Хёна очевидно омрачилась ответом — это читалось в её интонации, в зрачках, в мимолетных движениях, сразу утративших былую искрящуюся надежду, и, вероятно, я разделил бы её переживания, будь мы всё еще теми, кем друг друга знали; сейчас же от созерцаемой тоски внутри только расцвело... В обоих смыслах. Отчего-то было больно и праведно, пусть я и не переживал ни капли эмпатии по отношению к ее маленькому наивному разочарованию.
Уловив настрой, я вновь содрогнулся в невидимой для собеседницы улыбке, превозмогая колкость где-то в недрах собственных рёбер. Два шага навстречу — и мои пальцы самозабвенно потянулись к ее лицу, изящно, почти мягко, пусть и с оттенком нервозности, взяв девушку за подбородок. Играючи я заглянул в её глаза; невидимая стена, не позволявшая того, рухнула под напором досады, которой дышала неукротимая душа.
«Хёна», я будто бы пробовал имя на вкус, не отводя взгляда, прежде, чем продолжить свою мысль. «Хё-на... Свобода совсем не научила тебя анализировать, если ты действительно полагаешь, что я повёл бы тебя на верную смерть, вместо того, чтобы насладиться сполна?»
Мне не хотелось тянуть, но она вынуждала — отрываться от некогда утраченных изгибов не хотелось совершенно. Пальцы скользнули чуть ниже, по шее, затем по плечу, в конечном итоге на нем и остановившись.
«...Я знаю, насколько абсурдно это может прозвучать, но ты правда нужна мне. Нужна, потому что... Ты давно живешь здесь, на “воле“, и видишь великое множество того, что нам может быть не известно... Так скажи, видела ли ты когда-нибудь, чтобы человек...»
Я мимолетно перевел взор на букет в свободной руке мятежницы.
«...Взращивал в себе цветы, изнемогая по чьей-то вине?»
Уловив настрой, я вновь содрогнулся в невидимой для собеседницы улыбке, превозмогая колкость где-то в недрах собственных рёбер. Два шага навстречу — и мои пальцы самозабвенно потянулись к ее лицу, изящно, почти мягко, пусть и с оттенком нервозности, взяв девушку за подбородок. Играючи я заглянул в её глаза; невидимая стена, не позволявшая того, рухнула под напором досады, которой дышала неукротимая душа.
«Хёна», я будто бы пробовал имя на вкус, не отводя взгляда, прежде, чем продолжить свою мысль. «Хё-на... Свобода совсем не научила тебя анализировать, если ты действительно полагаешь, что я повёл бы тебя на верную смерть, вместо того, чтобы насладиться сполна?»
Мне не хотелось тянуть, но она вынуждала — отрываться от некогда утраченных изгибов не хотелось совершенно. Пальцы скользнули чуть ниже, по шее, затем по плечу, в конечном итоге на нем и остановившись.
«...Я знаю, насколько абсурдно это может прозвучать, но ты правда нужна мне. Нужна, потому что... Ты давно живешь здесь, на “воле“, и видишь великое множество того, что нам может быть не известно... Так скажи, видела ли ты когда-нибудь, чтобы человек...»
Я мимолетно перевел взор на букет в свободной руке мятежницы.
«...Взращивал в себе цветы, изнемогая по чьей-то вине?»