Час до обеда
Cтарики говорят как один:
не успели опомниться — жизнь пролетела.
Под матрасом заначка на смерть,
впереди только год или два, или три —
несерьёзные страшные числа.
Вот и банки не верят седым головам
и кредиты давать не хотят.
Молодые же тратятся на пустяки,
занимаются чем попало.
Впереди ещё столько всего —
мы успеем,
успеем,
успеем.
А потом вдруг становятся стариками
и на полном серьёзе боятся закрыть
на задвижку дверь туалета.
Почему так выходит?
У нас впереди
двадцать лет, тридцать лет —
хоть полвека.
Столько времени, что, если так посудить,
и представить его не сумеешь.
Но всё это, конечно, слова,
а вообще,
мы коптимся не семьдесят лет,
даже если окольным путём добрались
до восьмого десятка.
Мы живём
две недели до отпуска, день
до зарплаты и час до обеда.
И всё время стремимся
года разменять
на такую вот
мелочовку.
Cтарики говорят как один:
не успели опомниться — жизнь пролетела.
Под матрасом заначка на смерть,
впереди только год или два, или три —
несерьёзные страшные числа.
Вот и банки не верят седым головам
и кредиты давать не хотят.
Молодые же тратятся на пустяки,
занимаются чем попало.
Впереди ещё столько всего —
мы успеем,
успеем,
успеем.
А потом вдруг становятся стариками
и на полном серьёзе боятся закрыть
на задвижку дверь туалета.
Почему так выходит?
У нас впереди
двадцать лет, тридцать лет —
хоть полвека.
Столько времени, что, если так посудить,
и представить его не сумеешь.
Но всё это, конечно, слова,
а вообще,
мы коптимся не семьдесят лет,
даже если окольным путём добрались
до восьмого десятка.
Мы живём
две недели до отпуска, день
до зарплаты и час до обеда.
И всё время стремимся
года разменять
на такую вот
мелочовку.