Чонгук заливисто смеется, покачивается из стороны в сторону, хватает за край шелковой футболки блондинку, притягивая к своему телу, хоть и сама уже еле удерживается на ногах. Жаркий июльский ветер обжигает кожу, ровно раскачивая желтые, но еще вовсе незрелые колосья под порывами, создавая волны. Поле покрывается приливом заразительным смеха, усыпая собой всё, вдоль и поперек. Время, казалось, замерло в неимоверной красоте двух теней, переберающихся по траве, что лоскочет ноги своими злаками, оставляя на них совесем малые следы. Ветер доносит запахи, рядом посаженых подсолнухов, что глядят в даль солнцу.
Брюнетка валит Юнги прямо среди поля, не переставая просто дичайше смеяться.
Пятнадцатое июля будет отметиной в душе и тату на теле, с каждым сантиметром выжженым губами по коже, каждым касанием, и тем ехидным взглядом.
Блондинка перебирает бледными пальцами колоски, глупо улыбается, из-под них виден синеватый бархат лепестков — в цвет ленты на, совсем короткой косичке Мин — недавно вытянувшегося василька.
— Чон-а, — шепчет имя старшей она, возвращая пальцами темные пряди, что выбились за ухо, нависнувшей над ней девушки. Взгляд сталкивается с теми карими глазми, что вновь утопили ее в своей любви и безграничной симпатии. Ресницы дрогнули, и вовсе опустились, когда рука Юнги коснулась шеи. Приятный холод ее пальцев окутал пеленою какого-то наслаждения, которое мешалось с умиротворительной тишиною, и тихим шепотом прямо в те алые губки, что отдают ароматом спелых мандаринов. — отдаю себя в полное распоряжение твоей милости до самой моей смерти и чистосердечную любовь мою к твоей милости, — ее голос сипнет и дрогнет, когда глаза девушки медленно распахиваются, возерцая на нее, — равно любящее сердце отдаю возлюбленной госпоже души моей ... У Всевышнего для твоей милости несказанного множества благ для тела нашего, и души нашей, ибо едины они у нас, милая ...
Воздух не теряет своей духоты, даже когда солнце начинает прятаться за горизонт, в каждом вздохе чувствовался тягучий аромат горячих трав.
Они шагали ровно по выжженой траве и щепкам, недавно вывезенных деревьев, что хрустели под ногами, смешиваясь со звуком недавно прилетевших на поле сверчков. Чонгук лишь крепче сжала пальцы, боясь отпустить то, что так дорого ей, ведя вдоль какой-то вытоптоной трактором дорожки. Шикарные темные локоны красовались за плечами, а в глазах таилась снисходительная уверенность и вовсе прямой взгляд.
Лента струилась по ветру, когда девушки рванули за гаризонт.
Все небо окрасилось в ядовиный окрас оранжевого оттенка, словно холст картины сказачного заката.
Пшеничное поле перекатывалось рябью колосков, будто волны в море.
И вот уж солнце село, на небе блеснула луна, будучи их спутником, освещает путь, а он, казалось, очень далек и рискован.
Дальше будет виднее.
Брюнетка валит Юнги прямо среди поля, не переставая просто дичайше смеяться.
Пятнадцатое июля будет отметиной в душе и тату на теле, с каждым сантиметром выжженым губами по коже, каждым касанием, и тем ехидным взглядом.
Блондинка перебирает бледными пальцами колоски, глупо улыбается, из-под них виден синеватый бархат лепестков — в цвет ленты на, совсем короткой косичке Мин — недавно вытянувшегося василька.
— Чон-а, — шепчет имя старшей она, возвращая пальцами темные пряди, что выбились за ухо, нависнувшей над ней девушки. Взгляд сталкивается с теми карими глазми, что вновь утопили ее в своей любви и безграничной симпатии. Ресницы дрогнули, и вовсе опустились, когда рука Юнги коснулась шеи. Приятный холод ее пальцев окутал пеленою какого-то наслаждения, которое мешалось с умиротворительной тишиною, и тихим шепотом прямо в те алые губки, что отдают ароматом спелых мандаринов. — отдаю себя в полное распоряжение твоей милости до самой моей смерти и чистосердечную любовь мою к твоей милости, — ее голос сипнет и дрогнет, когда глаза девушки медленно распахиваются, возерцая на нее, — равно любящее сердце отдаю возлюбленной госпоже души моей ... У Всевышнего для твоей милости несказанного множества благ для тела нашего, и души нашей, ибо едины они у нас, милая ...
Воздух не теряет своей духоты, даже когда солнце начинает прятаться за горизонт, в каждом вздохе чувствовался тягучий аромат горячих трав.
Они шагали ровно по выжженой траве и щепкам, недавно вывезенных деревьев, что хрустели под ногами, смешиваясь со звуком недавно прилетевших на поле сверчков. Чонгук лишь крепче сжала пальцы, боясь отпустить то, что так дорого ей, ведя вдоль какой-то вытоптоной трактором дорожки. Шикарные темные локоны красовались за плечами, а в глазах таилась снисходительная уверенность и вовсе прямой взгляд.
Лента струилась по ветру, когда девушки рванули за гаризонт.
Все небо окрасилось в ядовиный окрас оранжевого оттенка, словно холст картины сказачного заката.
Пшеничное поле перекатывалось рябью колосков, будто волны в море.
И вот уж солнце село, на небе блеснула луна, будучи их спутником, освещает путь, а он, казалось, очень далек и рискован.
Дальше будет виднее.