивная ловушка, из которой никто из ньюсмейкеров даже не пытается выбраться.

О немцах принято думать, что они педанты. Об итальянцах — что они разгильдяи. Я сталкиваюсь с представителями обеих наций практически ежедневно и наблюдаю ровно обратное.

Итальянцы — жуткие зануды, обожающие порядок и рутину. То, что в русском языке называется «итальянской забастовкой», т.е. парализующее работу предельно строгое выполнение всех мыслимых правил — никакая не забастовка, это их нормальный режим работы. Считается, что термин этот образовался после забастовки итальянских железнодорожников в 1904 году, когда идея саботажа посредством буквального следования правилам была якобы впервые опробована на практике. На самом же деле, в том году проводилась обыкновенная всеобщая забастовка, довольно заурядная в ту бурную эпоху, без «дизайнерских» изысков. Так что термин не имеет отношения к какому-то конкретному событию, это просто указание на то, что всегдашний стиль работы итальянцев мало отличается от забастовки.

А немцы как раз любят срезáть углы, творчески относясь к правилам и изобретая на лету совершенно авантюристские решения и процессы. Если я вижу какую-то дендрофекальную конструкцию, то я уверен, что это дело рук либо индусов (если конструкция не работает вообще или работает через раз), либо немцев (если конструкция, вопреки всему, работает хорошо).

Парадокс в том, что команда распиздяев, в конечном итоге, работу выполнит вполне прилично, поскольку им плевать на процесс, но совсем не плевать на результат. Тогда как команда упёртых в процесс педантов окажется заблокированной механизмом, описанным в басне про лебедя, рака и щуку. Проблема педанта не в том, что он не умеет хорошо работать — это он умеет. Его проблема в том, что он не способен учитывать контекст и подстраиваться под него. Поэтому один итальянец в команде необходим, как своего рода ориентир, а вот когда их несколько — тут-то и возникает странная и болезненная межличностная динамика, парализующая команду.

В итоге немецкое государство, при всех его закидонах, функционирует нормально, а итальянское — практически не функционирует. Впрочем, сейчас вся Европа, включая любезную сердцу Швейцарию, отказывается от прагматизма в пользу догматизма, т.е. происходит явственная итальянизация менеджмента и политики. Никаких признаков отрезвления пока не видно, и судя по всему, чтобы стало лучше, сначала должно стать совсем плохо.

И если итальянизацию не остановить, надо хотя бы сделать её своим естественным состоянием. Едим пасту, пьём апулийский примитиво, слушаем Матиа Базар да и язык, видимо, пришла пора выучить. Деваться-то всё равно некуда.

Магия математики в том, что она может аккуратно описать некий феномен, который никто не понимает — при этом описание, при всей его красоте и законченности, никак не приблизит нас к осмыслению этого феномена.

Почти две тысячи лет назад Клавдий Птолемей с изумительной точностью описал движение небесных тел, видимых из Александрии. При этом он не отвергал идею вращающегося вокруг неподвижной Земли твёрдого небосвода. Птолемей вообще никак не описывал небесную машинерию и, судя по всему, не придавал этому значения. Он работал над теорией бисекции эксцентриситета и вполне довольствовался имевшими хождение в его эпоху представлениями о хрустальном куполе. Важно, по какой траектории летают светящиеся точки, а как именно они летают и что из себя представляют — да какая разница.

Что-то похожее происходит с современной квантовой механикой, могучий математический аппарат которой никак не помогает понять природу эффекта суперпозиции. Описать это мы в состоянии, а представить себе — и уж, тем более, постичь — не можем. Например, в одном новом сериале квантовая суперпозиция представлена в виде бесконечной анфилады одинаковых дверей, за каждой из которых возникает версия мира, сформированная умонастроением того, кто открыл дверь. Почему бы и нет? Любая версия годится.

Подвох тут в том, что наличие подробного и непротиворечивого описания некой штуки создаёт суррогат понимания природы этой штуки.

Это очень забавный баг (или фича?) нашего сознания. Вот плывёт в темноте огонёк, и никто не знает, что это такое — звезда, чья-то сигарета или «фонарик» гигантского морского чёрта. Но если мы нарисуем точные уравнения движения этого огонька — мы поверим, что мы что-то (или даже всё) про него поняли.

— А если завтра этот огонёк нас сожрёт?
— Антинаучная ересь! Вот уравнения. Огонёк завтра удалится в юго-западном направлении.

И он такой — опа! действительно плывёт на юго-запад.

Или не плывёт.

Аналогичный фокус проделывают новости. Нарисовав узнаваемую и не расползающуюся по швам картинку, они дарят целевой аудитории ощущение понимания происходящего, хотя на самом деле, аудитория понимает столько же, сколько современники Птолемея понимали про физику небесного свода — т.е. вообще ничего. Всё, что у аудитории в действительности есть — это траектория движения неведомого огонька в темноте, но комфортное ощущение понимания всё равно возникает. Так аудитория и живёт с этим ощущением, пока из темноты не выдвинется нечто нежданное и не сделает кусь.

Парадоксальным образом, математика и новости не помогают выползти из платоновой пещеры — они, напротив, заталкивают нас ещё глубже в пещеру. Не задохнуться бы.