воздушный белый шарф, кутающий теплом нежные участки кожи, вечно напоминал о свободе, что была представлена в своём понятии ему только с ним.
всё впервые и всё вместе, самые теплые и яркие моменты грели лед, что стыл будто бы веками с черными пробелами между ними, открывая далёкие глубины, что никому никогда и не были известны.
в предверии счастья они безнадёжно плывут под слоем льда, что понемногу плавится от тепла наших рук, оставляя выемки передающие очертания твоих худощавых пальцев и я бы взвыл от радости свободы, но я проснулся слишком быстро.
всё впервые и всё вместе, самые теплые и яркие моменты грели лед, что стыл будто бы веками с черными пробелами между ними, открывая далёкие глубины, что никому никогда и не были известны.
в предверии счастья они безнадёжно плывут под слоем льда, что понемногу плавится от тепла наших рук, оставляя выемки передающие очертания твоих худощавых пальцев и я бы взвыл от радости свободы, но я проснулся слишком быстро.