Вячеслав Рассыпаев 🚎


Гео и язык канала: не указан, не указан
Категория: не указана


Поэт планеты Иннеара
Биография: https://youtu.be/coXShaDQ3_c

Связанные каналы

Гео и язык канала
не указан, не указан
Категория
не указана
Статистика
Фильтр публикаций


МХ-447

Вечно бегать репортёру за троллейбусом –
и в забитом городке не тема.
Таракан он, что ли, – семенить по хлебницам
в застоявшихся подтёках джема?
Первый год ещё он мамин-папин-тётин –
контролируй, понькай, помыкай…
Но, как только распоётся он в полёте, –
всё, друзья. Он – сын полка.

Если б был я кабинетной счётной крысой,
в чертежи и телевизор пялясь,
то не ведал бы, как грация нарцисса
колет лузера в обмякший палец.
Но судьба нахально дразнит мезальянсами –
понимаешь это ты уже потом,
и звезда твоя неясная
затыкается болтом.

Школьной сказки, где считались равными,
больше нет ни на каких антеннах.
Печень вместе с перспективами отравлена
наслоившимся на мозг глютеном.
Мама парня, тётя и техничка
право хищное утрачивают на
дозировку ремонтантного винища
в рационе пацана.

У влюблённых малость проще с этим ребусом –
и не в гендере секрет шарады.
Там друг друга зазомбируют по Геббельсу –
и одна в другой купаются рулады.
«Перестань курить!» – и свежий фотосинтез
возрождается откуда ни возьмись;
«Нажимай педаль рукой!» – вот тут и силюсь
распознать я, у кого из них космизм.

Не моя, конечно, собственность лохматик
с городского спального массива,
но надежда, что взлетит на автомате
мой болид по всем законам дива,
навевает оптимизм, скрипя шарнирами
на район, межлесье и бахчу:
«ЕСЛИ Я ТЕБЯ СПЛАНИРОВАЛ,
СТАНЬ ТАКИМ, КАК Я ХО…»


МХ-446

Нижний слой пирамиды Маслоу
перерос небоскрёб уже, к слову.
Пироги, свитера, вальсакор –
как посылка с Кудыкиных гор.

Бодрый драйв – разве это верхушка?
Это так, фимиама понюшка
возле бойлерной на сквозняке
после вызова в классе к доске.

Второгодник до климакса глотки
утверждал, будто век был короткий.
Аспиранты трындят про престиж –
ты на зразах с горохом сидишь.

Утопаешь в прослойке дренажной,
ошибившись в друзьях не однажды,
а наверх – откровенный тупик:
в результате болото кипит.

В параллельном хрустальном гробу для
отбракованного лабрадудля
я – носитель водительских чар
(Пашка это шесть раз отмечал).

Допустил бы такое пикапер –
мне б оно, как дождя пара капель,
не смочило щепотки волос –
а не то чтоб сердечный подсос.

Здесь – смеюсь над наукой и верю
в девясил переросшему хмелю,
даже если тихонечко мшеть
зеркалам подо льдом в минус шесть.

Словно кто-то стоит на утёсе
и на шпинделе вертит три оси,
хохоча, как эриния, над
блокировкой моих ординат.


МХ-445

Вновь насмотрелся роликов всяких,
где объясняют тормоз и газ –
будто бы мне на каком-нибудь монстре в серебряном лаке
мчаться к безвестью божьих гримас.

Тормоз на месте. Газ – на Нептуне.
Стылая жижа красных телец
бьётся об лёд, как душа судака, душ ягнячьих фактурней,
и не взревёшь, что правит подлец.

Эх ты, глотатель вечных теорий!
Жизнь не буксует, циклясь на них.
Зрение слил на компьютерной цацке на крайнем изморе –
не научился, хоть застони.

Ломка понятий о корефанах
рвёт тебе тканей жжёный капрон:
как далеки были все от руля – и однажды вне плана
новость приносит в форточку дрон.

Ты привязался, словно к котёнку,
к Димке иль Стёпке, к Джону – не суть –
и прозреваешь, в столе замечая ключи и путёвку,
порох попутно чуя в носу.

Он-таки вздрогнет: «Что я наделал?
Больно педаль та была мне нужна?!
Можно ведь было идти на флейтиста, жнеца, гренадера…»
«Ну так…» – промямлит ветер с гумна.

Сорные травы райских угодий
заколосятся с первой грозой.
Добрая тысяча мелких зверей в щегольском хороводе
смоется в поздний палеозой.

Я лишь останусь, трезвый в стекляшку,
всю справедливость жизни сглотнув –
и, перебросив придирчивый взгляд с Димки, скажем, на Сашку,
руль «Ламборджини» вверю слону.


МХ-444

Считайте, что проехал эти метры:
мечталось не о мелком, ясен пёс!
Тюленьи песни вдоль плиты цементной
я не вплетал в атлас пацаньих грёз.

Сегодня – строй волков при чувстве дела
и кромки рулевого колеса.
Вольётся в эту речку и Акела:
а что ж он, рыжий? Нет, он не лиса.

Туда ль, сюда две маховых сажени –
чего смешить куриный полигон?
Романы часто просят продолжений
подольше, чем в один перепихон.

А мой – возьми заешь, как рио-рита,
площадку танцевальную паля.
Разбитое дубовое корыто
уже не соблазняет жить с нуля.

Я это всё предвидел – как и то, что
в щенках любых пород проснётся лай…
Не жрать бы мне тогда хамон с картошкой,
а ставку сделать крупную онлайн!

Но перед пробным вымпельным заплывом,
Акела, ты ж меня сначала съешь!
Успеешь покорить сердца трусливым
левреткам приграничных браконьерш.

Нос чешется? Так это под осиной,
где франкмасоны провели конгресс,
расцвёл мечты огонь неугасимый,
башку мне поморочил – и исчез.

Остался лох, пасущий мирных задних,
кому до печки стёртые шкивы,
запомнившийся солнышку как всадник
без левой половины головы.


Репост из: Вячеслав Рассыпаев
Долго думал — делать или не делать сие заявление, и понял, что пора... Можно даже считать его официальным.

Но — начну с параллельки.

Есть вещи настолько незначительные, что миллиграмм туда, полмиллиграмма сюда — никакого значения не имеет. Так, если масса набранных в Сильпо картофелин по факту будет не 2,5 кг, а 2,500198753458765765 кг, — весы всё равно покажут "2500 г".
Лишние три атома радиоактивного цезия над таким мегаполисом, как Киев, лишние (или недостающие) два цента в годовом бюджете США или Германии... Я вас умоляю.

Я о том, что если бы я и осмелел откликнуться на предложение покататься от одного из семнадцати человек после 20 января 2012 года (когда уже хронологически я не мог перейти в ранг поведших автомобиль при нулячем пробеге Димона), — радость была бы аналогична силе тех самых трёх атомов. Повторюсь: "калиток" для формального выхода из абсолютно нулевого стажа было семнадцать — и каждому, кто прорубил (или приоткрыл) на то или иное время определённую "форточку", я премного-премного благодарен.

Но я уже лыка не вяжу: 1) первый час после пробуждения — хоть утреннего, хоть вечернего после дневного сна; 2) при работающем телевизоре или радио; 3) при горячо спорящей о чём-либо толпе людей; 4) если кто-либо, пользуясь своей лужёной глоткой, начинает перебивать меня и путать мысли... 5)... 6)... 7)...

Потому —

СЧИТАЙТЕ, ЧТО Я ЭТИ ДЕСЯТЬ МЕТРОВ КАКОГО-ТО ТАМ 30 ФЕВРАЛЯ ИЛИ 32 АВГУСТА ПРОЕХАЛ.

Что меня всё равно никто в напрашивающейся ситуации не попросит даже полутора метров сдать к гаражу или просто поставить машину ровнее, — это другой вопрос. Я же всё равно мечтал о том, чтобы между Димоном и мной любой и каждый как водителя выбирал меня. А не о десяти метрах на скорости 1 км/ч вдоль нескончаемых гаражей, где тебя только и видят замки от них да сочувствующий товарищ в роли инструктора...


Репост из: Київ літературний (UrsusPoetry)
Видео недоступно для предпросмотра
Смотреть в Telegram
Слава Рассыпаев в рок-н-ролл пабе "Шатун". 🔥🌼😍


МХ-371 😎


МХ-443

Всё, Серёжка. Ты теперь с моим
хвостиком бомбезной силы воли.
Это лучше, чем каскад руин
наблюдать за рощей белоствольной.

Я уже зеваю, как фонарь
масляный на скрип аптечной дверцы –
значит, ненадуманно верна
мысль трефною сдобой разговеться.

Может быть, Морфеюшко не прав,
сманивая Славку на обедню,
но – котлет с картошкой пережрав,
я идти на подвиги робею.

А иного просто нет пути:
мамины солянки – верх подспорья,
да и не справляется пектин
с жиром наказания Господня.

То ли дело – ты на всю Москву
с чигирями трёх предзарубежий!
Дай благоговейно пореву
за лужёный тенор, вечно свежий!

Ставь таких заморышей, как я,
тапками в наделанную лужу:
пусть, фоня, красуясь и снуя,
правильному кодексу послужат.

Пусть перегоняется, как кровь,
от поникших к победившим время
сила воли крепостей и прорв
на ветрах магнитных обострений.

Не, Серёга: я реально рад,
что никчёмный фунт остатка мощи
не развил во мне астральный рак,
а сомкнулся встык со счастьем общим.


МХ-235

Василиса ты Алибабаевна!
«Все метнулись – и я побежала…»
Что ни вытворишь спьяну – всё палевно,
как куриной расцветки пижама.

Я ж тебя своей рейсерской личностью
раздавлю, как кротовую шкурку.
Украинщица ты! Мескалинщица
грудью с мяч для лапты, мозгом с чурку…

Почему ж на срамных обобщениях,
как на кислой овсюжной опаре,
все понятия в этой расщелине
в души люду честному запали?

Где берутся такие эпичные
дрессированные персонажи –
чем угодно без мыла напичканы,
совесть взорвана, ум пересажен?

Провокаций послушница хренова…
Я ж стихи тебе слал из бутонов
и восторгов дебильных не требовал –
только б дичь не вещалась с балконов!

Паришь всем, будто деньги – не главное
на ветрах нищеты и скучищи?
Ну, маши чёрно-красными флагами,
а карманы давай-ка обчищу!

Что ни довод – сосулечной россыпью
популистские вскрики крошатся.
Отчего истребляют амброзию –
не задумалась, мымра-ракшаска?

И гляди: если станешь француженкой,
точно так же тулясь к миллионам, –
будешь с бухты-барахты засужена
за симпатию к Наполеону.


МХ-56

Трэш, конечно, – зато в жалкой миле,
а не там, где была пастораль.
Так, бывало, лазутчиц томили
перед первой распевкой костра.

Места мало. Сидишь, еле дышишь,
с трёх сторон меблировкой зажат.
А со сцены венки многостиший
разнокачественных дребезжат.

Что ль, родился я ради пассивных,
зачастую подхватных ролей?
Вон задворенка шагом гусиным
свой отъеденный тащит филей,

вон подвыпивший мент боком трётся
о столы, животы и ремни…
Лицезришь это сельское скотство,
а ведь шёл на ночные огни,

в светофорных морях утопая!
Думал, выдам какой-нибудь хит
в честь грядущего пьяного мая,
что мечтами, как смогом, увит…

Если б нашу судьбу не решала
многохвостая подпись в углу, –
вся земная и лунная шара
раздавалась бы в масть ремеслу.

Собирая машинку любимцу,
даже в этот бессрочный бардак
не хотели б рабочие сбиться,
допустив производственный брак.

Сам любимец пока что народу
ни в каком парике не знаком.
Трижды в день он борта сковородок
отчищает колючим скребком.

С головой предан комнатной грусти –
лишь однажды, приняв клонидин,
на метро в старом добром линкрусте
полетел к облакам мимо льдин.


МХ-442

Карамелек с плохими вкусами
наглотавшись, как на погибель,
я уже потайные кустики
в парке клином вслепую выбил.
В результате бегу, присыпанный
чем-то дьявольски несъедобным,
а житуха мелькает клипами
Персефоны и Посейдона.

Между бойлерными и кладбищем
силы сдувшиеся сочатся.
Нота дружит теперь не с клавишей –
с болью в пятке и пульсом частым.
Дирижабли болгаркой пилятся
прямо над васильковым фронтом;
киевлянин да пара питерцев
провожают гудок паромный.

Мескалиновой абстиненцией
припечатывается рвота.
А хотелось, чтоб на стене цвела
лобулярия, как на фото.
Чтоб потешился друг – не более –
и опять конденсатным сгустком
улетел в свою монополию
электрических сверхмоллюсков.

Я нашёл угольки, пылавшие
при живой путеводной силе.
Ох и чёрные!.. Видно, лакшери
был мой жанр как образчик стиля.
Появляюсь в штанах неглаженых
на балу, точно выкрест некий,
и секу, что со вкусом ландыша
леденец должен быть вовеки.


МХ-113

Не регби – так фрисби, но чем-то бы мы увлеклись,
пока рагули выясняют, чью грушу скривило.
Но Кэрролл и Кинчев не выдадут столько Алис,
чтоб скрыть от бунтующих шум зазеркальных клавиров.

Веснушчатой рожицей солнышко нас бы вело
по велосипедному следу за крапчатой змейкой;
потом бы мы грызли савойской капусты вилок,
в кипрее на дикой поляне замеченный мельком.

Поди ж ты – тебя вместо этого парят гербы,
байда бесконечного Байдена, происки Бени…
Во сне, может статься, и вспомнишь, что мы не рабы,
покуда компьютер чуть-чуть отдохнёт от бурлений.

Ещё с вавилонских времён этот скользкий вопрос
разводит по разным экваторам кровные пары,
и рвётся меж нами халаза – страховочный трос,
и нашим духовным приёмышам снятся кошмары.

Извечная сила, велящая трели плести
лесным соловьям, где могла быть и наша палатка,
до нас дважды трём приказала равняться шести,
но смысл не вложила во взрыв пукана нацприпадка.

Не тянет ко мне на борщи? Ну и хрен. Обойдусь.
Приму беспристрастного Маугли ради прикола –
куда ему, дылде, орать: «Я индус! Я индус!..»,
когда колосится овсом полоса суходола?

От скуки ты б выцвел. А я планомерно расту,
рисую на ватмане грядку весенних прострелов,
включаю космический джаз дворовому кусту –
ты знаешь, на месте бутона игрушка дозрела!

Пока – с кулачок и всего-то с одним колесом,
но вскоре одной громкой нотой болгары, словаки,
цыгане и кхо возликуют под вещий клаксон,
свистящий щеглом в интернациональном лайфхаке.


МХ-94

Хулиганский рассвет перешёл в пасторальные сумерки.
Дня как будто и не было: так… то ли сон, то ли вспых.
Появлюсь, где сто лет не бывал – рассуждают разумники:
пригласим-ка его ещё на семинар для тупых –
дома ж нечего делать; то мы тут такие бойцы
постирушечно-презервативных фронтов после трёпа…
Деликатничал с ними я в силу холопства; тут оп-па! –
сверху смёрзлась шарлотка, а снизу разжались щипцы.

Отъелозил машинкой по коврику; косинус тангенса,
вопреки предсказаниям бати, желудок отверг.
Золотая пора – крепостная моя бесприданница –
всё смеялась, что я не спортсмен и не банковский клерк.
Тоже, видимо, отгоготала вслед мишке с клюкой,
провалилась в овраг неприметный, как в Ноеву грыжу –
в ту минуту ещё не подумалось, что не увижу
целевого куска своей жизни без грязных кульков.

А теперь меня вытащить в город на мероприятие
откровенно труднее, чем свергнуть конфетную власть.
Украина пошла проклинать куропаток в Бурятии –
вся гремучая ванна микробов за ней понеслась.
До моей охладевшей души стало разве что псу,
адекватному в силу каких-то подробностей нюха.
Он все флаги погрыз, а надежд моих детских разруха
мокрым носом с прогулки учуялась через росу.

Если он волей решки найдёт грыжевую промоину
с консервированными «Феррари» и солнцем сквозь нерв, –
никакому козлу, петуху и АТОшному воину
я не дам говорить: я их просто взорву, побледнев.
Откопаю черничное лето, войду в его шум,
обниму необжитое счастье в намывах акрила,
чтоб державная пресса мозги никому не дурила
и по телеку птичек давали, лошадок и пум.


МП-597

Пенной Адриатики азарт.
Заглушая хохот истукана,
режется сквозь кобальт и базальт
пионерский голос Костюгана.

Песен прошлых лет винтажный вид,
град из перезрелых мандаринов...
Друг меня уже не прогневит,
давнюю романтику отринув.

Отыскал географ за стеклом
жёлтый остров без капитализма,
где мальчишка, музами влеком,
не бывал ничьим копытолизом.

Здесь неузнаваемый ноябрь,
роз напаковавший в макроноздри,
подгоняет дохленький корабль
к берегу близ пристани Га-Ноцри.

Он ещё выдерживает двух
девственников с сахарной планеты;
при прорыве третьей будет звук
рвущейся бумаги разогретой.

Коська... Это ж надо псу под хвост
кинуть нам дарованное свыше -
только для того, чтобы компост
в виде школьной нравственности выжил!

Не растут рубины на кусте,
в рай тебя плодами поманившем.
Горизонты, видимо, не те,
что у заигравшихся парнишек.

Если и заблудится волан,
с неба приземлившись в цикламены, -
можешь плыть. Но там - уже Милан
и Лоретти слишком современный.


МХ-70


Соберись наконец, моя скрытая удаль!
Не исчезни в инфаркте разгроханных ваз.
Оказаться в родных переулках приблудой –
это полный (по венчики таза) атас.

Митохондрии так ещё прежней закваски
натуральных веществ после дрёмы хотят,
что бегут моей родиной синие хаски
в даль далёкую, в парк ледяных мамонтят.

Век бы спал, но оторванность не украшает
как заблудшего Маугли, так и Садко.
Думал взмыть выше облака лопнувший шарик –
а ему и крыльцо барсучка высоко.

Дважды в речку – точнее, в тягучую зелень –
не велят прозорливые птицы войти.
Шлюз артерии чем-то кирпичным заделан:
что ли, плиткой от сплавленных в Лету квартир.

Подработка – безрадостные побегушки,
канцелярских отписок не те падежи…
Вольный ветер, как плач престарелой ингушки,
смысловому анализу не подлежит.

Вздуты рельсы. Искрит механизм токосъёма.
Небеса недоступны. Мотор – лишний груз.
Вон на площади кто-то кого-то поцёмал,
засмотревшись в бинокль на туманный Эльбрус…

А приборчик из лаборатории Теслы
как приблизят к моей разжиревшей груди –
так и стрелке в оранжевом секторе тесно:
всё, мол, есть – лишь в кабину смелее зайди!

И гримасничает заспиртованный заяц
перед тёткой, чуть что – затыкавшей мне рот.
Если Бога живого она осязает, –
пилотаж мой в два счёта её проберёт.


МП-235

Цистерну крови можно выкачать из мухи,
тобой раздутой на водительских началах.
Я умудрился не дойти до развалюхи,
что в каждом сне заслонкой дроссельной бренчала.

И я бы умер, если б знал, что ты - обычный
токсикоман, сполна одобренный Минздравом!
Дразни, дружок, советским флагом морду бычью,
от пешеходства захмелевшую по праву...

Наворожила мне задворенка-вещунья
шизофрению по костям от старых нардов,
и эту участь я в дремучем новолуньи,
как торт с поганками, делю по-братски на два.

Ищи меня в заледенелом буераке,
куда сбежал я от твоей довольной рожи!
Я не пытался дать потомство с кошкой в браке:
меня и так в лаборатории размножат.

И новый выдумщик придёт, минуя ясли,
долину смерти освежит одеколоном,
но, отрешённый, я настолько буду счастлив,
что не узнаю даже собственного клона.

Конфисковать бы залежалую на складе
цистерну крови без следов адреналина!
Пусть разыгравшийся цианистый палладий
опередит очередной укус пчелиный!

Постись почаще и молись, не пряча пафос,
водитель, сварщик, аферист и прочий дока!
А я в отместку всем богам сбегу на Патмос -
растить клопов с мускулатурой диплодока.

А впрочем, хватит пышных слов с носами кверху:
не по нутру мне оказалась колымага.
Наука двигала прогресс, а на поверку -
и воз доныне там, и баба галамага...


МХ-370

Подожди, дай нарежу капусту!
Не даёшь мне покоя звонками…
Что случилось?
– По Кловскому спуску
прокатился надпиленный камень.

И вот так я живу много вёсен.
Зла вампирчики мне не желают,
а слоновье становится пёсьим,
будто вошь разрослась тыловая.

Как там люди из мангровых хижин
практикуют секретную радость –
остаётся шарадой некнижной
вроде рыбных апостольских трапез.

Кто умён, тот капусту не режет:
рубит – воя, телясь и базаря.
Не желаешь казаться приезжим –
так не путай четвёртую с задней!

А ещё Разгуляеву Вове
подписала одна свою книгу –
и суёт мне с пирожными вровень,
как упавшая с крыши в клубнику.

Эх, моя ты шальная безвестность!
Я тебя черепком бы – о плазму!..
Надо мной словно люки отверзлись –
до сих пор борода в плеоназмах!

Прячешь лоб – вновь находится муха.
Разве что не брюзжа, вспоминая:
«Как же это её… Бьяха? Фьюха? –
ну, что пела про маки Дуная…»

Разложение тела – не скоро,
а уже не вставляют забавы
переливов эфирного вздора
по следам земляничной гуавы.


МХ-441

Как прикажете в речке плавать
со своим синдромом Орловой?
На соломинку смотрит лапоть
сквозь пузырь, а камыш – ни слова.

Бурой ряской затянут корпус,
как у памятника Тортилле –
вот и душу стравил, не портясь
там, где чёрту башку свинтили.

Хорошо бы всё, да могилы
припорошены гистамином,
а под слоем речного ила
хоть из водорослей, но – мина.

Ни огрызком минуты больше
тридцати моих забубённых –
закидон откровенно пошлый
от нескромной моей персоны,

только этого даже мало
для кошерного результата:
вот бы сплетники всем кагалом
опознали гараж и дату!

В габариты лесной былинки
чтобы вписывалась рулёжка –
и качнулась, сверяя блики,
в кроне чёрной ольхи серёжка.

Чтобы выкатились из джипов
пианисты, врачи и клерки:
для чего ж я тут клятвы сыпал
стружкой платины из-под лерки?

Не смывайте с запруды ретушь:
пригодится для поздних радуг.
И что я постарел – не сбрешешь,
хоть и в Портленд не съездишь к брату.


МП-913

Изловила ретивая рысь хомячка – и пирует,
луговым насекомым похваставшись перед поимкой.
В этом скромном заказнике, пробуя воду сырую,
я бы жил беззаботно на пару с художником Димкой.

Междометия «фухх!» мы бы оба там сроду не знали –
просто строили б домик и что-то из Мондрус тянули.
Показали бы блиц-композицию на биеннале
и вернулись назад на каком-нибудь рейсовом муле.

Леденцовая манна, из рога огромного сыплясь,
зазвенит по берёзовым листьям, весь мир уверяя,
будто я не из мамы, а из ежевичника выполз,
да и Димкин шиповник весь в музыке нашего края.

То пока ещё не Иннеара – по фауне ясно.
То сокрытый от глаз лимиты полигон репетиций.
Повалять дурака на прощание – это не пьянство.
И чем дольше мы здесь, тем причудливей мята кустится –

пусть без цезия в листьях, но выше колючих заборов.
Скрывшись в ней, мы уже потеряем дорогу к бабулям.
Путь останется только один – к потаённым озёрам.
Добровольно смываемся и никого не вербуем.

Кто спохватится, тот опоздает: махровая корка
между миром нелепых аварий и счастьем вне секты
столь прочна, что останется в небо таращиться зорко
вещунам и предателям, тихо молясь на селектор.

Всё приходит в негодность. Но Димка-то вправду хороший!
Как я этого сразу не понял, в две тысячи пятом?..
Пусть причёску ему ветерок-побратим поерошит;
пусть сценарий далёкой поры воплощается в фатум.

Это здесь по соседству с калиной не водится сакур.
Там другие стандарты: там лётчик двухлетний приемлем.
Горизонт этих мест мы уже зацепили за якорь.
Остаётся лишь храбро блеснуть хвостовым опереньем…


МХ-221

Ты лови на тончайших вибрациях
безнадёги моей слабый пульс.
Спирт закончится – я отцеплюсь,
но не стану бутылку выбрасывать.

Чаем с коркой зелёного яблока
церебральные шлюзы промой –
пусть повиснут огни бахромой
в трубке калейдоскопа неяркого.

Рыхлый дёрн, где мечта упокоена,
плодородность утратил давно.
Сквозняки в кураже продувном
повышают платёжность биткоина.

Телефон передаст вой метелицы,
прописавшейся в этих степях.
Что за спрос после вьюги с тебя?
Перетрётся да в ночь пропотеется…

Не работают штучки раввиновы,
если полюс твоей доброты,
обходя хомуты и шунты,
бахромой огоньков иннервирован.

Рви густой василёк, щупай фланцами
вдоль тропинок участки без мин.
Спорый дождь из обманных маслин –
то не повод чиновникам кланяться.

Осознай, что жучки – не лазутчики
и в метёлках овса – только хруст.
Это твой персональный новруз
под сурдинку псалмов неразученных.

Отдохни от Ивана Бездомного
с его тропов павлиньим чутьём.
Мы шатёр с двух сторон подметём
и уснём в недрах прайда бизоньего.

Показано 20 последних публикаций.

124

подписчиков
Статистика канала