Зеркало богини молний

Фань Гуанъи тяжело вздохнул и драматично рухнул за стол напротив Ли Вэя, подперев голову рукой и закатив глаза, как будто собирался испустить дух.

— Ох, как же раскалывается голова! — простонал он.

— Хочешь воды? — заботливо поинтересовался Ли Вэй.

Фань Гуанъи тут же кивнул, но прежде чем успел раскрыть рот для жалобного "спасибо", ледяная вода из кувшина внезапно потекла ему за шиворот.

— Ах ты негодяй! — взвизгнул он, подскакивая и взъерошив хвосты. Он замотал головой, пытаясь согнать холодные капли, а потом принялся отряхиваться, фыркая, как мокрый лис.

— Ну, теперь ты точно проснулся, — спокойно заметил Ли Вэй, поставив кувшин на место с непоколебимым видом, словно ничего не произошло.

— Точно нет. Ты всегда столько говоришь, когда пьёшь? — устало вздохнул Ли Вэй, прикрыв глаза.

Фань Гуанъи усмехнулся:

— Только когда мне достается такой немногословный невежественный собеседник, неспособный поддержать изящную беседу! Ты разве не слышал, что ночь благосклонна в дружеским беседам? Хотя откуда тебе знать поэзию…

— Действительно, — с некоторым облегчением согласился Ли Вэй.

— Ладно, — Фань Гуанъи хмыкнул, принимая ответ как данность. — Тогда твой ход. Спрашивай меня, что хочешь!

— Ни о чём не хочу, — честно признался Ли Вэй.

Фань Гуанъи округлил глаза, будто перед ним совершили непростительное преступление.

— Это что же, тебе совсем неинтересно?

— Совсем, — невозмутимо подтвердил Ли Вэй, даже не подняв головы.

Хули-цзин на мгновение поджал губы, изображая обиду, но тут же засиял, будто что-то придумал.

— Тогда я сам отвечу на вопрос, которого ты не задал! — объявил он торжественно, ухватившись за кувшин вина и делая театральный жест.

Внутри Ли Вэя закипала ярость, почти забытая за долгие годы самоконтроля и дисциплины, ему хотелось оттащить этого почтенного пожилого заклинателя подальше от Белой змейки, но разумом он понимал, что этим только все испортит. И потому постыдно и жалко отвернулся.

— Подобное поведение не позволял себе даже принц Цзяньсинь, известный своей распущенностью! Господин Чжан, это возмутительно!

— Мудрейший владыка Жу Шоу, ты являешься покровителем императорской семьи, и теперь я тоже стала ее частью, — девушка сложила руки в молитве. Она говорила с заметным акцентом, отчего не все ее слова были понятны и разборчивы. — Я ношу под сердцем ребенка императора и молю тебя о том, чтобы он стал его любимым сыном и наследником. Я чужая здесь, но прошу тебя: пусть хотя бы мой ребенок будет здесь принят и станет достойным сыном императора и этой страны.

Еще несколько минут она просидела, склонив голову и бормоча что-то себе под нос на непонятном языке, а затем сделала знак рукой, и две придворные дамы тут же подбежали, чтобы помочь ей подняться. Когда она встала, стало видно, что даже объемное парадное платье не скрывает беременности. Несколько раз поклонившись статуе божества, она в сопровождении свиты удалилась через главный портал с красными колоннами, не замечая наблюдавших за ней глаз.

Сейчас же, почти достигнув возраста шестнадцати лет, он забросил свои учения, и из шести искусств благородного мужа полностью отдавался лишь двум: владению мечом и выездке лошадей.
Однажды, услышав очередные жалобы на сына, не явившегося на занятие, Фэнсянь ворвалась в его покои и отхлестала по щекам, как нерадивого слугу. Ее крики разлетелись по всему дворцу, а слухи о них — и того дальше. В последнее время она нередко позволяла себе замахиваться на прислужниц и рабынь, но на сына никогда прежде не поднимала руку.
— Что ты себе позволяешь?! — от звонкого голоса второй жены императора дрожали ажурные рамы. — Я растила из тебя принца, а не солдата, не позорь себя и меня перед Его Величеством! Что ты выучил за последний год? — женщины швырнула на пол тетради, и пустые листы разлетелись по полу. — Если понадобится, я запру тебя здесь и не выпущу, пока учитель Цин не останется тобой доволен! Ты меня слушаешь?!
Цзяньсинь не отвечал. Он стоял перед матерью — уже совсем не мальчик, а высокий и красивый юноша с ярким, сияющим взглядом и упрямой линией рта, просто мужская копия молодой Фэнсянь, — и на его левой щеке горел след от пощечины, но взгляда он так и не опустил, да и виноватым не выглядел.
Фэнсянь покачала головой и совсем тихо прошептала:
— Так ты никогда не станешь императором…
— Я и так не стану императором, матушка, вам это известно! — не выдержал, наконец, Цзяньсинь, и его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. — Я и не хочу быть императором, как же вы не можете этого понять!