Political sins

Кухонная транзитология

В одном из своих последних выступлений известная политологиня сходу, в первую же минуту заявила, что персоналистские автократии чаще всего сменяются другими персоналистскими автократиями. И после таких моментов мне хочется, чтобы в русскоязычных научпоп программах и публицистических выступлениях делали плашки со сносками на исследования, как это делают в англоязычных шоу (по типу Адам портит всё), чтобы аудитории не приходилось перепроверять за экспертами каждое слово, а при желании сделать это быстро, посмотрев на качество приведённого исследования.

Уж не знаю, какое исследование Шульман имела в виду, но все известные мне говорят об обратном: в очень редких случаях персоналистские режимы сменяются другими персоналистскими. Возьмём классику: Барбара Геддес и соавторы Autocratic Breakdown and Regime Transitions: A New Data Set (2014) приходят к выводу, что персоналистские режимы демократизируются реже, чем партийные, однако замечают, что персоналистская диктатура в связи с отсутствием институтов передачи власти с большей вероятностью сменится военной хунтой или партийной автократией, чем другой персоналистской диктатурой.

И это вполне логично: персоналистский режим подавляет кадры не только среди оппозиции, но и среди элитных групп, которые поддерживают авторитарного лидера. В случае государственного переворота или смерти диктатора не будет однозначного фаворита-преемника, который подчинит себе всех остальных. В одном из своих предыдущих постов я упоминал об исследовании с применением моделей теории игр, которое объясняет, почему после Сталина не возник новый Сталин, и персоналистский режим СССР стал вполне себе партийным. В том же посте, к слову, есть ссылка на книгу Шволика о том, с какими сложностями сталкивается диктатор не только при сохранении, но и при передаче власти. Так что чаще всего, если диктатор не озаботился институционализацией передачи власти, со сменой персоналисткого диктатора умирает и персоналисткий режим.

Это в каком-то смысле даже забавно, поскольку несёт в себе двойной посыл: да, персоналисткий режим чаще сменяется другим авторитарным режимом, и это плохая новость. Но есть и хорошая: у последующего режима шансов на демократизацию будет больше.

Электоральный авторитаризм или почему выборы в РФ не отменят

Всего четверть века назад большинство учёных сходились во взглядах, будто существуют некоторые режимы "переходного периода", которые не являются демократиями, но скоро ими станут. Как же иначе? Ведь у них есть демократические институты!

Но парадокс в том, что именно эти институты стали фактором устойчивости авторитарных режимов. В России, Турции, Египте, Венесуэле и многих других странах выборы стали не обузой автократам, а их основным ресурсом. Выборы – это каркас авторитарного режима, который позволяет контролировать любые политические процессы на любом уровне.

Точнее всего, на мой взгляд, сущность выборов в автократии сформулировал политолог Г. Голосов на одной из своих открытых лекций:

"Я бы хотел вспомнить такую метафору: ходить на выборы в авторитарном государстве всё равно что садиться за один стол с шулером. Понятно, что она используется, чтобы демобилизовать оппозиционный электорат. Тем не менее, эта метафора в каком-то смысле показательная. Ведь шулер всегда стремится показать, что играет по правилам. Он эти правила меняет по ходу игры, он сам их нарушает. Но при этом он тщательно следит, чтобы никто из сидящих за столом их не нарушал. Потому что правила важны. И если шулер не будет следовать никаким правилам, кто-то просто подойдёт к нему и ударит кулаком в лицо. Потому что если можно всё, то почему нельзя этого?"

Так, автократ накладывает на себя ограничения с целью политического выживания, но эти ограничения попогают ему оставаться у власти. Накладывая выборы как правила, авторитарный лидер гарантирует, что:

> Путь на его должность лежит через выборы и никак иначе. Контролируешь выборы = контролируешь доступ к власти.
> Путь на должности помельче также лежит через выборы. Но чтобы выиграть выборы, одной лишь поддержки сверху недостаточно, нужно показать, что ты умеешь управлять электоральными процессами, и в будущем сможешь обеспечивать автократа и его партию высокими результатами на отведённой тебе территории
> Конфликты элит также решаются через выборы. Вместо перестрелок и взаимного уничтожения сторон борьба за власть осуществляется безболезненно для режима, и даже придаёт ему устойчивости за счёт конкурентности.

И так далее. Перечислять функции авторитарных выборов можно долго, важнее понимать их сущность – несмотря на то, что они нечестные, неконкурентные, они всё ещё остаются той пластичной основой, которая за счёт своих механизмов и делает авторитарный режим устойчивым и консолидированным.

Песнь жабы и гадюки

В связи с выступлениями различных публичных лиц, а также с недавними танцами в средневековых доспехах в СовФеде, люди всё чаще вспоминают повесть «День Опричника» Владимира Сорокина.

В действительности, если мы отбросим антураж, треш и идеологию, сорокинские опричники – идеальный пример того, как ведёт себя выигрышная коалиция в авторитаризме.

В течение дня опричник Комяга (историк, кстати, по образованию, что тоже очень показательно) занимается не столько своими служебными обязанностями и даже не столько личными поручениями государя, сколько извлечением ренты из своего положения. Будь то крышевание отдельных граждан за фиксированную стоимость или конфликт с другими элитными группами за право извлекать выгоду, вся опричнина зарабатывает нелегальным силовым предпринимательством, параллельно конкурируя за благосклонность автократа с другими группами.

Это, на мой взгляд, разрушает некоторые базовые аргументы в пользу авторитарных режимов. Мне часто говорят: «автократии стабильны и меритократичны». По факту же для подавляющего большинства автократий ложно и то, и другое. Политика в автократии не менее, а более подвижна и рискованна, чем в демократиях. Авторитаризм – не стабильная и монолитная структура, где всё подчинено воле мудрого правителя, а постоянная борьба различных министерств и ведомств за плюшки и влияние, которое автократ не может пресечь, потому что борьба за власть – это основа любой политики, хоть демократической, хоть авторитарной.

Вот только в случае демократии ты проигрываешь выборы и пробуешь ещё раз, ну, или не пробуешь. А в автократии хоть глава государства, хоть его приближённые чаще всего кончает тюрьмой или смертью. Сорокинский Комяга получает пулю от тех, кого он когда-то карал, а настоящие опричники кончили лишением всех регалий, а некоторые – темницей и казнью.

Но в этом есть и хорошая новость: битва жабы и гадюки лишь приближает конец авторитарного режима, деконсолидирует, «расшатывает» его, и ускоряет уход авторкрата. Так что по сути любая автократия – это самоуничтожающаяся структура, у каждой из которой есть свой жизненный цикл.

Заметки на полях к предыдущему посту: с тех пор как губернаторы устроились в авторитарный режим, они часто играют роль козлов отпущения, поскольку на них не только спихивают непопулярные действия (раньше ковидные ограничения + вакцинация, а теперь и военная мобилизация), но и требуют их исполнения (то есть спрос за выполнение показателей в первую очередь с них).

Одна из функций главы региона – быть тем самым десницей, который разгребает последствия решений федерального центра, что бывает непросто, потому что дополнительные полномочия без доступа к ресурсам играют не в плюс, а в минус.

Так что если в автократиях и бывает федерализм, то он действует именно таким образом.

Спасают ли наблюдатели от фальсификаций?

Рассмотрим на двух статьях, посвящённых выборам в ГД РФ 2011 года:

Рубен Ениколопов показывает, что да. В своей статье его команда организует эксперимент: отправляет наблюдателей в рандомные московские округа, и сравнивает результаты с теми, где наблюдателей не было. Разница колоссальная: результаты ЕР на УИКах с их наблюдателями в среднем на 11% меньше, чем на УИКах без них. Более того, и это самое интересное– эффект наблюдается ещё и в соседних комиссиях, которые просто находятся в том же здании. Авторы объясняют это тем, что уже само присутствие наблюдателя внушается нерешительность членам УИКов, даже если они находятся в соседней комнате, и не видят их напрямую, их присутствие останавливает от вбросов, поскольку создаёт иллюзию наблюдения.

А вот Андрей Бузин (сопредседатель наблюдательского движения "Голос") показывает, что нет. Не ожидали такого поворота? Он и соавторы используют тот же метод рандомизации, что и в предыдущей статье, но изучают уже не только Москву, но и дополнительно 20 субъектов РФ. По их результатам, разница между участками с наблюдателями и без статистически незначима, а там, где она всё же значима – слабая, колеблется от 1 до 2%.

Почему результаты исследования одних и тех же выборов с одними и теми же методами получились такими разными? Бузин и соавторы объясняют это несколькими факторами:

> Во-первых, необходимо учитывать уровень электоральной манипуляции. Если это обыкновенный вброс или "карусель", наблюдатель в состоянии заметить нарушение. В том случае, если фальсификации оформляются на более высоком уровне, а результаты буквально "рисуются", наблюдатели зачастую не в состоянии что-либо сделать.

> Во-вторых, влияет сам уровень подготовленности наблюдателя. Возможно, члены УИК не станут фальсифицировать прямо у наблюдателей на глазах, но всё же попробуют сделать это при недостаточной внимательности наблюдателей. Или просто дождутся, пока они уйдут. По своему наблюдательскому опыту могу сказать, что члены УИК очень часто пытались выпроводить нас до запечатывания пакета с бюллетенями и составления протокола, и очень обижались, когда мы не уходили.

Результаты второй статьи не означают, что наблюдение за выборами бесполезно. Напротив, оно существенно осложняет работу фальсификаторов. Однако следует понимать, что для полноценного эффекта следить за действиями УИК необходимо крайне тщательно, особенно в современных условиях, когда голосование стало многодневным.

Я всегда стараюсь наблюдать на выборах. И я понимаю, что к такому готовы не все. Однако у вас всегда остаётся возможность защитить свой собственный голос от фальсификаций – прийти на свой избирательный участок и проголосовать уже в это воскресенье.

Вы можете это сделать, если живёте в Москве, Северной Осетии, Удмуртии, Марий Эл, Бурятии, Карелии, Краснодарском крае, во Владимирской, Новгородской, Пензенской, Свердловской, Томской, Кировской, Саратовской, Рязанской, Калининградской, Тамбовской, Ярославской или Сахалинской области, в Курске, Омске, Пскове, Твери.

Это не агитация, я не буду призывать вас голосовать за кого-то конкретного, это ваш выбор. И мне кажется, что приятнее сделать этот выбор самостоятельно. Несмотря ни на что, выборы остаются значимым институтом, который крайне искажённо, но всё же влияет на российские политические процессы.

А результаты этих выборов мы проанализируем вместе, на следующей неделе.

Вера в скепсис

Вычитал у коллеги-философини: «Иронично, что главная добродетель нового времени – возможность ставить всё под сомнение – стала главным оружием современных авторитарных режимов». И подумал – насколько же это внутренне противоречивая конструкция.

Вот с одной стороны никому нельзя верить, а с другой – важно быть объективным. То есть истины нет, но вы всё равно не можете занимать ничью сторону, потому что не всё так однозначно. Всей правды мы никогда не узнаем, но при этом мы продолжаем верить, что объективный взгляд есть, и надо продолжать к нему стремиться. Чувствуете этот тонкий резиновый привкус искусственно растянутого дискурса?

Постоянных сомнений мало. Нужно продуцировать и поощрять желание быть «над», быть беспристрастным арбитром. И людям такая роль, судя по всему, очень нравится: ты ни с теми, ни с другими, стоишь с белом пальто, красивый/ая, и кидаешься калом во всех, кто во что-то верит. Ну потому что «ахаха, как можно во что-то верить в 2к22, надо быть выше этого!». А пока люди упиваются своим тщеславием, побеждает тот/та, у кого в руках дубина.

Таким образом, крайне рекомендую слать лесом всех, кто требует быть объективнее. Инфополе не резиновое, ребята. О минусах демократии и мигрантах в Европе поговорить всегда успеем.

Копирую хорошую подборку недавних академических книг о политике РФ от профессора университета Хельсинки (а до недавних пор и Европейского Университета СПб) Владимира Гельмана, которая набрала незаслуженно мало просмотров. Замечу только, что не согласен с его посылом делить страну на «до» и «после», поскольку существенных институциональных изменений не произошло, а значит, следует не перечёркивать уже имеющиеся выводы, а дополнять их.

Sergei Guriev, Daniel Treisman, Spin Dictators: The Changing Face of Tyranny in the 21st Century (Princeton University Press, 2022) – 9/10. Подробный анализ «информационных автократий»: диктатур нового типа, которые опираются главным образом на ложь и манипуляции (а не на страх и насилие) в качестве основного инструмента господства и которые стремятся проводить курс «авторитарной модернизации». Авторы рассматривают стратегии пропаганды, цензуры и международной легитимации режимов в России, Китае, Венгрии, Турции и других странах. Однако в отношении России книга, кажется, стала устаревшей еще до ее выхода в свет – происходящее после 24.02.2022 гораздо в большей мере напоминает «классические» автократии ХХ века, нежели современные «постмодернистские» диктатуры.

Adnan Vatansever, Oil in Putin’s Russia: The Contests over Rents and Economic Policy (University of Toronto Press, 2021) – 7/10. Переработанная версия диссертации автора книги содержит детальный анализ нефтяной политики (oil policy) и связанных с нею перераспределительных аспектов в постсоветской России сквозь призму теории «вето-игроков». Слабость этих игроков позволила Путину проводить желательную для него политику, не будучи связанным институциональным ограничениями. Для тех, кто не слишком знаком с изучаемой проблематикой, книга может служить полезным введением в тему. Однако те, кто хорошо владеет материалом, скорее, отметят, что книга содержит не так много нового по сравнению с тем, что было известно до ее публикации.

Imogen Sophie Kristin Wade, Innovation and Modernisation in Contemporary Russia (Routledge, 2023) – 7/10. Книга о том, как российские наукограды, технопарки и другие проекты (Сколково) даже при значительных финансовых вливаниях со стороны государства в 2000-2010-е годы так и не стали (и теперь уже не станут) моторами экономического роста, основанного на инновациях. К сожалению, исследовательница много раз ставит вопрос «как?», но мало задается вопросом «почему?», и вследствие этого подхода ее книга оказалась гораздо более описательной, нежели аналитической. Подробные «истории вопроса», начиная с 1950-х годов, оставляют в тени выяснение роли институтов и стимулов, которые препятствуют успешному policy entrepreneurship в России (и не только).

С возгласами о том, что все демократии на самом деле авторитарны, я уже смирился. Очевидно, что они носят скорее эмоциональный характер внутреннего протеста против идеализации демократических режимов, который, хотя и гиперболизирует влияние крупного капитала на политические процессы, но всё же не лишён некоторых оснований.

Но вот чего я действительно не могу понять, так это устойчивого, широко распространённого мнения о том, что выборы президента США 2020 года были сфальсифицированы. Ну как можно на протяжении полутора лет мусолить эту тему, когда данные по распределению результатов буквально доступны всем, кто захочет на них посмотреть? Хороший разбор на русском здесь. С графиками и сносками, которые также можно перепроверить. Видно, что нет ни корреляции с явкой, ни аномалий при голосовании по почте, ни чрезмерно высоких результатов на участках-аутлаерах.

Однако существуют и совсем потерявшие контакт с реальностью фрики, которые скажут, что все данные нарисованы. От и до. Можно ли хотя бы гипотетически представить это? Разумеется, нет. Искусственные данные всегда видно, всегда есть несостыковки в нормальном распределении и соотношении с реальными голосами избирателей, на которые вынуждены ориентироваться даже самые отъявленные автократы. И политологи, занимающиеся электоральными исследованиями, давно нашли способ выявлять фальсификации статистически.