И тогда стены начали сжимать его со всех сторон. Кацуки присел, обняв себя руками, пока комната становилась всё меньше и меньше. И куда не посмотри: везде он. Везде его зелёные глаза, везде его улыбка, веснушки, кудрявые волосы, что тщательно вырисовывались, словно под блядским гипнозом, чёрт! Он сам загнал себя в угол. Вдохновлённый, в обречённом порыве. Что это, если не одержимость? Кацуки начал смеяться.

— Я сумасшедший, — если бы этот человек когда нибудь увидел эту студию... Кацуки не уверен в том, что они бы пережили это. Сначала он убил бы Изуку, а затем и себя.