Особенная атмосфера теплого апреля проникла под распахнутое пальто, к его сердцу вместе с прохладным дуновением ветра. Ким прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как весенний воздух проник под свитера и забрался под кашемир, остановился, пока черные кудри медленно игрались кольцами по ветру. Закатное солнце медленно уступало место бледнеющему небу, но вечер более не напоминал стылый туман, и Тэхен с удовлетворением остановился, вглядываясь в дворовую площадку под их квартирой. Оставивший на скамье светлую толстовку, Чонгук в одной лишь черной футболке наматывал круги с баскетбольным мячом, немного пыльным от точечных ударов, и не заметил, с каким прищуром на него смотрел Ким. Он в одежде на пару размеров больше его самого, с красивой линией плеч и спутанными волосами выглядел, как подросток, и Тэхен подавил улыбку, когда понял, что Чонгук дожидался с учебы его.
Пальто осталось на скамье вместе с кофейным свитером и кожаной сумкой, Тэхен шагнул вперед, бесшумно смахнув челку с глаз и холодными длинными пальцами коснувшись отвлекая Чонгука со спины невесомым прикосновением. Тот обернулся, упустив из вида тот момент, когда чужая ладонь увела мяч и, отшатнувшись на пару шагов, Ким в легком прыжке закинул его в кольцо. Не слишком метко, тот качнулся, отбившись от кольца, и угодил в него, глухим звуком затопав по асфальту.
— Привет, — густым бархатным баритоном с застывших в улыбке губах отозвался Тэхен, встретившись с карими глазами Чона. На расстоянии вытянутой руки он показался еще более мягким и домашним, пропитанным родными касаниями, будто Тэхен, оставляющий Чонгука утром в их квартире, пока тот сладко сопел в подушку, успел пропитать его каждой ноткой себя.
— Привет, — выдохнув с облегчением, почти шепчет парень, блеск его оживших глаз затянуто искрит тоской, настолько глубокой, что Ким едва ли не тонет. — Я ждал тебя.
— Я знаю.
Облака и небеса, раскинувшиеся над их головами, не имели столько пейзажей и картин, сколько было сосредоточено в радужках; звуки вечерней весны пахли застывшей, как засушенные васильки в накрепко запертой старой книги, любовью; горячие точки городов, которые были преодолены для того, чтобы сейчас с меланхоличной улыбкой прикасаться друг к другу и делить кофейные утра, можно было составить в звездные карты. Новое созвездие, которое Тэхен бы назвал именем Чонгука, а Чонгук — именем Тэхена.
Поздние часы вторника задыхались от невысказанных вслух слов, когда они вошли в игру, в которой делили мяч, играя на неизвестную обоим ставку. Спелый оранжевый закат зашел за горизонт вместе с солнцем, оставив только свет рыжего фонаря, на светлой рубашке Кима остались следы пыли, а Чонгук жадно глотал воду из бутылки, опираясь о скамью и вытягивая длинные ноги. Его отросшая челка сейчас обрамляла виски, и Тэхен загляделся, впечатывая в память его Чонгука. Непокорного Чонгука, который ждал без спроса, каждым молчаливым взглядом обещая любить, не угасая.
— А ты не любишь сдаваться, — с усмешкой заметил Ким, играючи стуча мячом об асфальт, стоя спиной к корзине и лицом к готовому нападать парню. Они оба были уже потные и грязные, по лицу тек только свет фонаря и теплой ночи, которая сейчас пускала холодные мурашки по телу, но Тэхен, разогретый не только игрой, не чувствовал этого. Он смотрел дольше, чем следовало, за тем, как его Чонгук дергает кончиком курносого носа и уже готовится шагнуть, выхватив мяч, как Тэхен первым отбрасывает его, не глядя, назад в кольцо и шагает вперед.
Оковы влюбленного гербария разрушаются, будто чьи-то проворные пальцы все-таки раскрыли шуршащие страницы старых библиотечных книг и вгляделись в нежные, спрятавшиеся там цветы с тонкими стеблями. И поцелуй пах апрельским голосом, а не промерзлым февралем, когда Ким поймал чужую талию пальцами и зарылся в волосы на его затылке, крадя касание на губах и нежно оставляя на них молчаливые слова. Язык скользнул по нижней губе, лаская Чонгука, и Тэхен на пробу попробовал скользнуть внутрь, углубив его и ощутив взаимность, сбросившей с плеч тяжелые грузные глыбы льда и камней.
