О революционной культуре
Снятие цензурных ограничений после февральско-мартовской революции позволило ставить на сцене немыслимые до этого пьесы. Конечно, не всегда такие пьесы соответствовали классическим представлениям о морали. К примеру, комиссар 1-го московского подрайона оставил сокрушительный отзыв на пьесу «Большевик и буржуй»: «Фарс этот – грубейшая и отвратительная порнография. Первое действие ничем не прикрытая лесбийская любовь на сцене. Две влюбленных женщины, изображая крайнее чувственное возбуждение, раздеваются почти догола, производят одна над другой соответствующие манипуляции, сопровождаемые конвульсивной дрожью, стонами и циничными телодвижениями, после чего, потушив огни, однако так, что публике все видно, ложатся в кровать и предаются удовлетворению своей похоти, впиваясь друг в друга, звонко целуясь и пр. Остальные два действия фарса не лучше: так, например, поклонник напоминает женщине, как он проник к ней «задним проходом» (т.е. чёрным ходом); масса слишком прозрачных намеков на то, у кого детородный член больше, у кого меньше; кто сколько раз совершал акт полового совокупления и как его совершал и много другой подробной мерзости».
Конечно, не всё упиралось и в скабрезности. Пока петроградскую публику шокировали киноленты и постановки «Аборт», «Обнаженная», «В разных спальнях» и пр., в Поволжье, при поддержке женских общественных и политических организаций, в театрах проходили сеансы запрещённого в имперский период феминистического кинофильма «Ева». В Москве популярны были студенческие постановки с такими названиями, как: «Демократ», «Республика», «Освободитель» и т.д.
Несмотря на все старания Керенского по агитации летнего наступления на фронте – деятели культуры оставались к этому равнодушны. По данным Аксенова: если ещё в 1914 г. из ежемесячно выпускаемых 15,6 фильмов в России – военно-патриотические картины составляли половину от общего числа, то к 1915 г. – всего 4,6% от всех кинопроизведений. К 1916 г. темпы производства военно-патриотических картин были околонулевые и составляли всего 1,2% от общего числа. Вполне естественно, что актуализация проблемы войны через культуру оказывалась не столь популярна.
Снятие цензурных ограничений после февральско-мартовской революции позволило ставить на сцене немыслимые до этого пьесы. Конечно, не всегда такие пьесы соответствовали классическим представлениям о морали. К примеру, комиссар 1-го московского подрайона оставил сокрушительный отзыв на пьесу «Большевик и буржуй»: «Фарс этот – грубейшая и отвратительная порнография. Первое действие ничем не прикрытая лесбийская любовь на сцене. Две влюбленных женщины, изображая крайнее чувственное возбуждение, раздеваются почти догола, производят одна над другой соответствующие манипуляции, сопровождаемые конвульсивной дрожью, стонами и циничными телодвижениями, после чего, потушив огни, однако так, что публике все видно, ложатся в кровать и предаются удовлетворению своей похоти, впиваясь друг в друга, звонко целуясь и пр. Остальные два действия фарса не лучше: так, например, поклонник напоминает женщине, как он проник к ней «задним проходом» (т.е. чёрным ходом); масса слишком прозрачных намеков на то, у кого детородный член больше, у кого меньше; кто сколько раз совершал акт полового совокупления и как его совершал и много другой подробной мерзости».
Конечно, не всё упиралось и в скабрезности. Пока петроградскую публику шокировали киноленты и постановки «Аборт», «Обнаженная», «В разных спальнях» и пр., в Поволжье, при поддержке женских общественных и политических организаций, в театрах проходили сеансы запрещённого в имперский период феминистического кинофильма «Ева». В Москве популярны были студенческие постановки с такими названиями, как: «Демократ», «Республика», «Освободитель» и т.д.
Несмотря на все старания Керенского по агитации летнего наступления на фронте – деятели культуры оставались к этому равнодушны. По данным Аксенова: если ещё в 1914 г. из ежемесячно выпускаемых 15,6 фильмов в России – военно-патриотические картины составляли половину от общего числа, то к 1915 г. – всего 4,6% от всех кинопроизведений. К 1916 г. темпы производства военно-патриотических картин были околонулевые и составляли всего 1,2% от общего числа. Вполне естественно, что актуализация проблемы войны через культуру оказывалась не столь популярна.