Анастасия Решетняк. Литревью


Kanal geosi va tili: ko‘rsatilmagan, ko‘rsatilmagan
Toifa: ko‘rsatilmagan


Похожие каналы

Kanal geosi va tili
ko‘rsatilmagan, ko‘rsatilmagan
Toifa
ko‘rsatilmagan
Statistika
Postlar filtri


Как замерить политическую поляризацию в казахстанском обществе?

Мы в @paperlabkz давно хотим рассказывать про текущие исследования, но вечно не доходят руки. Думаю, буду немного делиться здесь.

В прошлом году мы запустили исследование политической поляризации. Референсом послужили проекты Pew Research и European Social Survey.

Сложность, к примеру, в сравнении с американской политической системой, состояла в том, что у нас нет оформленных и противостоящих друг другу политических движений или групп, поэтому нет «базовой» опоры для определения главенствующих ценностей.

В ходе массового опроса (n=1200) мы задали респондент_кам 10 вопросов, чтобы определить их политические, экономические и социокультурные предпочтения. Вопросы были в дихотомическом формате (например: «Казахстану нужен сильный лидер, который стоит над остальными органами власти» VS «Казахстану нужен лидер, подотчетный органам власти и гражданам»).

В итоге, обработав данные опроса с помощью кластерного анализа, мы получили 5 кластеров (и шестой, состоящий из «неопределившихся»), достаточно выпукло отображающих спектр взглядов в казахстанском обществе. На каждый кластер лично я могу подобрать целый ряд своих знакомых, это работает 😁

Следующим этапом мы провели по 2 фокус-группы с представитель_ницами каждого кластера, чтобы сделать портреты ещё более детальными. В итоге у нас есть (названия рабочие): социал-демократы, приверженцы традиций, экономические либералы, неопределившиеся, конформисты и лоялисты.

Мы (по крайней мере, руководительница проекта Алия Тлегенова и я) получаем большое удовольствие от работы над докладом, и скоро он (а возможно, вместе с ним и разные интерактивные опции) будет доступен на сайте Paperlab.

Stay tuned!

#paperlabresearch #researchongoing




Как война в Украине влияет на внешнеполитические приоритеты в Центральной Азии

Вообще, до 2021 года я занималась в основном исследованиями в области внешней политики. Потом поняла, что хочу быть «ближе к людям» и почти полностью переквалифицировалась. Но вот в конце прошлого года почитала документы, послушала программные заявления, поговорила с экспертами и написала небольшой документ о том, как на нашем регионе отразилась российская агрессия в Украине и последовавший за ней пересмотр двусторонних и многосторонних отношений.

Доклад целиком на нашем сайте, а тут поделюсь некоторыми собственными соображениями дополнительно:

— гарантий безопасности (особенно в нашем регионе) нет. Казалось бы, это стало понятно после Крыма, но у кого-то до сих пор остались иллюзии.
— путин и команда своей «борьбой с неоколониализмом» изо всех сил пытаются перехватить деколониальную повестку, и это может крайне негативно отразиться на деколониальных процессах, в частности, в странах ЦА.
— региональные структуры безопасности не работают. По крайней мере, не на страны региона.

Самая сложно принимаемая мысль: мы никому не нужны. Мы не рынок, мы маленькая аудитория, у нас нет политического веса (как бы некоторым казахстанским коллегам ни хотелось изображать из нас middle power, даже PhD тезис на эту тему читала). Это уже надо принять, отпустить больные амбиции и начать реально интегрироваться, даже в ущерб сиюминутным выгодам. Потому что иначе никак.

#paperlabresearch

https://paperlab.kz/vozdejstvie-vojny-v-ukraine-na-vneshnyuyu-politiku-ca


Дилеммы и решения относительно AI в П/ПНЭ

Как экспертка по П/ПНЭ я состою во всех мыслимых и немыслимых сетях и стараюсь максимально использовать их возможности. Сегодня сходила на вебинар по искусственному интеллекту, организованный Секретариатом ОБСЕ.

AI стал в последние годы такой «пугалкой», когда дело касается распространения языка вражды, дезинформации — насильственный экстремизм эта тема тоже не обошла. Начался разговор с супер-привычных аргументов: контент теперь стало делать дёшево, не нужен такой бешеный продакшн, как ИГИЛ выстраивал с 2013 года: достаточно уметь работать с AI-ресурсами, чтобы создать дипфейки, склеить фейк-выпуск ВВС news, и далее в том же духе. Всё это дело сложно мониторить; рядовой пользователь не владеет навыками фактчекинга (или не пользуется ими; или выбирает ими не пользоваться). Но и для PVE искусственный интеллект может быть полезен: например, для тестирования проектов кампаний и конкретных контрнарративов.

С другой стороны, очень серьёзно в Европе подходят к вопросу использования AI самими силовыми структурами, а также практиками П/ПНЭ, выделяя ограничения этического и правового характера, необходимость соблюдения принципа «не навреди», поддержания общественного доверия к госорганам и практикам. Тоже достаточно очевидные вещи, но всегда хорошо иметь процедуры. По этому поводу Интерпол с UNICRI разработали целый пакет инструментария по использованию AI, от теоретических до очень практических аспектов. Можно посмотреть тут, выглядит крайне дотошно: https://www.interpol.int/How-we-work/Innovation/Artificial-Intelligence-Toolkit.

И штука, которая впечатлила меня больше всего — новый ресурс в рамках проекта INDEED (если вы занимаетесь P/PVE, вообще очень советую их сайт), позволяющий практикам (например, НПО) собрать инициативу/интервенцию «на коленке» за пару кликов. Со всеми этическими надстройками, мониторингом и оценкой, прочими радостями. Ссылку прилагаю тоже: https://www.toolkit.indeedproject.eu/EbemToolView.

Вообще, проблема многих экспертов (как академиков, так и практиков) в том, что они склонны «бронзоветь» и переставать воспринимать новое. Но об этом в другой раз (не делайте так, пожалуйста).

#pvetheoryandpractice


Асель Мукашева о роли айтыса как объединяющего «народного» искусства в советский и постсоветский периоды. Отлично выстроена хронология и подобраны связующие темы (земля, модерн, казахский язык, независимость, Желтоқсан), но мне не хватило анализа (социолингвистического?) самих текстов.

Мерей Отан о месте традиционных инструментов (домбры и кобыза), их роли в «советизации» казахской музыки и переосмыслении национальной идентичности в период независимости. И о том, как с помощью электродомбры (и культа маскулинности) «Алдаспан» покоряет мировую рок-сцену.

Алия Кадырова и её постколониальные алматинские рассказы – это (не всегда позитивное) узнавание Алматы в 2010-х и украшение сборника, возвращение дискурса к «простым» людям, которые пытаются нащупать свою, частично утерянную идентичность.

Зира Наурызбаева об адайцах как носителях уникального опыта колонизации и постколониализма: деконструкция мифов о жестокости, воинственности, обособленности. Крайне интересно о том, как адайцы популяризовали и почти распространили на всю страну практику празднования Амала.

Алима Бисенова о конструкте «женщина Востока» и том, как он трансформировался – от русских этнографических экспедиций XIX века через «красные юрты» до интервью ИК Дудю (очень смешно: объясняется, кто такие ИК, но ни слова о том, кто Дудь). Классный разбор, но в заключительном разделе авторка разговаривает не с читателем, а с какими-то своими оппонентами 🙂

В целом, сборник выглядит как первый номер журнала о пост/деколониализме в Казахстане — очень крутой задел. Была бы рада, если бы вышла вторая часть, по крайней мере.

#litreview


Qazaqstan. Казахстан, قازاقستان: лабиринты современного постколониального дискурса / под ред. Алимы Бисеновой

Первое впечатление — крайне приятные вёрстка и печать. По содержанию – в сборнике 7 разделов от 7 авторо_к. Вкратце о каждом:

Кульшат Медеуова о соотношении смыслов в архитектуре Астаны (и не только). Мой персональный фаворит. Дешифровка символов, которые, живя в столице, встречаешь ежедневно. Отдельно порадовало об ощущении пространства (на фото 1, сама, выросши в степи, так чувствую).

Дмитрий Мельников о постсоветской литературе на русском, или «как быть казах_стан_ским писателем, пишущим на русском языке», через анализ творчества Олжаса Сулейменова, Дюсенбека Накипова, Ануара Дуйсенбинова и других. Импонирует идея, что сочетание би/мультилингвизма с деколониальной рефлексией «позволяет работать с травматическим опытом конструктивно» (фото 2).


A_Framework_for_Explaining_National_P_CVE_Programs_A_Case_Study.pdf
1.3Mb
Написание PhD тезиса — очень одинокое дело. Поэтому классно было бы иметь поддержку, но у меня её нет: научная руководительница 8й месяц находит отговорки, почему не может посмотреть мой драфт; зарубежный консультант во время ковида поймал какую-то паранойю и перестал выходить на связь (ладно, не совсем; ежегодно поздравляет с Наурызом в вотсапе); не говорю уже о переписке, которую я в течение последнего года веду с клерками из финцентра насчёт отработки.

В общем, ситуация тревожная. Но тему я свою всё ещё очень люблю, не могу перестать говорить о ней с людьми (так что лучше не спрашивайте меня о дисере при личной встрече — чревато) — а это значит, что однажды я таки доведу это дело до конца.

#phdnews #workinprogress


Страдания по дисеру, или почему я всё ещё не защитилась

Думаю, это канал не будет полноценным без рубрики о моём дисере. Большинство из вас знакомы со мной лично, некоторые — с завидной регулярностью спрашивают что-то вроде: «ты же уже защитилась?». Рассказываю, как обстоят дела на сегодняшний день.

Идея работы у меня была давно, и она строится вокруг исследовательского вопроса: как в Центральной Азии сложились такие практики ПНЭ, какие сложились (а они очень противоречивые), и (поскольку специальность у меня — международные отношения) какова в этом была (и есть) роль внешних игроков.

В 2018-2020, ещё работая в КИСИ, я написала драфт монографии о том, как политику ПНЭ воспринимают практики «первой линии» — сотрудники региональных акиматов (управлений по делам религий и подведомственных организаций), которые напрямую работают с уязвимыми группами. Провела (в 2018 и 2020) две волны опроса, охватив более 80% всех, кто работает по ПНЭ в соответствующих учреждениях. Очень интересные данные получились, из них выросла моя (пока единственная, в соавторстве) статья в peer-reviewed журнале — прикрепляю для вас в PDF.

Дальше идея долго мариновалась, я думала и передумывала, брала интервью, полностью переписывала гайды и брала новые интервью, выкидывала целые написанные разделы… хочется сделать хорошее исследование, а на него нужны силы, время и мотивация (самая беда по последнему пункту, конечно). Но уже есть 1,5 главы в относительно готовом состоянии, почти собранное поле, и почти полное видение, как должен выглядеть текст (потому что, как вы понимаете, изучать теории и писать статьи я не переставала).


Опустим все мои треволнения и превращение тренинга из однодневного в двухчасовой; ключевые моменты, которыми хотела поделиться:
— сохраняются все возможные стереотипы о ПНЭ: необходимость «военно-патриотического воспитания» и продвижения «правильной версии ислама», борьба с «заблуждениями»;
— при этом есть глубокое понимание спектра уязвимостей молодёжи, от проблем, с которыми сталкиваются дети трудовых мигрантов, до низкой правовой грамотности и «отчуждённости» от общества и местных сообществ;
— ещё всё в порядке с проектным мышлением: участни_цы хорошо знакомы с проектными циклами, но понимают и ограничение политических систем, когда нет пространства, средств, возможностей для того, чтобы нормально осуществлять мониторинг и оценку.

Тренинги для полисимэйкеров и для тех, кто непосредственно реализует политику, мне кажутся наиболее эффективными. Среднестатистическим граждан_кам не обязательно знать детали о П/ПНЭ, с ними надо работать на уровне раннего оповещения (чтобы могли распознавать «красные флаги» и знали, куда обратиться в сложной ситуации).

#pvetheoryandpractice #training #fieldnotes


Зачем молодёжи PVE

Неделю назад по приглашению ташкентского офиса UNODC провела тренинг для молодёжных лидеро_к (и не только) по ПНЭ (профилактике насильственного экстремизма; вы тут будете часто видеть эту аббревиатуру) из 5 стран Центральной Азии.

Целью тренинга было нарастить знания о НЭ для последующей выработки рекомендаций для правительства Узбекистана, которое сейчас готовит драфт рамочной концепции «Молодёжь против НЭ» для обсуждения и подписания на региональном уровне.

Участни_цы тренига — это в основном представитель_ницы молполов разных уровней, активист_ки, нпошни_цы, волонтёр_ки из стран региона. Для визуализации, из Казахстана были представитель молпола из астанинского акимата, проректор регионального вуза, целая делегация от Жастар Рухы, пара активисток.

#pvetheoryandpractice #training #fieldnotes


Меня зовут Анастасия Решетняк, я исследовательница, и последние 3 года работаю в Исследовательском центре Paperlab — пишу всякое и немного руковожу проектами. PhD кандидатка (Международные отношения).

Мой личный исследовательский фокус — профилактика и противодействие насильственному экстремизму, в частности — в Центральной Азии (об этом мой PhD тезис). Шире — вообще безопасность, устойчивость на уровне региона и в Казахстане.

Помимо этого, я тренерка, специалистка по мониторингу и оценке проектов, фандрайзерка. Работаю как внешняя экспертка с ООН, ОБСЕ, GIZ, другими организациями.

В этом канале навряд ли будет что-то в рамках повестки — больше наблюдения с полей, литревью, заметки.


Недавно коллеги составляли список околополитических телеграм-каналов — и выяснилось, что ведут их в основном мужчины.

Думала, почему так. Может, дело в том, что тут можно отключить комменты и вещать в своё удовольствие (кстати, у «женских» каналов — всех, что мне известны — комменты включены!). Интересно, в общем.

Решила как исследовательница провести эксперимент и сделать канал тоже. Вдруг как возьму и как начну вести регулярно — будет сюрприз для меня, и, может, даже польза для кого-то.

12 ta oxirgi post ko‘rsatilgan.

137

obunachilar
Kanal statistikasi