Пришлось поместить воронку на новый лист (снова).
После двадцать четвертого февраля я стала фиксировать тут каждый свой день. Лист ограничен: даты доходят до края, выползают за него, а я продолжаю клеить. Каждый раз, добавляя все бо́льшую бумажную поверхность под мой календарь, я надеюсь, что этот лист будет последним (пожалуйста, мироздание, "последним" — не потому, что нас накроет ядерным грибом, а потому что — "мир, жизнь, гуманизм"). Такая вот наивность, такой вот инфантилизм.