Альфред ненавидел этот портрет, но раз за разом восстанавливал после очередного срыва, из-за которого картина вновь рвалась на части. Чаще всего страдали глаза человека, что был нарисован - эти холодные, сиреневые глаза, которые будто прожигали душу смотрящего своим былым теплом. Америка не мог выносить этот взгляд, но уже давно понял, что без него жизнь будет невыносимее. Ведь сейчас эти глаза уже не смотрят на него с той лаской и заботой, что была раньше. Ледяной взгляд, так и кричащий о ненависти и желании уничтожить врага, теперь постоянно сопровождал Россию, особенно когда речь шла об американце.
Джонс снова прошёл мимо портрета и так же, как и всегда, задержал на нём своё внимание. Эти глаза... Одежда у Брагинского часто менялась, особенно в те имперские времена, когда и была сделана эта картина, но глаза... Америка навсегда запомнит те чувства, что полыхали в них, когда взгляд Империи был направлен в его сторону. Сейчас этого нет, отчего Ал хотел выть. Перед его глазами мелкал зал в Екатерининском дворце, где всё сделано в голубых, белых и золотых цветах, эти прекрасные фрески на потолке, искусные картины в изящных рамках, что были украшены так же богато, как и само здание... Так же, как и сам хозяин дворца... Он представлял, как они вновь кружатся в танце под оркестр, как вокруг снова куча народа, но для них существуют только они двое. Мелькали воспоминания, как они вдвоём прятались по балконам, украшенными цветами и тайком целовались, как слали друг другу письма, признаваясь в самых светлых нежных чувствах, как переживали разлуки и как беспокоились друг за друга, когда узнавали о каких-то страшных новостях другого. Америка тихонько закружился по комнате под такт вальса, который зазвучал у него в голове, пока не врезался в свой собственный стол. На нём были рассыпаны всевозможные документы, а поверх всех была бумажка, на которой Аме сам расписал лишь одно слово: "Уничтожить". Весь лист был исписан лишь одним словом. Подобный срыв эмоций произошёл после того, как он узнал о размещении ракет СССР на Кубу. В тот момент Алу хотелось уничтожить Брагинского. Но сейчас он дрожащими руками подобрал бумагу, пока в голове стучал лишь один вопрос: "Как мы докатились до такого?"
У Альфреда возник образ России в те далёкие времена, а может, у него просто взор пал снова на картину. Он не знал. Уже не мог понять, где воспоминания, где обычный вымысел, а где реальность. Всё смешалось в голове, отчего приходилось лишь гадать. Образ становился всё более размытым. Руки ослабли, роняя злосчастную бумажку на пол, а ноги сами подвели его к картине, где Иван вновь глядел на него с той мягкой добротой в глазах и в уголках губ, посвященной лишь ему одному.
Альфред с остервенением бросился на картину, рыдая, пытаясь вырвать эти глаза, попутно проклиная Брагинского за всё, что происходит между ними сейчас. За то, что больше нет того Вани. Нет его Вани. Лишь Иван - недосягаемая строгая республика, руководящая не менее воинственным союзом. Раз за разом падали небольшие лоскуты ткани с краской, пока Ал захлебывался в слезах, видя перед собой только эти уже холодные глаза. Ненавидел за то, что они теплели глядя не на Америку, а на Китая. Ненавидел за то, что Иван ненавидел его. Ненавидел за то, что и сам творит по отношению к русскому.
Он опустился на колени перед рамой, в которой и намёка на портрет не оставалось, а слёзы уже медленнее, но продолжали капать ему на руки и на пол. Господи, что же они натворили...
#амерос
