зашитый наискосок холст пропитан цветной пастой. оттенки холодные, напротив погоде: сквозняк гуляет по маленькому дому, изредка появляющиеся облака проплывают мимо, создавая тень на хребтах и долинах между горами. солнце светит ярче и теплее обычного, рыже-белый кот растянулся под окном, греясь и мурлыча именно там, куда падает свет. рука двигает кисть, кисть движется по полотну, пропитывая его все более. рыжие кудри все сильнее взъерошил ветер, прибывший напáру с гуляющим по дому сквозняком, покамест пальцы запачканы краской, а мысли уходят в далекое никуда, сильным давлением сбегая по чуть загоревшей коже художника. на уголках серо-зеленых глазах накапливается жгучая солёная влага до тех пор, пока не собирается в капли и одиноко скатывается, сопровождаясь глубоким, прерывистым и громким дыханием. правая рука роняет кисть, стирает с себя краску о кремовую огромную рубашку того времени и тянется к полке в поиске нужного предмета. он нашел его и тут же потянул его к животу. другая рука взяла кисть, обмакивая её в красный, и начала проводить линию вдоль нарисованного лица, замазывая глаза, после чего подписала снизу: Vincent Van Gogh. тело делает выдох, наверное последний, и пальцы нажали на курок. кремовая рубашка наполняется винно-красным, запах табака в воздухе уже не ощущается, привычно ясное небо готово зарыдать сильным ливневым дождем. мыслей больше нет, вино в бокале не выпито. в доме больше нет тёплой и одинокой красочной души, которая наполняла этот гнилой мир своим иным взглядом, тем, который видел во всем свое отражение. Винсент не любил молодых, но любил танцевать, пока его не видят. он любил все, что не являлось человеком. он любил мир, но мир не любил его.