ВадимГид

Взято в ФБ Наташи Ротенберг

НАТАН ЩАРАНСКИЙ:
Прошло уже 38 лет с тех пор, как я освободился из советской тюрьмы и эмигрировал в Израиль, и до сих пор я получаю обращения от различных людей, просящих меня помочь конкретным заключенным в Израиле, утверждая, что они «узники сиона». Эти обращения поступают с разных концов политической карты и касаются заключенных из разных групп, начиная от людей из еврейского подполья и заканчивая членами ООП, находящимися под административным арестом. Во всех случаях обратившиеся убеждены, что заключение этих людей противоречит принципам государства Израиль как еврейского или демократического государства, и ожидают от меня, как от человека, который боролся за права человека в целом и права евреев в частности в тоталитарном СССР, согласия с ними и протеста с их стороны.

Сравнения между советской диктатурой и израильской демократией всегда вызывали у меня возмущение. Я постоянно объясняю всем обратившимся, что невозможно провести аналогию между абсолютной диктатурой и страной, которая даже в условиях жестокой войны за свое существование прилагает огромные усилия для сохранения своих демократических принципов. Невозможно сравнивать заключенных в диктаторском режиме и заключенных в Израиле, и идея, что они «современные узники сиона», на мой взгляд, полностью искажена.
Это был мой ответ, когда ко мне обратились с просьбой выразить солидарность с майором Ари Розенфельдом. Однако даже самая развитая демократия периодически должна проверять себя и удостовериться, что ее механизмы функционируют должным образом. На мой взгляд, случай Ари Розенфельда действительно требует такого пересмотра.

Решение судьи Верховного суда Александра Штейна оставить обвиняемого в заключении до конца судебного разбирательства (вопреки мнению трех судей окружного суда) сильно меня удивило. Суть решения заключается в том, что Ари Розенфельд останется в тюрьме на долгие месяцы, а может, и годы, еще до вынесения приговора. Как я понимаю, это может быть оправдано в некоторых случаях, когда есть опасения, что обвиняемый представляет угрозу для общества или может сбежать или повлиять на судебный процесс. Сам судья Штейн исключил эти возможности и обосновал свое решение тем, что у Ари Розенфельда есть доступ к секретной информации, и он может решить передать ее. Как мне известно, у Израиля есть множество средств и способов предотвращения утечек информации, особенно если обвиняемый находится под домашним арестом, поэтому я не понимаю, почему правильным является лишение свободы человека до вынесения приговора на этом основании.

Помимо частного аспекта несправедливости, причиненной Ари Розенфельду, есть еще один аспект, который меня беспокоит в этом деле — общественный.
Год, предшествующий 7 октября, был отмечен взаимным недоверием. Страна разделилась на две части. Одна сторона обвиняла другую в краже демократического государства, а другая — в краже еврейского государства. Ощущение недоверия не исчезло и после 7 октября. Многие считают, что катастрофа и неудача того дня стали результатом, среди прочего, отсутствия сотрудничества между армией, разведкой и правительством, а также сбоев в передаче информации между этими структурами. Задержка в создании государственной следственной комиссии усиливает чувство недоверия и подозрительности общественности по отношению к военному и политическому руководству, а также обоснованное опасение, что нам скрывают важные факты. В такой атмосфере случай Ари Розенфельда, обвиняемого в передаче секретной информации не врагу, а премьер-министру Израиля, вызывает особое беспокойство. Требование удерживать его под стражей до конца судебного процесса усиливает общую атмосферу недоверия и укрепляет ощущение, что большие системы скрывают от общественности друг от друга.

В связи с этим, нет необходимости проводить крайние параллели между советской диктатурой и израильской демократией, чтобы попросить судебную систему еще раз пересмотреть соображения, которые привели к решению оставить майора Ари Розенфельда под стражей до конца судебного разбирательства.