Мучительская

Если бы мы отмотали время назад на 200 лет, то во всей красе смогли бы ощутить схожесть взглядов столь разных людей. Пушкин в 1831 году напишет знаменитые строчки к юбилею выпуска из лицея:

Давно ль друзья... но двадцать лет
Тому прошло; и что же вижу?
Того царя в живых уж нет;
Мы жгли Москву; был плен Парижу;
Угас в тюрьме Наполеон;
Воскресла греков древних слава;
С престола пал другой Бурбон (III, 879—880)

Современники поэта все события, происходящие в тот момент (война 1812 года, переворот в сторону Александра I, греческое восстание, восстание декабристов) ощущали живо, страстно и кровь юноши закипала от одной только мысли поучаствовать в подобных исторических вещицах лично. Так, Ю.М.Лотман пишет о том, что молодые люди отказывались от идеи быть верным и примерным семьянином, не спешили жениться и заводить семьи, а в мечтах (и на деле) погружались в пучину всех потрясающих мир (и Российскую Империю в том числе) историй: “они запирались в своих кабинетах, читали политические трактаты, размышляли над будущим Европы и России. Жаркие споры в дружеском кругу влекли их больше, чем балы и дамское общество”. Мужской мир действительно был оформленной структурой, в которую попасть было почётно и необходимо для подтверждения своего честного имени. Светские дамы жаловались на недостаток внимания со стороны мужчин, мол, везде болтают про свои войны, заговоры и обсуждают политику.
О времена, о нравы!

Как специалист по всяким морбуальным штуковинам и аддикциям, я часто подмечаю болезненную составляющую обыденщены, которая состоит в вечном соитии и борьбе двух тем, вызывающих страх — любовь и смерть. От русских писателей и поэтов до всякой банальщины вроде текстов песен группы Jane Air протянулась боль на грани с садизмом и мазохизмом (то, что любят называть еще великой страдальческой русской любовью, наполненной большим количеством вопросов без ответов).
Большой русский вопрос состоит не в том, как любить так, чтобы было счастье. Русская любовь граничит со страхом, с паузами, с молчанием, (которое и вызывает чувство страха), с огромными томами рефлексии по отношению к миру, к бытию, к Другому.
Любовь как и смерть в этом отношении приравниваются друг к другу, притираются. Неспроста все эти метафоры конца отношений, в сознании отпечатываются со смертью, похоронами человека. Смерть по сути отзывается в человеке так же, как и любовь. Они становятся равноценными.

История никогда не вырывается за рамки мифа. А все литературные сюжеты, которые мы знаем, сводятся к архетипам, которые мы можем найти в мифах.
Историки - это рассказчики. Все они изначально работают с одними и теми же фактами, эмоционально по-разному окрашивая нарратив. Почему же одни «теории» получали огромное тиражирование, а другие пылились на полках? Ведь это происходило всегда, происходит и сейчас.

Успешными оказывались те истории, которые формировали у читателей определённый горизонт ожидания. А как он формируется? Исходя из того тона пропаганды, который витает в воздухе.

Поэтому в любом историческом событии мы обращаемся к микроистории и рассматриваем частные подробности, имеющие индивидуальный характер.

История, как наука, не несет за собой точности, посему получается, что исторический текст мы можем воспринимать как литературный артефакт. И только путем сравнения разных авторских вариантов (ведь история не обезличена, за каждым трудом стоит свой автор), мы можем на немного прикоснуться к истинности момента.

Сейчас мы можем только наблюдать, делать какие-то выводы по историческим событиям невозможно, я уже писала про определенную историческую дистанцию, которую необходимо соблюсти для более-менее адекватного восприятия. Но история вершится на наших глазах.

Важно понимать, что вокруг нас надут огромный пузырь и со всех сторон нас вписывают в различные голоса эпохи. Но если помнить о том, что нам транслируют мифы, то к этому получается относиться проще.

Сейчас пока все воспринимается как художественный текст. А детали к этой картинке мы получим ещё не скоро.

Есть много вопросиков к поуехавшим в разные страны из России сразу после начала СВО.
Я много хожу по мероприятиям, связанным с медийкой в последнее время и часто слышу примерно один и тот же возглас по отношению к этим людям. Мол, нельзя называть их гнилью, нельзя их оскорблять, многие из них являются прекрасными специалистами, имеющими уникальные знания по выращиванию единорогов, а если мы будем гадости про них говорить и гнобить тем, что они поуехали, то лишимся священных знаний и даже отстанем в развитии от других стран на десятки, а то и сотни лет. Но действительно ли эти люди нам нужны? Действительно ли они не могут быть заменены?

У моей начальницы есть прекрасная фраза, описывающая все это кратко: “Незаменимых людей нет”. Первое время меня очень бесило это высказывание, во мне подымалась волна негодования, как же можно так не ценить и не дорожить своими сотрудниками?

А теперь я прекрасно понимаю смысл этого высказывания. Если ты хочешь построить страну с определенным политическим курсом, тебе не нужны те, кто будут изнутри подрывать все твои усилия. Мы за десятилетия уже насмотрелись на то, как либералы радостно раскачивали лодку, делая ставку на поколение 15-17 лет. В 2017 году, когда ФБК, Навальный и Ко устраивали истерию с митингами, боротьбой с коррупцией, давясь слюной, все эти блогеры, твиттерские, фейсбуковские (бывшие жжшники) смеялись над тем, что Алексей Анатольевич взял себе на вооружение армию, состоящую из детишек. Но детишки уже выросли, тем, кому в 17 году было 15 уже 20, а тем и паче, кому было около 20 уже женились, родили детей и развелись. И уже эти люди, которым годами пропихивали нужную повесточку, выбрались из внешнего твиттера и побежали галопом, пересекая границы, теряя в дороге связи с семьей, любимыми, языком, культурой и страной.

В начале всей этой истории были красивые сравнения поуехавших с “философским пароходом” и правильно тогда подчеркивали, что сравнивать Эринбурга, Бунина, Набокова с либеральными айтишниками или феминистками, как минимум, глупо. Да, были среди релокантов и те, кто сильно не хотел уезжать, но “вынудила” компания. Но все же большинство уезжали по политическим причинам, даже не за какой-то там эфемерной “лучшей жизнью”. И тут-то пришло озарение (не сразу, конечно), что та самая либеральная и такая правильная Эуропа почему-то не такая сладкая и вкусная, какой её рисовали последние лет так двадцать с экранов блогеры-недописатели. Дубинками все же бьют, но, правда, резиновыми. И тараканы все же есть, но, правда, они уже как-то покрасивше отечественных.

Возвращаясь к вопросу о том, нужны ли нам те, кто уехал, следует включать жесткий фильтр. По моему скромному мнению, люди сами делают свой выбор и если человек сбежал, сверкая пятками, и после побега стал активно поливать грязью свою родную страну, то грош цена этому человеку. Будь он хоть трижды хорошим специалистом, нам такие люди здесь не нужны. В конце концов вырастим новое поколение, благо у нас есть ресурсы и мы не живем в коробке, никто не может отобрать у людей право на научное знание.

Ну и железный занавес мы все же не опускаем.

Эта ситуация внесла в нашу жизнь важное замечание. Нам необходимо делать все для того, чтобы быть русским - стало привилегией. Раздавать гражданство налево и направо для меня выглядит как-то грустно, такими вещами разбрасываться нельзя. Когда мы ужесточим получение гражданства (а для этого нужно вводить строгий(!) экзамен на знание русского языка, литературы, отечественной истории), тогда люди будут бережнее относиться к своему паспорту. Мы уже живем в прекрасной России будущего, у нас есть все ресурсы, мы наконец-то стали раскачивать патриотическое воспитание, вернулись к тому ощущению, что русским быть хорошо. А для тех, кому все это не нравится двери как раз и были открыты. Мы будем продолжать строить лучшую страну для своих детей и ради своих детей.

Воспитаем, выучим, еще смеяться будем над тем, что когда-то была эпоха релокантов.

Россия начинается с нас и продолжается в наших детях.

Будущее будет за теми, кто любит свою страну и гордится своим Отечеством.

Я никогда не сомневалась в том, что я русская. Ни что во мне не кричало, не ломало мои кости изнутри, не подсвечивалась кровь в венах, намекая на иные гены.
Мой прадед Торопов Семён Андрианович когда-то решил выбиться в люди и стать предпринимателем начала XX века. Не знаю предыстории (выкупался ли он или просто бежал с семьей), но знаю, что в нынешней Волгоградской области был у него дом, сельскохозяйственные машины, тир, веялка, косилка, посева 60га, сенокоса 20 га, сада 0,5 дес, аренды 35 дес, рабочих 8, лошадей 2, коров 2, гуляка 12.
В 30-м году моему прадеду было 49 лет. “К проводимым мероприятиям Советской власти относился враждебно” - сказано в справке о реабилитации. Его вместе с семьей раскулачили и сослали в Казахстан. Но на этом история не закончилась. 18 апреля 1942 г. СПО УНКВД Северо-Казахстанской области он был арестован по статьям 58-10, 58-11 УК РСФСР и приговорен к 10 годам без права переписки.
Мой дед, рожденный в казахстанских степях, после войны переехал обратно в Волгоград, где встретил мою бабушку - комсомолку Валю Федину. В 1958 году она отстраивала послевоенный Сталинград, её рукам принадлежат многие дома центрального района (ныне улица Краснознаменская, проспект имени Ленина). Шестнадцатилетняя девочка, сбежавшая от тирании матери и безысходности деревенской жизни, не закончившая и 8 классов, ведь в школу нужно было добираться каждый день 20 километров, она переехала в Сталинград и стала работать на стройке, училась в вечерней школе и работала не покладая рук. Однажды моя бабушка тяжело заболела, у неё подозревали туберкулёз. В молодости она была женщиной южной и знойной красоты: длинные чёрные волосы, утонченные черты лица, она была статной и знала себе цену. У неё было много поклонников, но болезнь подкосила её и единственным мужчиной, который не побоялся остаться рядом с ней был мой дедушка. Он часто навещал её в больнице и говорил, что не оставит её никогда. Он сдержал своё слово, у них родился сын, мой дядя Владимир. А позже и дочь, моя мать - Татьяна.
Мои родители познакомились в Волгограде в 90-х, мама была поздним ребенком, рано вышла замуж. Они впервые встретились с моим отцом в троллейбусе. Мой отец приехал из Ярославля поступать в академию МВД и в 96 году на свет появилась я. Еще через три года моя сестра.
Мой отец прошёл через обе чеченские. Война меняет людей и двадцатилетний мальчик, оказавшийся в Чечне, встретившийся лицом к лицу со смертью своих боевых товарищей, тяжело проживал мирную жизнь, вернувшись в Волгоград.
Мы с сестрой жили в мирное и сытное время. Воспоминания моего детства полны прекрасных моментов. Жизнь моя была полна радостей, путешествий, поездок на море каждый год и бунтарского подросткового времени. Когда мы приходили на семейные праздники в гости к моему дяде, я всегда с удовольствием рассматривала ковер на стене в гостиной, на котором были вывешены флаги России, геральдика казачества и штук десять шашек. Никто из нас никогда не вступал в казачий круг, но все чтили память предков.
Никто из нас никогда не сомневался в том, что мы - русские.
Русская кровь, которую так старательно пыталась советская власть выкачать из моих предков репрессиями, пережила ту самую власть. Русская кровь продолжает течь в жилах моей семьи. Русская кровь течет в моем сыне.
Быть русским - значит гордиться своей страной. Быть русским - терпеть. Быть русским - любить свою родину и возвращаться к родной земле, даже если тебя репрессировали.
Быть русским - чтить память своих предков и никогда не забывать свою малую родину. Мы все - часть большой страны и длинной истории.
Мы русские. И всегда будем русскими.

***
Проливается русская кровь.
Там, где брат.
Там, где враг.
Только вера теперь нас спасёт.
Как был прав про февраль Пастернак.

(24 февраля 2022)

***
На руинах старого мира
Мы свой дом построим.
Холодно, боязно и тоскливо,
Но кто знает чего мы теперь стоим?

Σεπτεμβρίου

Осень в этом году имеет минорный букет.
Подающих тебе амброзию сердца
Больше нет.
Больше нет согревающих рук,
И объятий в знак первой встречи.
Это все изменяет конструкт,
Больше нет отношений человеческих.

Мы привыкли быть вместе и врозь,
Но когда разделяла Фонтанка нас,
Охта малая, Невка малая или даже Нева большая.
Решено было пить кальвадос
По заветам того самого.

Кисть рябины оборвана,
Руки милого все быстротечней
Растворяются в облаке дыма аэропорта,
Ты не знаешь уже, что человечней
Быть с толпою таких же, как ты
Или дома.

и при чтении стихотворения перед глазами встает картина осеннего Петербурга, окутанного в рыжую и золотую листву, на черно-фиолетовом фоне. Или же, что возможно, картина Рембрандта «Даная» как раз и вдохновила кружок Арефьева и самого Мандельштама, на создание этого стихотворения, на ней мы видим много желтого и золотого, что тоже могло вдохновить на воспроизведение образа осени. Последняя же строчка стихотворения отсылает нас к раннему Маяковскому и его «Из улицы в улицу»: 

Фокусник

рельсы

тянет из пасти трамвая,

скрыт циферблатами башни.

Мы завоеваны!

Ванны.

Души.

Лифт.

Лиф души расстегнули.

Здесь мы видим и трамвай, рельсы которого тянет фокусник и лифт, и расстегнутую душу. А «лысеющие гривы садов» можно считать отсылкой к садам, которые охраняются львами, например, это могут быть львы на Западной стрелке Елагина острова, так как за ними открывается вид на прекрасный зеленый парк или же это львы у Адмиралтейства. 

При жизни автора не было опубликовано ни одно из его произведений. Мы можем найти первые публикации среди самиздата 1970-1980-х годов заграницей, в России же первый раз стихи Мандельштама были опубликованы лишь в 1991 году. 

Роальд Мандельштам.


***

Осень.

Босая осень

В шкуре немецких львиц,

В перьях их медных сосен

/Стрелы Стимфальских птиц/.


Ветер монеты сеет…

Осень.

Даная.

Миф.


Гривы садов лысеют.
Ржет полуночный лифт. 


КАЧАНИЯ ФОНАРЕЙ


Белый круг ночной эмали,

Проржавевший от бессониц

И простудного томленья

Перламутровой луны,

Плыл, качаясь, в желтом ветре,
И крылом летучей мыши

Затыкал глазницы дому.
Темнота весенних крыш!

За окном рябые лужи,
Запах лестницы и кошек

(Был серебряный булыжник

В золотистых фонарях).

А за стенкой кто-то пьяный,
В зимней шапке и галошах,
Тыкал в клавиши роялю

И смеялся. 


АЛЫЙ ТРАМВАЙ


Сон оборвался. Не кончен. 

Хохот и каменный лай. - 

В звездную изморозь ночи 

Выброшен алый трамвай. 


Пара пустых коридоров

Мчится один за другим.

В каждом — двойник командора - 

Холод гранитной ноги. 


- Кто тут?

- Кондуктор могилы!

Молния взгляда черна.
Синее горло сдавила

Цепь золотого руна. 


- Где я? (Кондуктор хохочет).
Что это? Ад или Рай?

- В звездную изморозь ночи

Выброшен алый трамвай!


Кто остановит вагоны? 

Нас закружило кольцо. 

Мертвой чугунной вороной 

Ветер ударил в лицо. 


Лопнул, как медная бочка,

Неба пылающий край.

В звездную изморозь ночи

Бросился алый трамвай!


Роальд Чарльсович Мандельштам родился в Ленинграде 16 сентября 1932г.  Во время блокады Ленинграда был эвакуирован  в Казахстан, где жил вместе с отцом и бабушкой. Только в 1946 году Роальд вернулся в Ленинград. Здесь он учился в Политехническом институте, затем поступил на восточное отделение ЛГУ. Уже в конце 1940-х вокруг Мандельштама образовывается кружок художников, бывших учащихся СХШ (Александр Арефьев, Александр Траугот, Вадим Преловский, Рихард Васми, Шолом Шварц, Валентин Громов,Владимир Шагин). Именно общение внутри кружка с художниками-нонконформистами подарило поэту необыкновенный акцент в его творчестве на внешней изобразительности, взаимосвязь между поэзией и живописью. В стихах Роальда также прослеживается дань классикам, в частности, поздним романтикам и акмеистам (образ трамвая, унаследованный Мандельштамом от Гумилева, например). Во многих произведениях автора мы можем найти различные цветовые гаммы, которые окрашивают настроение в тон, если это трамвай, то он обязательно алый, если это взгляд, то он обязательно черный, если это ветер, то, конечно же, желтого цвета, а сдавленное горло будет синим. Цвета схожи с теми, что мы часто можем увидеть на полотнах художников-авангардистов, да и вообще именно эти цвета характерны для описания Ленинграда-Петербурга, который так часто в своих произведениях рисует автор. При этом, если мы будем сравнивать стихотворение Н.С. Гумилева «Заблудившийся трамвай» со стихотворением Роальда «Алый трамвай», то не смотря на общность темы (это и сам по себе образ загадочного трамвая, и описание города), мы найдем много различий. В частности, тем, что отличает эти произведения будет как раз образ города. Если Гумилев расчерчивает пространство внутри стихотворения, дает определенную карту и наносит на нее штрихи в качестве упоминаний Невы, Исаакиевского собора, т. е. читателю в любом случае становится понятен и маршрут, и местонахождение героя, то у Мандельштама все происходит по-другому. В «Алом трамвае» город предстает абсолютно безликим и пугающим, не за что зацепиться, присутствует ощущение того, что читателя просто выбросило в открытый космос и именно там, среди «звездной изморози ночи» происходит все действие.

Другое стихотворение Роальда Мандельштама «Осень. Босая осень...» отсылает читателя к мифу о Данае. В этом мифе повествуется о Зевсе, пораженного красотой узницы Данаи и пришедшего к ней в покои, обратившись золотым дождем, подарившего ей сына — Персея. Многие художники воплощали на своих полотнах этот момент, он стал очень популярным в западноевропейском искусстве (начиная с эпохи античности и заканчивая искусством нового времени). Так, на картине Густава Климта Даная представлена в гамме пяти цветов: ее волосы написаны огненно-рыжим, фон черный с вкраплениями зеленого и фиолетового, но самый яркий акцент представляет собой золотой дождь. Так

Скольких поэтов XX века вы знаете (помимо курса классической литературы)?
Существует мнение, что на Ахматовой заканчивается век той самой интеллектуальной, знакомой нам со времен школы, поэзии и начинается что-то, что тяжело поддаётся описанию.
Сегодня я предлагаю вам познакомиться с автором, которого вы, скорее всего, не слышали ранее. Попробуйте открыть для себя грани поэзии, существовавшей в советское время, не смотря на обстановку, быт, стихи этого автора дышат жизнью и любовью к Петербургу и миру.